Стахановцы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Стахановцы

1

В перерыве между заседаниями Всесоюзного совещания стахановцев его участники заполнили фойе и залы старинного Кремлевского Дворца. Алексей Горнов задержался в Георгиевском зале, где на мраморных досках почти от пола до потолка выпукло золотились названия полков российских, имена и фамилии героев. «Сколько же их сложили головы за Россию?..» — думал Горнов, читая эти нескончаемые списки.

За спиной раздался знакомый голос:

— Алеша?.. Ну конечно ж ты. Я тебя по опаленной шее узнал! — И так же, как в цехе после рекордной плавки, обняв рукой плечи сталевара, Серго повел его за колоннаду. — Ну как дела идут? Приблизились немножко к броневой плавке?

За полтора года, прошедшие после второй поездки Серго на Магнитку, нарком пополнел, выпуклый лоб потеснил шевелюру, густо запорошенную серебром, но веселый взгляд молодил наркома, и Алексей не чувствовал былой скованности — словно встретился с давним добрым знакомым. И никак не хотелось огорчать Серго.

— Кое-что делается… Но разве одному инженеру-исследователю, трем лаборантам да мне совладать с таким делом?

Серго уточнил, есть ли связь с исследовательской группой Кузнецка, и, услышав, что Горнов об этом не знает, обещал при первом же телефонном разговоре с директором потормошить его да главного инженера, которому за это отвечать в первую голову.

— А другого, с чем выступить, нету у тебя? Что-нибудь важное для всех стахановцев и для нас, руководителей?

— Есть, товарищ нарком, кажется, есть… Раньше думал, что только наши сталевары еще не полные хозяева у печи, а поговорил тут с днепропетровцем и сталеваром с «Серпа и молота», вижу — у них то же самое.. Есть у меня мысль… — И вдруг понял, что идея только замерцала, что с ней выступать нельзя, да и с наркомом неловко таким сырьем делиться. — Обмозговать надо, попробовать на одной печи хотя бы, тогда уж…

— Но и не тяни долго, если дело стоящее. Помощь потребуется — напиши. Учишься, как обещал?

— В вечернем техникуме, вместе с женой.

— Не та ли с косами, что тебя защищала?

— Та самая, Любаша.

— Привез Москву показать?

— Не отпустили с работы, людей нехватка в цеховой лаборатории… Будущим летом отпуск вместе возьмем, тогда и покажу Москву. Жаль только, Кремля не увидит.

Серго вынул из кармана белого френча блокнот, написал два телефона, служебный и домашний, и подал листок Горнову:

— Позвонишь прямо с вокзала и приедешь с женой ко мне. Не беспокойся. Зинаида Гавриловна и наша Этери будут довольнешеньки. Покажут и Москву всю, и Кремль. Я тут живу, рядом.

2

Как Алексей жалел, что не раскрыл Серго того, что задумал!

Всю зиму, весну и лето тридцать шестого года вынашивал идею, появившуюся у него на совещании в Кремле. Обдумывал, советовался со сменным инженером, который и на этот раз поддержал Алексея.

В августе начальник цеха уехал в командировку, и оставшийся за него инженер разрешил Горнову в виде эксперимента сварить и выпустить плавку без сменного мастера.

Опыт получился не совсем удачным. Беспокоясь во время доводки и выпуска, как бы мастер не осуществил свою угрозу — не привел к печи заводское начальство, — Алексей начал спешить и не добился точного попадания в анализ.

Правда, плавку разлили и прокатали потом хорошо, но повод для скандала был дан, и им не преминули воспользоваться недруги. Едва успел начальник цеха возвратиться из командировки, как сменный мастер подсунул ему заявление-ультиматум: если Горнов останется сталеваром, он уезжает на другой завод.

Городская газета опубликовала статью начальника планового отдела заводоуправления, доказывающего, что «предложенный А. Горновым метод сталевар-мастер» противоречит принципам социалистического производства, подрывает авторитет мастера. Обсуждая статью, партийное бюро вынесло молодому коммунисту Горнову выговор, администрация перевела его к другому мастеру, на самую запущенную печь.

Удары, которые обрушились на Алексея, были бы не столь чувствительны, если б не семейный разлад.

— Вечно лезешь, куда не следует, фонари себе набиваешь, — укоряла дома Любаша. — Добился — тебя назвали шарлатаном. Просила же тебя: не озлобляй мастеров — заклюют. Отец тридцать лет сталеварит, в мастера не лезет, а ты?!

Алексей молчал-молчал — и не выдержал:

— Надеешься, что я стану гладенький, что от себя отступлюсь! Зачем замуж пошла? Знала же мою натуру!.. Не согласен я жить, как отец. Сталевар должен быть хозяином печи! Здесь не докажу — на другой завод переберусь, там повторю. Серго перевод даст.

— И разговаривать с таким не станет!

— Поглядим… Отпуск — и еду. А ты как хочешь.

Она покапризничала, но отпуск взяла вместе с Алексеем, и за длинную дорогу до Москвы они помирились.

Заехали к сталевару, с которым Алексей сдружился на совещании стахановцев, побывали в театрах, музеях, в мартеновском цехе «Серпа и молота». Алексей медлил: то хотел звонить Серго, то соглашался с Любашей, что неудобно беспокоить наркома, тем более после провала в цехе. Возможно, Алексей так и не решился бы, но Любаша заболела ангиной, и пришлось поторопиться с отъездом — тут он уже без звонка пошел в наркомат. Серго там не было: врачи предписали ему постельный режим.

— Если, товарищ Горнов, вам лично к наркому, зайдите через пять дней, — сказал помощник Серго.

— Домой спешу, поезд у меня вечером.

— Хотите написать записку?

— Да.

Алексей примостился с края стола, написал:

«Дорогой товарищ Серго!

Жаль, что не мог Вас увидеть. Сегодня уезжаем домой. Любаша себя чувствует не совсем хорошо.

Желаю Вам скорого и полного выздоровления.

Ваш Алексей Горнов».

Из наркомата Алексей поехал на Казанский вокзал, купил билеты, и часа через два молодожены сидели уже в купе мягкого вагона.

Алексея беспокоило состояние Любаши. Ангина обычно протекала у нее не остро. Теперь температура повысилась. Любаша прилегла, попросила расплести косы. Алексей расчесал волосы — тонкое светлое их золото омывало его бугорчатые, в ссадинах, пальцы.

— Безмозглый дуралей! — в сердцах ругал он себя. — Надо же было покупать тебе две порции мороженого.

Любаше стало приятно, что он жалеет ее. Ласково взглянула, чтобы успокоился.

— Иди покури.

Он стоял в тамбуре спиной к гудящему перрону, курил глубокими затяжками, когда позади него послышался высокий женский голос:

— Тебя в жизни так никто не искал, профессор. Должно быть, видный человек этот Горнов…

Алексей повернулся, увидел загорелую шатенку в панаме, видимо, профессорская чета ехала с юга.

— Вы, кажется, сказали — Горнов… Кто ищет?

— Не слышали? Уже давно радио надрывается, наверно, важная персона… Вот опять.

На все платформы и залы раздавалось:

— Внимание! Граждане пассажиры и проводники вагонов! Среди отъезжающих на Урал должны быть Алексей Петрович Горнов с супругой. Попросите их незамедлительно выйти из вагона. У дежурного по вокзалу дожидается представитель Наркомтяжпрома.

Последние слова Алексей уже слышал на бегу. Он бежал к Любаше.

3

После рабочего дня помощник поехал к Серго с докладом по неотложным делам. Захватил с собой и записку Горнова. Прочитав ее, Серго стал отчитывать помощника:

— Сколько раз тебе твердил: о приезде ко мне рабочих докладывать без всякой задержки и в любом случае. Ты же ничего у Горнова не узнал, может быть, его жена нуждается в срочной помощи — найди и привези. Сейчас же!

И не успокоился до тех пор, пока не увидел у себя уральцев, не усадил Любашу в кресло.

— Открой рот, не бойся. Ты же знаешь, что я фельдшер… Ух какой нарыв! Зина, звони хирургу, чтобы пришел. Не нервничай, Любаша, все будет хорошо — станцуем с тобой если не сегодня, так уж завтра обязательно.

После легкой операции боль отступила. Проводив хирурга и увидев, что Любаше стало легче, Серго рассмешил ее историей из своей фельдшерской практики. В далеком якутском селении ему пришлось срочно оперировать заглоточный абсцесс. Он спас больного от удушья, за что шаман объявил ссыльного дьяволом.

— Похож я на дьявола, Любаша? — Серго сдвинул брови, вытаращил глаза, показывая, каким его хотел представить шаман перед якутами.

В чесучовой русской рубахе, в пижамных брюках и в тапочках Серго выглядел домовитым добряком, которому, кажется, интереснее всего распоряжаться по семейным делам. Когда Зинаида Гавриловна принесла Любаше теплого молока, Серго воскликнул:

— Ай, Зина, не могла подогреть красное цинандали! Вино для богов и молодых жен. — Задорные глаза посмотрели на Алексея. — Между прочим, и тебе не вредно.

— Любаша не разрешает.

— Совсем?

— На большие праздники и от простуды — подносит.

— Боевая у тебя казачка, славно тебя приструнила.

Все перешли в столовую. Серго раскупорил бутылку цинандали, наполнил бокалы Зинаиде Гавриловне и Алексею.

— Себя зачем обижаете и Этери? — заметил Алексей.

— Извини, дорогой, но для нас с дочкой готовят специальный эликсир молодости, ни с кем делиться не можем…

Нагнулся к нижним дверцам старенького пузатого буфета, вынул бутылку розовой жидкости.

— Этери, дадим ему полакомиться? — спросил он пятнадцатилетнюю дочь. — Все же гость необычный, лучший сталевар Урала!

— Дадим, — прыснула Этери, блестя из-под густых ресниц черными вишнями глаз.

Серго налил Алексею большой, цвета бирюзы, бокал. Алексей отпил немного, и лицо его сделалось растерянно-смешным.

— Это же фруктовая водица!

— Не нравится? А мне и Этери лучше не надо. Эскулапы это назвали легким напитком наркома тяжелой промышленности.

Предложил тост:

— За молодость — надежду государства! За наших уральцев! За ваше счастье, молодожены!

За этим длинным столом с закругленными углами Любаше и Алексею было так хорошо, как в праздники дома с отцом и матерью. Ели искусно сваренную арталу — говядину со специями, потом стол украсил большой, шумный, из сверкающей меди, русский самовар. Серго ласково подтрунивал над гостями и Этери, пока Зинаида Гавриловна не сказала, что гостям и самому Серго пора отдыхать.

— Нас с Алексеем не трогай, нам поговорить надо.

— Пойдемте, Любаша, — отступилась Зинаида Гавриловна. — Будут болтать до полуночи.

Мужчины пересели на диван — Серго откинулся на спинку, Алексей устроился с краю. Как оказался с глазу на глаз с наркомом, так потерял мужество.

— Неприятности? — спросил Серго.

— Дегтем меня измазали, чуть ли не врагом объявили.

— За что?

— Испробовал сварить плавку без мастера… Не совсем ладно вышла, и поносить стали.

Алексея прорвало, говорил долго и сумбурно. Серго пожал плечами.

— Странно, я ратую за мастера-воспитателя, ты пошел против меня — и у меня же просишь защиты… Как тебе пришла в голову эта мысль: сталевар-мастер?

— На совещании стахановцев в Москве… Там… Я понял, что сталевар еще не хозяин печи. Начинаю плавку, мастер колдует надо мной, шихту подсчитывает, будто без него не в состоянии управиться. Сварил металл, доводка пошла — не смей без мастера. Выходит, не сталевар я — мальчишка при печке. Плавку варю, а выпускать разрешено только ему… За качество не я — он отвечает. Какой же я хозяин, если командуют мною: начальник цеха — раз, два заместителя, сменный инженер, обер-мастер, сменный мастер — это непосредственно на моем затылке. Да еще прибавьте начальство с шихтового двора, миксера, литейного пролета, которое тоже нос сует к печи.

Энергично распрямил пальцы и руки, будто отбросил от себя все лишнее.

— Года три назад, когда осваивали большегрузные печи, может, так и надо было. Но мы же выросли! В одном нашем цехе восемь молодых грамотных сталеваров. И заправочная машина появилась, и об автоматике поговаривают. Все — вперед, а организация труда топ-топ на месте.

Серго встал, начал ходить по комнате. Из того, что он говорил, Алексей уловил обрывки: «Сталеварский Гегель… Намудрил…» Потом Серго бросил громко через стол:

— Пойми психологию людей — никто не хочет быть сокращенным. Да не столько в этом загвоздка. Скажи, кто сегодня без мастера может выпустить плавку легированной стали? Фамилии назови. Загибай, загибай пальцы!

Алексей растерялся:

— Аврутин. Ну, я. Ну…

— Забуксовал. Получается — из стариков один да из молодых один, а в цехе около сорока сталеваров! А организация? Сменный мастер руководит четырьмя печами, регулирует выпуск плавок. Кто за него сделает, если металл поспеет на двух-трех печах одновременно?

— Сменный инженер.

Не сумел больше Алексей усидеть, поднялся.

— Честное слово, будет сталевар-мастер — качество не пострадает и металла больше дадим. Научится сталевар всему, полноправный хозяин у печи будет, а не пешка.

Любопытство и одобрение смешались в глазах Серго с сожалением.

— Не говори за всех. Половина сталеваров умела бы вести тепловой режим, как ты, — я тотчас приказ бы подписал: внедрить метод Горнова. Но ты же знаешь…

— Сегодня, может быть, и рано, — вздохнул Алексей. — А через год-два?

— Дорогой мой Алеша, то, что ты предлагаешь, это, пожалуй, полное слияние труда умственного и физического. При коммунизме будет такое.

— Через сто лет?

— Зачем так много — куда быстрее сбудется, если война не заставит другим делом заниматься.

Алексей потупился:

— Впустую, значит…

— Не переживай. Смелый человек всегда немножко фантазер. Скажу тебе по секрету: твоя мечта мне нравится. Сталевар-мастер! По образованию это будет техник или инженер. Представляешь себе, Алеша, инженер у печи! — И, смакуя каждый слог, произнес: — Пре-вос-ход-ная мечта!

Но тут же унял свой восторг:

— И все-таки это проблема будущего. Сейчас тебя и меня должно беспокоить другое. В вашем цехе какой средний съем стали?

— Четыре тонны с небольшим.

— А у тебя?

— Бывает семь с половиной, бывает иногда десять.

— Видишь, в два раза больше, чем по цеху. У Макара Мазая в Мариуполе чуть повыше твоего. Я расчет сделал, хочешь посмотреть?

Не успел Алексей ответить, как Серго, положив руку на его плечо, повел в домашний кабинет, к письменному столу, вынул из ящика блокнот:

— Садись. Смотри, что получается.

Производительность всех мартеновских цехов, начиная от гигантов, кончая карликовыми с допотопными печами, была внесена на страницы блокнота. Редкий цех давал съемы выше пяти тонн с квадратного метра пода печи, большинство — четыре, а то и три. Средний съем по стране составлял около четырех тонн.

Серго нагнулся над блокнотом, обвел красным карандашом отдельно выведенную цифру.

— Это средний съем у немцев — к шести приближается, А нам надо обогнать, непременно обогнать фашистскую Германию, не то…

Подчеркнул тремя жирными линиями цифру «шесть», а ниже написал еще одну шестерку с четырьмя нулями.

— Совещался я на днях с учеными-металлургами, сказал им: «В сутки нам нужно не сорок пять тысяч тонн, как сегодня, а шестьдесят тысяч». Они мне ответили: «Через два-три года». А ты как думаешь?

Перелистнул блокнот.

— Возьмем твой цех, прикинем, сколько вы можете выплавлять в сутки на двенадцати печах, скажем, в январе — феврале предстоящего года. Реально, без дутых слов, исходя из того, что вы уже выплавляли.

Выяснилось, что рабочие уже прикидывали, обдумывали и пришли к мысли, что в первом квартале тридцать седьмого года цех может дать по четыре тысячи двести тонн стали в сутки, а ко второй половине года подняться и до пяти тысяч.

— Значит, выйдет! — Серго стиснул плечо Алексея. — Вполне выйдет по стране шестьдесят тысяч!

Алексей чувствовал: в разговоре с ним Серго взвешивал весь государственный план. Вероятно, не с одним из мартеновцев советовался, не сразу появилась эта уверенность. Было любопытно и приятно наблюдать, как Серго открыто, искренне радуется тому, что его мысль совпала с мыслью рабочего.

И тут Алексей увидел под настольным стеклом написанные рукой наркома фразы. Они построились столбиком:

«…связь с массой.

Жить в гуще.

Знать настроения.

Знать все.

Понимать массу.

Уметь подойти.

Завоевать ее абсолютное доверие».

Алексей не знал, чьи это слова, но спрашивать неудобно было. Чувствовал только: в этих словах — весь Серго!

Нарком стал что-то разыскивать в книжном шкафу, стоявшем позади стола. Пока он рылся в книгах, Алексей осмотрел кабинет. Просторный. С полками томов Ленина и Маркса возле рабочего стола. С портретами на стенах. Справа — с мудрым прищуром Ленин. Близко к нему — Киров поглядывает дружески. А Сталин — один на противоположной стене. Во весь рост. Идет из заснеженной глубины в шапке-ушанке, то ли в шубе, то ли в длинном пальто. Хотелось подойти рассмотреть, увеличенная ли фотография в продолговатой раме или живопись, но тут Серго отвернулся от шкафа:

— Мы создали в Ленинграде Броневое бюро. Ижора уже катает противоснарядные броневые листы для танков.

— А когда мы с места стронемся, товарищ нарком? У нас на Магнитке пока одни разговоры, и даже не около…

— У вас проблема сложнее — на малых печах и вы бы сумели. Но посмотреть, как на «кислых» мартенах варят эту сталь, тебе не вредно.

— Поработать бы, а не смотреть!

— Что ж, попрошу поставить подручным к хорошему сталевару. Не обидишься? Сколько у тебя осталось отпускных дней?

— Четырнадцать. Но Любаша…

Смеясь, Серго приблизился к Горнову, потрепал его солидно отросший чуб:

— Мне и Зинаиде Гавриловне не доверяешь? Любаша за эти дни отдохнет, поправится, а соскучится по тебе, совсем хорошо — крепче любить будет. В Магнитку отправлю вас самолетом. Согласен? — И провел Алексея в соседнюю с кабинетом комнатку, в которой Зинаида Гавриловна заблаговременно приготовила для гостя постель. — Спи, ты устал, а завтра кроме полета тебе, возможно, еще предстоит смена у печи — я же тебя, неугомонного, знаю.

И, со строгой нежностью глядя в счастливые глаза Горнова, пожелал ему спокойной ночи.