Над родным домом

Над родным домом

После Октябрьских праздников мы снова перелетели на другой аэродром, имея задачей взаимодействие с наземными войсками Сталинградского фронта. Начались налеты на аэродромы противника и железнодорожные магистрали.

Район действия простирался до реки Айдар, где в 25 километрах западнее Старобельска находится мое родное село, в котором остались отец, сестры, родственники. Как они там, живы ли? Взглянуть хотя бы одним глазом…

Пролетая однажды над железнодорожным перегоном Морозовская — Лихая, я сказал Рогозину:

— А ведь мы сейчас почти на моей родине.

— Ты здесь родился?

— Да, немного западнее есть такое село — Булгаковка.

— Давай пройдем, посмотрим.

Ночь ясная, лунная, задание выполнено, повторного вылета в эту ночь не планировалось, и я решил свернуть немного. С высоты 500 метров всё видно, как днем. Шли мы вдоль левого берега Донца. Вскоре показались знакомые с детства места — светлые залысины Меловых гор. А вот и река Боровая. Слева Крутой Яр, где я водил лошадей в ночное. Наконец, родное село. У дома отца стоят великаны-тополи.

Я провел самолет на бреющем полете над самым домом. Всё как будто на месте, ничего не изменилось. Жаль, что никто меня не видит в этот глухой полночный час, спят мои родные и не знают, что я был рядом. Сделав круг над селом и мысленно пожелав всем спокойной ночи, я взял курс на свой аэродром.

Много позже я узнал, что не все, оказывается, спали в родном селе в ту ночь. Осенью 1945 года я приехал погостить. Меня спросили, не я ли пролетал над селом поздней осенью 1942 года. Когда я ответил утвердительно, родные дружно заговорили:

— Мы так и знали, что это ты, так и думали. Действительно, место глухое, самолеты над селом — редкое явление, да еще на малой высоте. Нетрудно было догадаться, кому понадобилось пролететь здесь. Немцев в то время в селе не было, но всё равно событие это местные жители держали в секрете.

В середине ноября к нам прибыл новый командир полка, Герой Советского Союза полковник Балашов — четвертый за мою бытность.

Очень строгим командиром был полковник Новодранов. Строгим, но справедливым и чрезвычайно внимательным. Он не спускал ни одного нарушения, но замечал и хорошее. В полку его искренне любили, глубоко уважали и не жаловались на строгость. Уж если заслужил — получай-ка сполна по заслугам и не оправдывайся.

Когда Новодранов стал командовать дивизией, к нам пришел подполковник Микрюков. Этот с ходу натянул поводья, на разборах боевых полетов бывал грубоват. Разбор полетов превращался иногда в разнос. Так было раза три. Потом его, как видно, поправили вышестоящие товарищи, и он быстро перестроился: зря уже не придирался, голоса не повышал, руководил по-деловому. Естественно, отношение к нему изменилось к лучшему, командира полка стали не столько бояться, сколько уважать.

Новодранов и Микрюков погибли. Вечная им память!

Третьим командиром полка был Тихонов. Первоклассный летчик, он сам часто летал на боевые задания, много внимания уделял боевой подготовке молодых экипажей, почти всё время находился на аэродроме. Однако, увлеченный летной работой, Тихонов упускал некоторые другие стороны жизни полка, множество вспомогательных дел, связанных с внутренним распорядком, с бытом личного состава.

И вот — полковник Балашов. Как он поведет себя?

Новый командир полка вошел в русло боевой деятельности как-то незаметно, естественно. Чувствовалось, что у этого человека за плечами немалый опыт работы с людьми, руководства воинской частью.

В обыкновенной обстановке он был прост, разговаривал с подчиненными мягко, спокойно, с доброй улыбкой. Располагал к этому человеку свойственный ему легкий юмор. В деловой же обстановке тон его менялся, приказания отдавались четко, ясно, категорично. Нам он понравился.

Главное внимание Балашов сразу же уделил средствам связи. Полк и раньше был оснащен необходимой аппаратурой, но организация связи была далека от совершенства. По-настоящему никто не использовал ни ближней переговорной установки для связи с экипажами, ни пеленгаторов. Экипажи в основном водили самолеты по РПК[15]. Теперь же всё пошло по-иному. Молодые экипажи были буквально на привязи у пеленгатора, и это значительно сократило число случаев невозвращения самолетов на свой аэродром. А использование ближней радиосвязи дошло до такого совершенства, что руководитель полета управлял каждым экипажем на старте, в полете и во время посадки. Особенно хорошо это получалось, когда мы летали с прифронтовых аэродромов.

В декабре заболел мой старый, испытанный друг штурман Рогозин, и мне приходилось летать с другими штурманами. Всё это были опытные мастера своего дела, хорошие товарищи. Они прекрасно поражали цели, прекрасно ориентировались, и всё же не могли заменить мне Рогозина. Ведь «свой» штурман — это как член семьи, в которой все понимают друг друга с полуслова.

Подробно хочется рассказать о штурмане Зайце. Это был застенчивый человек с какой-то извиняющейся улыбкой, которая как бы говорила: «Не взыщите, уж каков есть…» Военная форма сидела на нем мешковато, словно он только вчера надел ее. Он плохо видел, но не признавался в этом, а близорукость мешала ему ориентироваться в воздухе. Молодые, неопытные летчики летали с ним неохотно, поэтому Заяц считался у нас «запасным» штурманом. Обычно его планировали в те экипажи, где временно выбывал основной штурман. Так он и перебивался.

Несмотря на технические усовершенствования, визуальная ориентировка оставалась всё же основой самолетовождения, и поэтому положение Зайца как штурмана казалось незавидным. Но он был столь душевным и незлобивым человеком, так любил свою профессию и так мучился, когда оставался на земле, что никто из нас, «старичков», не мог отказаться, когда его планировали в полет вместо выбывшего временно «своего» штурмана.

Нужно было видеть, как преображался этот человек, когда готовился к полету, какое вдохновение и торжественное выражение было у него в эти минуты, как он внимательно выслушивал и записывал все указания перед вылетом и как ему хотелось понравиться экипажу.

Такую старательность можно было наблюдать только у некоторых новичков.

В штабе знали о недостатке Зайца, и штурман полка подполковник Морозов, сам много летавший, обычно планировал Зайца в полеты по крупным целям. При массированном налете цель видна за много километров. Не мы первые, кто бомбит ее, уже видны образовавшиеся пожары, так что найти и поразить ее не сложно.

Когда Зайцу удавалось разглядеть какой-либо крупный ориентир, для него это было целым событием. Радость его передавалась всему экипажу. После удачного полета он вел себя с достоинством человека, совершившего подвиг. После неудачного — выглядел по-детски огорченным, хлопал себя ладонью по лбу и причитал:

— И как это у меня получилось? Никогда такого не было…

Он мечтал после войны сразу же демобилизоваться, вернуться на Украину и работать на водяной мельнице. Исполнились ли скромные желания этого хорошего, но ка — не знаю…

Сорок второй год подходил к концу. Год неимоверного напряжения физических и духовных сил всего советского народа, великих испытаний, выпавших на долю нашего социалистического государства. Год титанической борьбы — один на один — с жестоким и коварным, до зубов вооруженным врагом, поработившим почти всю Европу.

В канун нового, 1943 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза авиаторам, особо отличившимся в боях с немецко-фашистскими захватчиками.

Семья Героев в нашем полку значительно возросла. А. И. Молодчему звание Героя было присвоено вторично. Должен отметить, что это был первый человек, на груди которого в годы Великой Отечественной войны засверкала вторая Золотая Звезда, если не считать С. П. Супруна и Б. Ф. Сафонова, которые удостоены звания дважды Героя посмертно. Звание Героя Советского Союза в нашем полку также присвоено: А. М. Краснухину, И. Ф. Андрееву, С. И. Куликову, А. Д. Гаранину, М. В. Симонову, Г. И. Несмашному.

А мой личный вклад в дело борьбы с гитлеровскими захватчиками составил в 1942 году сто тридцать четыре боевых вылета.

Война была в самом разгаре. Впереди еще много неизвестного, неизведанного. Предстоит титаническая борьба по разгрому ненавистного врага, зубами и когтями вцепившегося в священное тело нашей Родины. Предстоит еще сломать эти зубы и когти, переломать хребет, изгнать со своей земли фашистскую гадину и уничтожить. Предстоит напряженнейшая борьба, вплоть до Победы.