Кто же он, этот Человек, ставший родным братом миллионам?
Кто же он, этот Человек, ставший родным братом миллионам?
Родился Николай Островский 29 сентября 1904 года в живописном украинском селе Вилия Острожского уезда на Волыни. Там же прошло его раннее детство.
Отец трудился зимой солодовщиком на винокуренном заводе, а летом скитался в поисках поденной работы. Мать шила, стирала, нанималась в кухарки к «господам». Однако родители не в состоянии были прокормить семью, и поэтому должны были работать и дети.
Об условиях, в которых проходило детство рабочих и крестьян в самодержавной буржуазно-помещичьей России, Николай Островский писал: «…Наше детство было под ярмом капитализма… Вместо радостной юности, радостного детства нас ждал изнурительный капиталистический труд с утра до поздней ночи буквально за кусок хлеба».
…Летом 1914 года началась мировая империалистическая война. Много страданий принесла она трудовому народу. Осенью 1914 года жители пограничных сел Вилия, где жила семья Островских, и Турия, в котором вместе с отцом 10-летний Николай находился на заработках, были эвакуированы на Восток: приближался австро-германский фронт. В одном из беженских обозов кочевала семья Островских и после нескольких недель мытарств поселилась в Шепетовке. Вскоре Коля начал работать кухонным мальчиком станционного буфета на вокзале. Два года мыл грязную посуду, таскал помои. «Почти ребёнок, я познал на своей спине всю тяжесть каторжного труда при капитализме», – говорил Николай Островский. Этот период в его жизни хорошо отражен им в романе «Как закалялась сталь» на примере детства Павла Корчагина.
«Я начал работать с 11 лет, – вспоминал впоследствии Островский. – Я работал по 13–15 часов в сутки. Но меня все-таки били. Били не за плохую работу, – я работал честно, а за то, что не даю столько, сколько хозяину хотелось взять от меня. Я знаю, что такое гнет капиталистической эксплуатации».
Но даже в таких условиях Коля Островский рос пытливым и любознательным; от книги его трудно было оторвать. Гарибальди, Спартак, Овод – борцы за свободу народа – вот его любимые герои, на которых он хочет походить, так же, как они, побеждать трудности и страдания, быть мужественным, смелым, не знать страха смерти. Только книги и скрашивали безрадостную жизнь не по годам вдумчивого, развитого мальчика. Они помогали ему разорвать «душный круг жутких впечатлений», открывали новый мир, внушали веру в свои силы.
«Ничего я не любил так, как книги, – рассказывал впоследствии Николай Островский. – Ради книг я готов был пожертвовать всем. Служа мальчиком на кухне, я отдавал свой обед газетчику за то, что он разрешал мне в короткие часы ночного перерыва читать журналы и газеты».
Очень часто Коля с увлечением рассказывал своим родным и друзьям содержание наиболее взволновавших его книг, нередко внося в эти рассказы значительную долю собственной фантазии.
В речи на собрании партийного актива города Сочи 23 октября 1935 года, посвященном награждению его орденом Ленина, Николай Островский рассказал об одном таком случае из его подростковой жизни: «Помню, мне было тогда двенадцать лет. Я работал мальчиком в кухне станционного буфета… Я принес с трудом добытую книгу – роман какого-то французского писаки… В этой книге, я прекрасно помню, был выведен самодур-граф, который от безделья издевался над своим лакеем, изощряясь в этом, как только мог – щелкал его неожиданно по носу или кричал на него вдруг так, что у того подгибались со страху колени. Читаю я про все эти штучки своей старушке-матери, и стало мне невмоготу. И вот, когда граф ударил лакея по носу так, что тот уронил на пол поднос, – вместо того, чтобы лакею униженно улыбнуться и уйти, как было у автора, я, полный бешенства, начал крыть по-своему.
Правда, при этом французский изящный стиль полетел к черту, и книга заговорила рабочим языком. «Тогда лакей обернулся до этого графа, да как двинет его по сопатке! И то не раз, а два, так что у графа аж в очах засветило…».
– Погодь, погодь! – вскрикнула мать. – Да где же это видано, чтобы графьев по морде били?
Кровь хлынула мне к лицу:
– Так ему и надо, подлюге проклятому! Пущай не бьет рабочего человека!
– Да где же это видано? Не поверю. Дай сюда книжку! – говорит мать. – Нет там этого!
Я с бешенством бросаю книжку на пол и кричу:
– А если и нет, то зря! Я б ему, негодяю, все ребра переломал бы!
Вот, товарищи, ещё ребенком, читая подобные рассказы, я мечтал о таком лакее, который даст сдачи графу, – сказал в завершение Николай Островский. – Может быть, это и было начало моей писательской карьеры, – правда, не совсем удачное».
И поэтому, «когда партия Ленина позвала наших отцов на штурм капитализма, мы, молодежь, почти дети, также бросились в бой за нашу молодость, за наше счастье. Мы хотели прекрасной, счастливой жизни, и мы шли рядом со своими отцами завоевывать свое счастье», – писал Николай Островский.
В ходе Октябрьской революции, как и повсеместно, в Шепетовке был создан волостной ревком – первый вестник новой рабоче-крестьянской власти. Тринадцатилетний Коля Островский был в числе активных помощников ревкома, выполняя самые различные его поручения. В это время Николай работал сдельно на материальном складе железнодорожной станции, а затем подручным кочегара на городской электростанции. В свободное от работы время он старательно учился в двухклассном училище. В его свидетельстве об успехах и поведении за 1917–1918 учебный год из 60 годовых отметок – 56 «пятерок» и 4 «четверки».
…Небольшой городок Шепетовка был важным стратегическим пунктом: здесь сходились пять железнодорожных магистралей. За Шепетовку красноармейские части вели ожесточенные бои с немцами, петлюровцами, белополяками. Как вспоминал Николай Островский, Шепетовка до 30 раз переходила в годы гражданской войны из рук в руки.
Когда в 1918 году красные части временно оставили Шепетовку, четырнадцатилетний Коля Островский, рискуя жизнью, набросился на конвоира-петлюровца, помог скрыться матросу-большевику Федору Передрейчуку, который впоследствии послужил писателю прототипом для образа Федора Жухрая.
Петлюровцы схватили Николая и жестокими пытками хотели заставить его назвать имена шепетовских большевиков. Мужественно перенес он побои, не дрогнул перед угрозой расстрела. Ни слова не добились от него враги. Только благодаря счастливой случайности ему удалось освободиться.
20 июля 1919 года Николай Островский одним из первых в Шепетовке вступил в комсомол и возглавил первую в городе комсомольскую ячейку.
Впоследствии в письме Шепетовской окружной комсомольской конференции Николай Островский напишет: «В 1919-м в Шепетовке нас было пятеро комсомольцев. Героически боролись первые комсомольцы против польских панов, петлюровщины и бандитизма».
Имена первых шепетовских комсомольцев – бывших товарищей и друзей Николая Островского: Миша Левчук, Сережа и Валя Брузжак, Иван Жаркий – названы в романе «Как закалялась сталь» под своими подлинными фамилиями.
Тысячу раз прав был Николай Островский, когда в черновом варианте речи перед делегатами IX съезда комсомола Украины писал:
«Случалось так, что вместе с комсомольским билетом мы получали ружье и 200 штук патронов».
Такова была судьба и первых шепетовских комсомольцев, и самого Николая Островского.
Когда осенью 1919 года красные части снова временно покидали Шепетовку, 15-летний Николай Островский, тайно от родителей, ушел с ними сражаться за Советскую власть.
На фронте он пробыл вплоть до августа 1920 года. В боях за Львов юноша был контужен и тяжело ранен в голову и в живот. И в этой связи по состоянию здоровья его уволили из рядов Красной Армии.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
«В этот страшный час, в этот жуткий час…»
«В этот страшный час, в этот жуткий час…» Евгению Кропивницкому В этот страшный час, в этот жуткий час Не подымешь рук, не откроешь глаз: На руках висит стопудовый гнет — Вольный волею богатырь-народ, А глаза, глаза, что смотрели в день, Ослепила ночь, придавила
9. Человек, ставший предметом спора
9. Человек, ставший предметом спора Линкольн, как человек и мыслитель, стал центром выборной кампании 1864 года. Одни согласны были голосовать за него без твердой веры в его способности, другие — с лояльностью, которая редко или никогда не была подвержена колебаниям. В хаосе
На пути к первым миллионам
На пути к первым миллионам Весной того же 1994 года произошло «боевое» крещение Галкина на куда более солидной сцене, чем клубная: он выступил на закрытии юбилейного сезона в Доме литераторов. На сцене сидели корифеи вроде знаменитого баснописца Сергея Владимировича
Возвращение к родным пенатам
Возвращение к родным пенатам Годом ранее, отправляясь в путь, Леонардо оставил в своей флорентийской мастерской при церкви Благовещения книги, картоны, инструменты, свою «Святую Анну»… Возвратившись, он понял, что скоро ему придется убираться и отсюда. Монахи-сервиты не
Под родным кровом
Под родным кровом Михаил Афанасьевич Булгаков. Из романа «Белая гвардия»:Как многоярусные соты, дымился и шумел и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром. Целыми днями винтами шел из бесчисленных труб дым к небу. Улицы курились дымкой, и скрипел сбитый
3. К РОДНЫМ МЕСТАМ
3. К РОДНЫМ МЕСТАМ Конец января 1920 года… Воет свирепая снежная вьюга. Специальный поезд командующего Туркестанским фронтом Фрунзе приближается к Актюбинску, направляясь в Ташкент. Вот и станция Актюбинск, занесённая снегом. На посту у пакгауза часовой.Фрунзе вышел из
По родным местам
По родным местам Участники воздушного парада готовились к торжеству с полной отдачей сил. На подмосковном аэродроме собрались испытанные боевые летчики, прославленные мастера воздушного боя. Группу, состоявшую только из Героев Советского Союза, возглавлял генерал
Человек, не ставший пророком (И. Г. Эренбург)
Человек, не ставший пророком (И. Г. Эренбург) Я столько жил, а все недожил, Недоглядел, недолюбил, Я много жил, я ничего не понял И в изумлении гляжу один, Как, повинуясь старческой ладони, Из темноты рождается кувшин. Илья Эренбург. Горжусь, что был учеником
Ю. Н. Смирнов Этот человек сделал больше, чем мы все…
Ю. Н. Смирнов Этот человек сделал больше, чем мы все… Моему сыну Сереже Охватить единым взглядом Андрея Дмитриевича Сахарова, заключить его подвижническую жизнь в одну чеканную фразу вряд ли кому-нибудь скоро удастся. Как невозможно одним, пусть и очень совершенным
«Этот милейший человек…»
«Этот милейший человек…» Из воспоминаний о Бреме барнаульца А.А. ЧеркасоваВесною 1876 года мы с радостью узнали, что Брем уже путешествует по южной окраине Алтая и в скором времени будет в Барнауле. Я тогда еще служил в Сузунском медеплавильном заводе и соболезновал о том,
Человек, ставший птицей…
Человек, ставший птицей… Мысль о побеге из фашистской неволи ни на один день, ни на один час не оставляла летчика. Она была тем источником, из которого он черпал силы.В бессонные ночи, на жестких нарах в душном смрадном бараке, где стонали и кричали во сне товарищи,
Над родным домом
Над родным домом После Октябрьских праздников мы снова перелетели на другой аэродром, имея задачей взаимодействие с наземными войсками Сталинградского фронта. Начались налеты на аэродромы противника и железнодорожные магистрали.Район действия простирался до реки
Глава 10 Этот счастливый человек Севела
Глава 10 Этот счастливый человек Севела В гостях — хорошо пишется!Продолжая тему писательского счастья, вспомним Эфраима Севелу — одно время Фима, так зовут его друзья, был самым популярным писателем в русском зарубежье. И был он одним из тех, кто чувствовал себя вполне
К родным «берегам»
К родным «берегам» Видимо, сколько существует человечество, столько существуют и путешественники. Человека всегда обуревала жажда познания неизвестного. И в разные времена, в разные эпохи границы неизвестного менялись, В поисках новых знаний уходили люди, оставляя дома
113. На родным возеры
113. На родным возеры Рыгор Барадулін, як заўжды поўнячыся рознымі (ня толькі паэтычнымі) ідэямі, надумаў зьняць фільм пра маю «малую радзіму». Як усё было ўлагоджана, на мікрабусе «Беларусьфільму» паехалі ў Вушачу.Тая дарога праз Плешчаніцы і Бягомлю была мне даўно