Молодой человек при дворе

Молодой человек при дворе

Людвиг ведет жизнь молодого придворного музыканта. Ему 14 лет. Утверждается двойственность его характера: любит веселье, буйную радость жизни, музыку, шутки, свободу, но также одиночество, долгие размышления и грустные мечты, к чему особенно расположен из-за тяжелой атмосферы в семье. Часто стоит у окна, глядя на Рейн, уносясь куда-то своими мыслями. Его побуждают давать уроки, но ему это скучно, и он отделывается от них под любым предлогом. Соглашается играть в учителя разве что с детьми госпожи фон Брейнинг, которой стольким обязан. Терзается желанием писать музыку. Выбирать между творчеством и преподаванием — об этом не может быть и речи, разве что когда его ученицы — очаровательные юные особы, в которых он привык постоянно влюбляться, зачастую безответно, на протяжении всей своей юности и даже в зрелом возрасте.

В 1784 году Бетховен написал концерт для фортепиано, известный под странным названием «Концерт № 0», — прелестную вещицу, совершенно во вкусе Гайдна и Моцарта, канонических образцов того времени, но еще сильно отстающую от почерка этих знаменитостей: три части, в том числе блестящее финальное рондо с запоминающейся мелодией. На следующий год он пробует силы в квартетах с фортепиано; три этих произведения не были изданы при его жизни, но в них уже заложены мощные идеи: тему из первого квартета мы позже встретим в финальном рондо «Патетической сонаты» опус 13, 13 лет спустя! Уроки Нефе дали свои плоды. Но отношения между учителем и учеником вступили в напряженную стадию, ведь чтобы платить Людвигу 150 дукатов в год, курфюрст ничего лучше не придумал, как урезать жалованье Нефе, восстановив его лишь в следующем, 1785 году. Невыносимое положение артиста-слуги, зависящего от настроения господина, станет уроком, не пропавшим втуне: Бетховен будет бороться с подобным унижением всю жизнь.

Но Нефе понемногу отступает в тень. Его место займут другие учителя, да еще какие!

Примерно в это время в жизни Людвига появился новый ангел-хранитель — молодой человек двадцати одного года, близкий друг курфюрста Максимилиана Франца, как поговаривали, даже его фаворит… Его имя — Фердинанд, граф фон Вальдштейн-Вартенберг. Хороший пианист, знакомый Моцарта и Гайдна по Вене, богатый и щедрый. С юным Людвигом он познакомился у Брейнингов, которые принимали у себя высшее общество. Когда? Трудно сказать. Вальдштейн приехал к курфюрсту в Бонн — у него не заладилась военная карьера. Страстно увлекаясь музыкой, он был покорен талантом пианиста молодого Людвига, услышав его игру на домашних концертах и при дворе.

Какого рода был этот талант? В основном — импровизация: этот вид творчества был распространен среди музыкантов; говорят, что великий Иоганн Себастьян Бах достиг в нем совершенства на органе и клавесине. Мотив, мелодия, музыкальная фраза — и исполнитель дает волю своим рукам и воображению. Людвиг сделался мастером в этом занятии. Через несколько лет он покорит венские салоны благодаря своему таланту несравненного импровизатора наподобие некоторых маэстро джаза XX века…

Но пока его главная забота — прокормить семью: первые сочинения не вызвали восторга у маленького музыкального общества Бонна. Кстати, Нефе и не пытался их издать (три первых квартета будут напечатаны только в 1832 году, после смерти автора), и принесли они ему, наверное, лишь гроши. Но в Бонне он уже обладал прочной репутацией виртуоза: послушать его приезжали даже из соседних городов. Иоганн Бетховен устраивал дома концерты, когда только мог, приглашая других музыкантов аккомпанировать своему сыну. Группка почитателей, покровительствовавших таланту Людвига, в том числе граф Вальдштейн, понимала, что ему нужно показать себя в Вене и закончить музыкальное образование. Бетховен сгорал от желания отправиться туда. Весной 1787 года ему было даровано на это позволение в форме отпуска. Скорее всего, Вальдштейн профинансировал поездку. Во время нее Людвиг встретится с Моцартом.

Нам мало известно о пребывании Бетховена в Вене в апреле 1787 года, которое пришлось сократить; возможно, оно не оправдало надежд. Вена — столица империи и крупнейший центр европейской музыкальной жизни, хотя и не единственный: в Лондоне и Париже музыкальная жизнь тоже бьет ключом. Но Вена… Иосиф II — император-меломан. В конце XVIII века в городе насчитывалось 200 тысяч жителей. Барочная красота зданий, элегантное великолепие садов, роскошь дворцов — всё это сразу пленяет и ослепляет, если ограничиться поверхностным осмотром. Когда императору Иосифу II предложили дать разрешение на открытие публичных домов, он ответил, что достаточно построить крышу, которая покрыла бы собой весь город… Но именно туда надо ехать, если хочешь сделать карьеру артиста и заручиться покровительством богатых меценатов.

Людвиг появился там примерно 10 апреля, после двух недель пути. Где он остановился? Наверное, его рекомендовали друзьям графа Вальдштейна. Как он повстречался с Моцартом, своим кумиром, человеком, пример которого витал над его детством? Здесь начинается легенда, небрежно обращающаяся с фактами: Бетховен якобы встретился с императором Иосифом (которого тогда не было в Вене) и Моцартом. Момент был выбран не самый удачный, поскольку Моцарт работал над «Дон Жуаном» и знал, что его отец серьезно болен: вряд ли при таких обстоятельствах он давал бы уроки незнакомому юнцу. Вот как рассказывает об этом Отто Ян, биограф Моцарта:

«Бетховена привели к Моцарту; по его просьбе он сыграл ему что-то. Думая, что это специально разученный этюд, Моцарт похвалил его весьма прохладно. Заметив это, Бетховен попросил Моцарта дать ему тему для импровизации. Он всегда играл великолепно, если находился в настроении. Теперь, возбужденный присутствием маэстро, которого он невыразимо уважал, он сыграл так, что Моцарт, слушавший его со всё возрастающим вниманием и интересом, под конец заглянул в соседнюю комнату, где находились его друзья, и сказал им: „Обратите-ка на него внимание: однажды он заставит говорить о себе весь мир“».

Сомнительная история, возможно, приукрашенная, а то и выдуманная, как, вероятно, и легенда об уроках, которые Моцарт давал Людвигу и которые свелись к нескольким советам. Слышал ли вообще Бетховен, как Моцарт играет на клавесине? Сам он сетовал, что нет. Мир еще не ждал его гения…

Первое пребывание в Вене, откуда Людвиг привез только долги, продлилось всего две-три недели.

Он получил тревожные известия: его матери совсем плохо. С болью в душе он вернулся в Бонн через Аугсбург, где познакомился с Иоганном Андреасом Штейном — знаменитым мастером фортепиано, как раз изобретавшим новый инструмент.

Возвращение в Бонн (в конце апреля? В конце июня?) было нерадостным. Мать Людвига Мария Магдалена умерла 17 июля, сгорев от чахотки. Эта смерть опустошила его, повергла в глубокую тоску, заставляя предаваться противоречивым чувствам, о чем говорит письмо от 15 сентября, отправленное доктору Шадену в Аугсбург, который одолжил ему денег на обратную дорогу (Людвиг еще не в состоянии вернуть этот долг):

«Надо признаться, что с момента отъезда из Аугсбурга мои веселье и здоровье пошли на спад; по мере приближения к родному городу я стал получать от отца письма, побуждавшие меня ехать быстрее обычного, поскольку состояние здоровья моей матери внушает опасения; я спешил как мог, хотя и сам был нездоров; желание еще хоть раз увидеть мою мать устраняло препятствия и помогло мне преодолеть величайшие трудности. Я еще застал мою мать в живых, но в самом жалком состоянии; у нее была чахотка, и она скончалась семь недель тому назад, испытав много боли и мучений. Моя добрая, любезная мать была моим лучшим другом. О, был ли человек счастливее меня, когда я еще мог произнести вслух милое имя моей матери… Со времени моего возвращения сюда я пережил лишь несколько приятных часов; мне постоянно трудно дышать, боюсь, как бы это не было чахоткой; добавьте к этому уныние, которое доставляет мне почти такую же боль, как сама болезнь…»

Важное письмо, передающее глубокое смятение и в особенности страх, который не покинет Бетховена всю жизнь, — страх перед болезнью, от которой умерла его мать. Современники тоже говорят об этой навязчивой идее, мании исследовать свои плевки — нет ли там следов крови, паническом страхе смерти от удушья. Позднее проявятся другие фобии, вплоть до боязни быть отравленным женщиной, — о мирных отношениях с прекрасным полом речи не идет…

С энергией молодости восемнадцатилетний Людвиг храбро понес на своих плечах новое для себя бремя главы семьи, ибо Иоганн отреагировал на вдовство лишь тем, что стал напиваться еще чаще. Годовалая сестренка, родившаяся в тот момент, когда Мария Магдалена уже была тяжело больна, скончалась в ноябре. К этому новому горю добавились муки позора: Людвигу часто приходилось обращаться к властям, чтобы предотвратить арест отца. Два его брата, еще слишком юных и бесталанных, не могли оказать ему помощи на этом крестном пути, именно он стал опекуном отца, которого любил, но презирал, которому еще был подвластен, но на сей раз вследствие не физической, а иной силы. Иоганн был одновременно палачом и жертвой самого себя и своих родных. Его жалкое состояние превратилось в жуткий психологический шантаж; он играл на струнах чувства вины, моральной пытки, то угрожая, то хныча, и лежал мертвым грузом на плечах своего старшего сына, как Анхис^{14}. Конечно, он был не первым надоедливым отцом, что из вредности или бессознательной ревности старался испортить жизнь сыну, который мог рассчитывать на некое будущее, и строил козни на его пути. Но в случае Иоганна эта мания, помноженная на пьянство, приняла чудовищные размеры.

Дошло до того, что Людвиг после двух лет такой жизни, лишавшей его возможности писать музыку, подал прошение курфюрсту, сделав первый шаг к освобождению: он просил его светлость лишить отца содержания и переводить эти деньги ему. Его прошение было удовлетворено, указ подписан, но Людвиг не пошел до конца: отец валялся у него в ногах, и сын понял, какое символическое значение имело это лишение. Остатки сыновней любви или, возможно, буйный приступ отцовской власти, выродившейся в скулеж, убедили его отозвать свое прошение. Кроме того, похоже, Иоганн спрятал от сына указ, и Людвиг узнал об этом только после смерти отца, когда захотел получить эти деньги. Как бы то ни было, отец и сын заключили соглашение: Иоганн будет выплачивать Людвигу каждый квартал по 25 талеров из своего жалованья.

Кризис, наступивший в конце 1789 года, оказался плодотворным: Людвиг вновь начал писать музыку. Уже в начале 1790-го были созданы многообещающие произведения: циклы вариаций для фортепиано, фортепианное трио, романсы… И музыка к балету. «Рыцарский балет», написанный по заказу графа Вальдштейна, который приписал себе авторство во время его исполнения в Бонне в марте 1791 года, стал первым известным произведением Людвига для оркестра. Знатные друзья не всегда деликатны.

Самым замечательным произведением этого периода остается знаменитая Кантата на смерть императора Иосифа II. Император-музыкант скончался 20 февраля 1790 года. Бетховен тотчас взялся за исполнение заказа курфюрстского двора и лихорадочно писал кантату, которую должны были исполнить в Бонне во время траурной церемонии 19 марта. Но этого не случилось. Слишком трудно исполнять? Мало времени для репетиций? Первое исполнение кантаты состоялось только почти век спустя, в 1884 году в Вене. Другую кантату, на сей раз прославляющую восшествие на трон Леопольда II, ждала та же участь.

Унижение? Разочарование? Впрочем, репутация Бетховена — «доброго дорогого Бетховена» — как исполнителя-виртуоза ничуть не пострадала. В маленьком музыкальном мирке Бонна молодой человек теперь у всех на виду. Ему 20 лет. Становиться вторым Моцартом уже слишком поздно, остается быть самим собой.

Он упорно идет к этой цели, стараясь восполнить пробелы своего образования и при этом робко пытаясь ухаживать за женщинами. Он поступил на филологический факультет, чтобы прослушать курс литературы. Его профессор Евлогий Шнейдер, обладавший пылким умом, всей душой принял французскую революцию, а потом умер на гильотине в 1794 году. Бетховен часто прогуливал занятия, будучи склонен к этому по своей природе, а также в силу исполнения своих обязанностей. В основном он был самоучкой. Но жадно читал. Новые идеи оказались ему близки. Его отрочество прошло под влиянием Нефе, франкмасона и вольнодумца, принадлежавшего к самой радикальной ветви масонства — баварским иллюминатам. Это общество было распущено в Бонне в 1784 году после его запрета в Баварии и заменено Обществом любителей чтения («Lesegesellschaft»), в которое входило около сотни членов. Это общество вовсе не было очагом бунтарства, оно состояло из цвета аристократии, в него входили и граф Вальдштейн, и близкие друзья Бетховена. Но идеи, которые отстаивали иллюминаты (не следует их смешивать с последователями иллюминизма, эзотерического учения, основанного на внутреннем озарении), были по-прежнему живы: прогресс, братство, религия, вера в разум — и антиклерикализм, отметивший собой Бетховена. Происходя из глубоко католической семьи, в душе своей он более тяготел к духовности, основанной на человеческом образе Христа, а не к строгому следованию догмам.

В 20 лет Людвиг ван Бетховен был революционером по духу, если не в действии, ибо придворный слуга еще покорен. Он проникся идеями и духом своего времени, улавливая отзвуки событий, происходящих во Франции. И еще он читал всё, что подвернется под руку: немецкую литературу, Гёте и Шиллера, греческих и латинских авторов, эзотерические трактаты о богословии и науках. В области философии немецкая интеллектуальная элита тогда находилась под влиянием Иммануила Канта; Бетховен постигал его идеи в переложениях, точно также, как во Франции после Второй мировой войны люди охотно называли себя экзистенциалистами, не прочитав ни строчки Сартра. Из кантовского категорического императива он запомнил лишь призыв: «Поступай так, чтобы максима твоего поведения, на основе твоей воли, могла стать общим естественным законом». Или еще: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас». Нравственный закон… По Канту, человек является человеком лишь постольку, поскольку он свободен, и по самой этой причине вовсе не нуждается в боязни высшего существа по сравнению с ним, Бога, чтобы исполнять свой долг. Добродетель, свободно избранная мораль, вера в мудрость государя при условии, что он добр и справедлив, — вот кредо молодого Бетховена. Его представления о государях существенно изменятся на протяжении всей жизни. Ясно одно: как и многие соотечественники, он был заворожен французской революцией. А еще идеалом добродетели, в том смысле, какой вкладывали в него римляне, который станет основой его поведения как человека и артиста.

Может быть, любовь к добродетели и препятствовала некоторым образом его отношениям с женщинами? Или его застенчивость, выражающаяся в грубости? Или он казался юным девушкам малопривлекательным физически? Молодого Бетховена, бесспорно, манил к себе прекрасный пол, но он не мог совершенно преодолеть свою робость. Пример? Некий Николаус Симрок, музыкант из Бонна, рассказывает, что в 1791 году, в одном ресторане, музыканты подговорили служанку, весьма аппетитную блондинку, проверить действие своих чар на Бетховене, «тот принял ее авансы довольно холодно, и поскольку она не унималась, поощряемая остальными, потерял терпение и в конце концов положил им конец пощечиной».

Он переживал бурные, но непродолжительные страсти. «Страдания юного Вертера» Гёте, имевшие оглушительный успех во времена «Бури и натиска»[3], еще довлели над умами, и Людвиг по большому счету оставался целомудренным. Он влюблялся по очереди в Жаннетту фон Гонрат, друга семьи Брейнинг, «красивую жизнерадостную блондинку с приятными манерами и ласковым характером», как говорит Вегелер, но, к несчастью, помолвленную с одним военным, за которого она потом выйдет замуж; в Марию Анну фон Вестерхольт, свою ученицу; в Барбару Кох, «идеал совершенной женщины», по выражению друга Вегелера, дочь владельца постоялого двора, где собирался весь цвет боннского общества, которая станет в замужестве графиней Бельдербуш, так и не ответив ни на одно из пылких писем молодого музыканта. Наконец, Людвиг испытывал нежную склонность к Элеоноре фон Брейнинг, дочери своей второй семьи, которая впоследствии выйдет замуж за блистательного Вегелера. Но до самого конца жизни образ Элеоноры, его «Лорхен», будет жить в памяти. Робкая переписка между ними не оставляет никаких сомнений по поводу их глубоких чувств, в особенности пожеланий на новый, 1791 год. «Будьте столь же счастливы, как и любимы», — написал Людвиг. «Да сможет твое счастье сравниться с моим», — ответила Лорхен. Однако похоже, что природа их чувств не была одинаковой. На день рождения Людвига Лорхен написала: «Я желаю твоей благосклонности. А тебе в отношении меня — снисходительности и терпения».

Снисходительность и терпение… Это говорит не о пылкой любви, а скорее о глубокой дружбе. Много лет спустя, в 1826 году, Бетховен напишет Вегелеру такие меланхолические строки: «У меня сохранился силуэт твоей Лорхен; говорю это тебе, чтобы ты знал, как дороги мне любовь и счастье моей юности».

Эти неудавшиеся, несвершившиеся, едва наметившиеся романы не случайны: в глубине пламенной души Людвига жил один побудительный мотив, одно глубокое, властное желание: добиться величия, смыть горести детства, вознестись так высоко, как только сможет. И был только один способ этого добиться: музыка.