Глава 11. ДЕНЬ «Д»: СМЕРТЬ И УНИЧТОЖЕНИЕ

Глава 11. ДЕНЬ «Д»: СМЕРТЬ И УНИЧТОЖЕНИЕ

Подготовка к вторжению в Европу, самой большой десантной операции в истории, развернулась в полную силу, когда генералы Эйзенхауэр и Монтгомери вернулись в Британию в январе 1944 года. Первоначальные планы вторжения предусматривали участие десяти отрядов коммандос, как ударной силы парашютно-десантных и воздушно-десантных войск. Это условие оказалось невыполнимым, так как коммандос уже были задействованы повсюду. Следует напомнить, что к тому времени были сформированы четыре десантно-диверсионные бригады (бригады специального назначения), состоящие из шестнадцати отрядов коммандос. Как мы видели в предыдущей главе, 2-я бригада (армейские отряды № 2, 9, отряды № 40 и 43 морской пехоты) сражалась в Италии и у берегов Югославии. 3-я бригада (армейские отряды № 1, 5, отряды № 42 и 44 морской пехоты) направлялась на Дальний Восток, чтобы присоединиться к коммандос Маунтбеттена в Юго-Восточной Азии. Следовательно, в десанте в день «Д» могли участвовать лишь 1 — я и 4-я десантно-диверсионные бригады, то есть, восемь отрядов коммандос: три армейских и пять морской пехоты. 1 — я бригада под командованием бригадира (лорда) Ловата состояла из отрядов № 3, 4 и 6 армейских коммандос и № 45 коммандос морской пехоты. 4-я бригада под командованием бригадира «Джамбо» Лестера, полностью сформированная из морских пехотинцев, состояла из отрядов № 41, 46, 47 и 48 коммандос морской пехоты. Из морских пехотинцев только отряд № 41 ранее участвовал в десантно-диверсионных операциях. Остальные, хотя и служили прежде в регулярных частях морской пехоты, только-только закончили ускоренный курс обучения основам десантно-диверсионной техники. Один этот факт вызывал ужас в рядах более опытных коммандос. До некоторой степени их страхи были обоснованны, хотя в храбрости морских пехотинцев никто и никогда не сомневался.

Характерно, что, хотя решающий штурм гитлеровской «Крепости Европа» планировался три года, перед самым началом операции «Оверлорд» некоторые детали остались непроработанными. В кошмаре маневрирования сотнями кораблей, самолетов, тысячами тонн тяжелого вооружения, миллионами патронов и двумя миллионами людей на некоторые примечания плана вообще не обращали внимания. Все, особенно немцы, размышляли над датой, временем и местом предстоящей операции. Роммель, которому предстояло командовать немецкой обороной, сказал: «И для союзников, и для немцев это будет самый длинный день». Его слова оказались пророческими и вошли в историю названием книги и кинофильма. 156 000 американских, британских и канадских солдат должны были высадиться на северо-западном побережье Франции за первые двадцать четыре часа. Эта первая волна войск подвергалась самому большому риску как со стороны немецких береговых батарей, так и четырех миллионов мин, заложенных в предыдущие месяцы по приказу Роммеля.

Вскоре станет ясно, что воздушно-десантные и парашютно-десантные войска возглавят вторжение в Нормандию при поддержке коммандос. Коммандос должны будут захватить батареи и ключевые немецкие позиции, чтобы увеличить шансы наступающих главных сил. К концу весны новая британская воздушно-десантная дивизия, 6-я, под командованием генерал-майора Ричарда Гейла, одного из пионеров парашютных бригад, была полностью готова к боевым действиям. 3-й парашютной бригадой командовал бригадир Джеймс Хилл. Три батальона Хилла должны были десантироваться вместе с канадским парашютным батальоном, 5-й парашютной бригадой и 6-й воздушно-десантной бригадой. 6-й воздушно-десантной дивизии предстояло возглавить силы вторжения, сбросившись около Ранвиля, к северо-востоку от Кана, и прикрыть 2-ю британскую армию, десантирующуюся с моря на пляжи с кодовыми названиями «Гоулд», «Джуно» и «Сворд».

Американским 82-й и 101-й воздушно-десантным дивизиям поручили поддержку американской 1-й армии, десантирующейся на пляжи с кодовыми названиям Омаха и Юта. 6-я британская дивизия должна была захватить высоты в восточном секторе у реки Орн и Кан-канала. В полночь 5–6 июня парашютисты и планерные части начали десантирование. Всю ночь британские бомбардировщики утюжили немецкие позиции, а на заре в атаку бросились 1300 тяжелых бомбардировщиков американской 8-й воздушной армии, эскортируемые истребителями «Мустанг», «Лайтнинг» и «Тандерболт». Вскоре после рассвета тысячи судов, по планширам набитые войсками, транспортом и вооружением, вышли из южных портов Британии.

Первоочередные цели британских парашютно-десантных и воздушно-десантных сил включали печально известные немецкие батареи на господствующих высотах в Мервилле, способные уничтожить тысячи десантников при высадке и контролировать мосты через реки и каналы. Высадившись через 90 минут после первых десантов, 1-я десантно-диверсионная бригада лорда Ловата должна была обеспечить огневую поддержку 6-й дивизии.

Группа Ловата — 146 офицеров, 2456 сержантов и рядовых — получила задание высадиться на пляже «Сворд» у реки Орн, на левом фланге союзных армий, взять Уистрэм и пробиться вглубь, чтобы захватить и удержать важнейший мост через Кан-канал, «мост Пегаса», вскоре прославивший Парашютный полк.

Тем временем 4-я десантно-диверсионная бригада направится на запад штурмовать береговые батареи и маленькие курорты, такие, как Сент-Обен, Лион-сюр-Мер и Ангрюн-сюр-Мер, а затем соединится с британскими и канадскими частями. Отряд № 47 коммандос морской пехоты получил особое задание атаковать рыбный порт Порт-ан-Бессен, а отряд № 46 должен был остаться подвижным резервом у берега и десантироваться 7 июня через день после начала вторжения.

За месяцы до вторжения части КОПП, № 1, 5 и 6, проводили обследование берегов и наносили на карты подводные и другие препятствия, ожидавшие коммандос; они также вели разведку на всем протяжении французского побережья, предназначенного для десанта. Их миссия была жизненно важной и вполне заслужила множество боевых наград, полученных относительно маленькой группой. С самого начала вторжения коммандос морской пехоты, оставив одну часть в резерве, должны были играть не менее важную роль комендантов пунктов высадки морского десанта и регулировщиков движения.

Постепенно люди и техника выдвигались на стартовые позиции. В конце мая после тренировок в Шотландии с отрядом № 45 коммандос морской пехоты бригады Ловата направлялся на юг и Генри Козгроув:

«Мы приехали в местечко близ Саутгемптона, обнесенное колючей проволокой; никого не выпускали. Секретность была полная. Однако в одной большой палатке находились щиты с перекрывающимися аэрофотографиями французского побережья. Ничего не было известно о точной цели, просто ты видел все пространство на фотографиях. Люди постоянно ходили взглянуть на них. В общем, вот, мол, куда вы отправитесь, но никто не собирается сообщать вам, куда именно. Постепенно число фотографий увеличивалось. А потом начали происходить разные события. Нам выдали неприкосновенный суточной паек… консервная банка, похожая на банку с сардинами, но, как оказалось, твердая плитка шоколада. Твердая, как сталь. Разломить ее можно было только штыком. Рационы выдали в маленькой коробке примерно восемь дюймов шириной, восемь дюймов длиной и два дюйма толщиной. В коробке были кубики, маленькие белые кубики с черными крапинками: чай, сахар и молоко. Из одного кубика можно приготовить пинту чая. Были кубики и побольше — куриный суп. Еще выдали маленькие спиртовки и твердый спирт. Спиртовки — круглые, дюйма в четыре высотой с подставкой в центре для котелка. Так можно было приготовить себе чай или суп. Это были десантные рационы. Потом мы снова и снова проверяли снаряжение. Всем выдали чистую пару носков, чистую пару белья и чистую рубашку — вот и вся сменная одежда. Еще рюкзак: на дне у меня были 4 двухдюймовые минометные мины, взрывчатка и 200 патронов к пистолету-пулемету Томпсона, а также две дымовые шашки, очень опасные. Они содержат фосфор, и я боялся, что в них попадет пуля. Рюкзак весил прилично, около 80 фунтов. Еще я получил 200 патронов; все в нашей части, включая полковника, тащили по 200 патронов в нагрудном патронташе. Проверили обувь, а потом еще раз рассмотрели аэрофотографии.

Из Саунтгемптона мы переехали в красивое местечко Хэмбл и пятью группами погрузились на корабли. Я в жизни своей не видел столько судов, потрясающее зрелище. Казалось, что флот построил дорогу через Ла-Манш. Мы двигались среди рядов кораблей, как по размеченному шоссе. Сразу после отплытия нам объяснили, что нас ждет. Наша задача — как можно быстрее добраться до мостов через Орн, чтобы оказать помощь парашютистам».

Путешествие через Ла-Манш потрясло и Уильяма Спирмана, ветерана множества рейдов коммандос, включая Дьепп в составе 4-го отряда. Многие навсегда запомнят тот ужасный переход. Море, бурное из-за непогоды и волн, создаваемых кораблями, швыряло десантно-высадочные суда. Сотни людей, набитых в корабли, как сардины в банки, страдали морской болезнью, что только усугубляло неудобства и страх. Спирман вспоминал:

«Думаю, только при форсировании Ла-Манша стала вырисовываться грандиозность происходящего. Насколько видят глаза, повсюду суда всех размеров и формы. Когда мы приближались к французскому побережью, слева, недалеко от нас, вдруг взорвался и всего за несколько минут затонул корабль. Наверное, налетел на большую мину, напомнив нам, что все подходы к берегу заминированы. Впереди шли минные тральщики, но очень трудно убрать все мины. Так что несколько кораблей еще до высадки подорвались на минах. Мы получили четкие инструкции. Мы — на левом фланге, восточном фланге всего десанта. Наша первая задача — подавить батарею в Уистрэам справа от восточного сектора десанта. Затем мы должны занять и оборонять позиции в районе Ожер в нескольких милях от берега. Если бы наше судно затонуло, понятия не имею, кто бы выполнил это задание, потому что нам не предусмотрели никакой замены. Очень рискованная ситуация. Кто бы подавил батарею? Кто бы защищал тот левый фланг?

К счастью, мы благополучно доплыли до места, где должны были пересесть в бронированные десантные суда. Тогда нас снова потрясла грандиозность всей операции. Слева и справа, повсюду корабли и десантно-высадочные средства. А наши бомбардировщики непрерывно пролетают над головой бомбить побережье. Только, когда мы высадились, невозможно было поверить в предварительные бомбежки. Войска, высадившиеся перед нами, кажется, 3-я бригада, Восточно-Ланкаширский полк (East Lancashire Regiment) и канадцы попали в беду. Я впоследствии часто размышлял, не послали ли их, как пушечное мясо, отвлечь внимание от нас, потому что, когда мы высадились, повсюду валялись тела. Нам вообще повезло, что мы высадились. Некоторые суда взорвались в воде задолго до того, как достигли берега. Взрывались плавучие базы, взрывались транспорты. Грохот стоял неописуемый. Но удача все еще была на нашей стороне, и мы высадились на берег, сгибаясь под огромным грузом — полсотни фунтов или больше. Мы тащили личное оружие, огнеметы, мины… подразумевалось, что вооружения должно хватить, если вдруг мы не дождемся подкрепления или пополнения боеприпасов. Если с таким грузом упасть, то самостоятельно уже не подняться. Мы неслись по берегу, потрясенные количеством тел, мертвых тел, живых тел, будто утонувших в собственной крови. Пляж был усеян телами. Вдоль всего берега чудовищные укрепления: огромные кубы из скрещенных стальных балок, и на пляже повсюду торчат балки и столбы, препятствующие приземлению планеров и причаливанию судов. И над всей территорией господствуют огневые точки и долговременные огневые сооружения. Все простреливается насквозь. Отличные укрепления. И отчаянная ситуация для наших парней.

В нашу задачу не входило их подавление. Мы должны были добраться до батареи. Думали только об этой цели и спешили убраться с проклятого пляжа. Жуткая обстановка. Грандиозность происходящего и все эти тела на пляже удвоили нашу решимость. Что бы ни происходило, мы должны были убраться с пляжа. Уберешься с пляжа, уберешься из-под огня. Жестокий урок, который никто не хочет выучить.

Почему так много необученных солдат первыми бросили на пляж? Любой из нас заранее сказал бы, что они не добьются успеха. Они просто оцепенеют от страха и не пройдут. Мы, конечно, тоже были охвачены страхом, но мы твердо знали, что если остановимся, то погибнем. Некоторые из наших парней все же попытались по пути что-то предпринять. Я помню, как худющий лейтенант Карр, отличный офицер, сознательно подошел к огневой точке и бросил пару гранат. По-моему, очень храбрый поступок, даже подумать об этом — смелость».

Коммандос Ловата шли к намеченным целям под сильнейшим огнем, вокруг них свистели и взрывались снаряды. Им пришлось полагаться на свои карты и воспоминания о фотографиях разведки, которые они видели перед отплытием. На самом деле, как прекрасно запомнил Генри Козгроув, требовалось лишь установить общее направление и следовать на шум:

«Аэрофотографии оказали неоценимую помощь, ведь ты на незнакомой территории, черт знает где. На тех фотографиях была возвышенность с рощей. Мы знали, что должны добраться туда, в наше место сбора милях в двух от пляжей. Собравшись там, мы отправились к мостам через Орн. Эти парни (воздушные десантники) обосновались на одном конце моста. Когда мы добрались до мостов, вокруг было полно мертвых немцев и несколько наших парашютистов. Снайперы стреляли в нас, но ничего серьезного. И тогда бригадир пошел по мосту под звуки волынки, как будто прогуливался в своем загородном поместье.

Это был лорд Ловат (с волынщиком Биллом Миллином, часто возглавлявшим атаки Ловата). Мы последовали за ним через мост, и тут-то начались настоящие проблемы. Мы должны были удержать прилегающую высоту и проверить, захватили ли парашютисты батарею в Мервилле и не нужна ли им наша помощь. Они частично подавили батарею, хотя немцы еще были сильны, и, начав терять много людей, мы передислоцировались повыше и укрылись от минометного обстрела. Мы оказались в окружении под сильным огнем около маленькой деревушки и, в довершение, потеряли рации. Первый связист погиб, а потом ранили и второго. Обе рации вышли из строя, и мы не могли связаться со штабом бригады. К тому времени мы уже были полностью отрезаны. К счастью, удалось связаться с артиллерийским офицером передового наблюдательного пункта, который должен был корректировать огонь с кораблей, если бы нам понадобилось, и через него мы сумели передать наши координаты на корабль и оттуда в штаб бригады. Нам сообщили, что выйдут ночью… но до ночи было далеко, а у нас кончались боеприпасы. Мы уже делились последними патронами. Наш командир, подполковник Рис, был ранен, и командовал майор Грей — мы звали его Долли. Он решил, что мы должны попробовать прорваться и вернуться в штаб бригады в Лe Плейн. Мы довольно спокойно шли около мили, а потом минометный огонь стал очень точным; мы отстреливались тем, что осталось, и сумели пробиться, хотя и потеряли несколько человек. К тому времени, как мы соединились с бригадой, мы не спали 36 часов».

Бернард Дэвис из отряда коммандос № 4 и его группа задерживались. Они высадились на берег только поздно вечером. Их десантное судно было подбито и несколько часов барахталось в море среди других судов, а когда бой немного стих, их взяли на буксир. Перед ними развернулось невероятное зрелище: полузатонувшие десантно-высадочные суда, застрявшие в песке танки, множество раненых и мертвых. Рота Дэвиса бросилась в бой и сразу же столкнулась с неприятностями:

«Когда мы прибыли, 6-я воздушно-десантная дивизия находилась в щекотливой ситуации. Мы должны были занять высоту к востоку от места высадки. Если на той высоте находились немецкие орудия, они могли простреливать семь миль берега. Они были почти подавлены. Пока мы занимали позиции, моя часть, рота «С», серьезно пострадала. Мы потеряли 80 процентов личного состава и всех офицеров. Командование принял старшина Питер Кинг, произведенный в лейтенанты. Он был награжден медалью «За безупречную службу». Немцы бросили в бой все, что имели, а у нас чертовы ручные пулеметы Брена, которые выпускают всего лишь 400 патронов в минуту. У немцев есть пулемет, стреляющий 1500 патронами в минуту — 25 патронов в секунду. Как обычно, мы были вооружены совершенно неадекватно. Это был близкий бой, 30 или 40 ярдов, с большими потерями, но мы держались, пока нас не отвели на отдых, а затем перебросили на передовую ко все еще окруженному Бревилю. Немцы удерживали большую часть территории вплоть до Кана. Нам пришлось отражать там атаки две недели, а потом мы двинулись вперед. Мы несли потери и из-за ночных снайперов. За неделю в Нормандии я научился большему, чем за все предыдущие четыре года. Кое-какие штучки немцев поразили меня. Вдоль проселочных дорог тянулись высокие насыпи с проходами, только не прямыми, а под углом в 45 градусов, так что увидеть немцев можно лишь тогда, когда уже слишком поздно. Днем в живых изгородях немцы держали пулеметчиков, совершенно незаметных, а ночами отводили их в поля и наши ночные патрули становились легкой добычей. Немцы слышали, как мы приближаемся, и стреляли в нас. В борьбе с лучше вооруженным врагом нас часто выручали летчики. Мы располагали людьми и организацией — 6-я воздушно-десантная дивизия с ядром коммандос — в этом нас невозможно было превзойти. Однако нам остро не хватало огневой мощи».

Через четыре дня жестоких боев Ловат собрал в штабе командиров 1-й бригады специального назначения для оценки ситуации, и естественно, не упустил и эту проблему. Предварительные подсчеты показали, что бригада на тот момент потеряла 270 человек; это была неполная цифра и, как оказалось, преуменьшенная. Ловат не смог сдержать гнев, когда Джон Дернфорд-Слейтер явился с поздравлениями от армейских командиров, и разбушевался:

«Если завтра немцы устроят такое же представление, генерал Демпси получит списки погибших, означающие конец бригаде, а высота все равно будет потеряна. И где, черт побери, подкрепления, которые помогли бы избежать массового истребления? У них вроде бы есть учебно-запасная часть и учебный центр, полный солдат, а они ни черта не присылают. Двадцать пять парней, меньше половины взвода, вот и все пополнение за четыре дня боев, и те вводились частями по мере прибытия. И все эти бедняги погибли или пропали без вести, так и не успев понять, что с ними случилось. Нам требовалось полсотни еще до того, как мы убрались с берега. Еще больше парней утонуло в море. Кто ответственен за всю эту неразбериху?».

Никто не смог дать ответ. Утром в понедельник 12 июня командир дивизии приказал захватить хорошо укрепленный район Бревиль Вуд, где накануне батальон «Черной стражи» (Black Watch) понес большие потери. Среди наступавших была и сильно потрепанная часть Генри Козгроува. Затем, по словам Козгроува, наступило короткое затишье, а когда часть Козгроува готовилась к атаке на Бревиль, генерал Гейл выслал разведпатрули, предваряя наступление 6-й воздушно-десантной дивизии с коммандос на флангах с целью захвата немецкого штаба. Козгроув вспоминал:

«Началось светопреставление. Потери были очень большими. Сильно пострадали воздушные десантники, а потом немцы взялись за нас. У них были подвижные орудия, и нас обстреливали очень точно. Мы потеряли много людей убитыми, ранеными и пропавшими без вести; больше четверти личного состава, а бойня продолжалась. Черт побери! Нас обстреливали из минометов. Кто-то из врачей собрал колонну джипов, чтобы вывезти раненых. Джипы сновали туда-сюда под непрерывным обстрелом: надо быть очень храбрым, чтобы сидеть в машине под обстрелом. Все не так страшно, когда можно где-то спрятаться, но торчать на открытой местности с ранеными… Та еще ночка была, скажу я вам».

Еще раньше в тот же день у подполковника Дерека Миллз-Робертса, командира 6-го отряда, раненного в ногу, начала развиваться газовая гангрена. Ему сделали внутримышечную инъекцию и приказали лежать несколько часов без движения. Он остался на ферме, которую использовали, как базу, а его часть отправилась на штурм Бревиля. Несколько часов спустя одурманенного лекарствами подполковника разбудил капрал, присланный из Бревиля с сообщением: раненный во время немецкого контрнаступления Лорд Ловат немедленно вызывает его к себе. Миллз-Робертс, все еще нетвердо державшийся на ногах, бросился к месту боев и нашел Ловата в одной из старых конюшен. Вот, что он пишет:

«Почти совсем стемнело и жуткая сцена освещалась горящими строениями фермы. Ловат был в ужасном состоянии; крупный осколок снаряда глубоко вошел ему в спину и бок. Питер Таскер, врач 6-го отряда, делал ему переливание крови. Ловат очень спокойно приказал: «Примите командование бригадой на себя и, что бы ни случилось, ни шагу назад». Он повторил это несколько раз, а затем сказал: «Приведите мне священника».

Парашютный батальон, атаковавший Бревиль, попал под обстрел минометов и «небельверферов» (Nebelwerfers) — горючие снаряды этого коварного оружия, взрываясь, вызывали страшные увечья и ожоги. Полковника парашютистов смертельно ранило. Многие раненые горели, и мы сбивали с них пламя, набрасывая одеяла. Поодаль лежало еще больше раненых. Медики творили чудеса. Старший сержант Вудкок хватал все оказывающиеся по близости джипы, чтобы увезти лежачих раненых в безопасное место. Теперь я командовал не 6-м отрядом, а бригадой и должен был руководить всем сражением. Я вернулся во двор фермы, сплошь усеянный лежачими ранеными, несмотря на снующие джипы. Если бы снаряды продолжали падать во двор, бойня была бы страшной».

Лорд Ловат был среди раненых, в конце концов попавших в полевые госпитали, и выжил, несмотря на очень тяжелые ранения. Тем временем Джамбо Лестер еще сохранял способность наступать. Его 4-я десантно-диверсионная бригада высадилась не так кучно, как 1-я.

Большинство групп испытало на себе все, что мы описывали выше, а многие из коммандос морской пехоты Лестера так и не покинули берег. Из-за разнообразия их задач мы можем лишь кратко изложить их действия в последующие семь-восемь недель. Как мы помним, только отряд № 41 коммандос морской пехоты побывал в боях, остальные были сформированы в месяцы, предшествовавшие вторжению. Однако необходимо отметить, что большинство служило в батальонах морской пехоты, в целом предоставившей к высадке в Нормандию 17000 человек. Они выполняли разные задания: от защиты кораблей до штурмов вражеских позиций.

Три из отрядов Лестера получили последовательную цепочку задач. Номер 41, высадившийся в секторе «Сворд», должен был атаковать вражеские позиции в Лион-сюр-Мер, однако с самого начала все пошло вкривь и вкось. Они высадились почти в четверти мили от назначенного места и под градом снарядов и мин прорывались с пляжа, уже усеянного останками неудачных десантов: горящими машинами, застрявшими танками и трупами. Отряд разделился на две группы: одна отправилась штурмовать немецкий опорный пункт на подходе к Лиону, другая — хорошо укрепленный замок, командный пункт немцев. Обе группы встретили решительный отпор и сражались почти сутки. Затем коммандос снова объединились для выполнения следующей задачи, еще более сложной. Вместе с отрядом № 48 им предстояло штурмовать важнейшую цель: дуврскую радиолокационную станцию, окруженную массивными укреплениями и минными полями. Немцы считали этот объект абсолютно неприступным. Сходу взять станцию не удалось, и еще 12 дней немцы решительно отвергали предложения выйти с поднятыми руками. Коммандос вызвали танки-заградители (танки с бойковыми тралами), чтобы расчистить минные поля, а затем — при поддержке танкового взвода и бомбардировщиков — пошли на штурм. На этот раз немцы капитулировали. Затем коммандос отправились на противоположный берег Орна в Сальнель, где генерал Гейл использовал их для патрулирования — очень опасное дело, как уже рассказывал Бернард Дэвис.

Отряд коммандос № 48 высадился в секторе «Джуно» и, вслед за канадским полком Северного Берега (North Shore Regiment), должен был атаковать Сент-Обен. Но и они десантировались неудачно. Отряд был сформирован всего за три месяца до дня «Д», и любой коммандос, положа руку на сердце, сказал бы, что такого срока недостаточно для серьезной подготовки. И не имеет значения, служил человек прежде в морской пехоте или нет; скорее, коммандос сказали бы, что это абсолютно невозможно без неприемлемо высокого риска.

Отряд № 48 сразу же испытал на себе все недостатки подготовки. Многие высадились в воду, и непомерная тяжесть их рюкзаков немедленно удвоилась; пришлось тащить, по меньшей мере, сотню фунтов. Неопытность канадских частей еще больше усугубляла ситуацию. Однако справедливости ради отметим, что отряд № 48 ни в коем случае не виноват в большинстве своих проблем. Во-первых, им достались десантно-высадочные суда, совершенно не похожие на те, на которых они тренировались; под обстрелом вручную пришлось перекидывать сходни через нос судна, и все, кто этим занимался, были ранены. С местом высадки опять напутали. Отряд десантировался прямо под носом немцев, засевших в бетонном доте, и попал под сильный обстрел. Канадцы не обеспечили безопасность берега, и неразбериха быстро усиливалась. Солдат, прорывавшихся с пляжа между танками и другой техникой, срезали на бегу. Один из офицеров 48-го отряда попытался остановить канадский танк, пытавшийся тронуться, явно не замечая, что давит раненых. Офицер постучал по орудийной башне, а когда танк не остановился, швырнул противотанковую гранату. Остатки 48-го отряда собрались у стены гавани и направились мимо канадцев в Сент-Обен, а затем в еще одну серьезную заварушку в Лангрюне в паре миль к востоку по побережью. Несмотря на все потери, отряд № 48 отважно сражался, в конце концов захватил вражеский опорный пункт и тем самым спас множество жизней.

Отряд № 46, прошедший специальную альпинистскую подготовку, должен был штурмовать немецкую батарею, но им сменили задачу. Теперь им вместе с французско-канадской частью предстояло уничтожить вражеские позиции вдоль реки Мю. Задание оказалось более изнурительным, чем первое. Вражеские войска засели в деревнях Ла Амель (La Hamel) и Рот. Коммандос не знали, что им противостояли части 12-й танковой дивизии СС, отборные молодые фанатики, воспитанные Гитлерюгендом. В ходе жестоких уличных и рукопашных боев отряд № 46 потерял более 60 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, однако обратил немцев в бегство, захватив 47 пленных.

Наступление продолжалось гораздо дольше, чем рассчитывали коммандос и парашютисты. Некоторые продолжали сражаться и в октябре. Отряд № 47, находившийся в первую ночь в резерве, надеялся, что выйдет из боев довольно быстро, а вернулся в Англию лишь 14 месяцев спустя и все это время сражался на передовой. Они сообщили женам, что вернутся домой к Рождеству, только не уточнили, к Рождеству какого года.

Многие вообще не вернулись. 1-я и 4-я десантно-диверсионные бригады понесли примерно равные потери, а общие жертвы коммандос в той кампании: 39 офицеров и 371 рядового и сержантского состава убиты; 114 офицеров и 1324 рядовых и сержантов ранены, 7 офицеров и 162 рядовых и сержантов пропали без вести. Это составило почти половину обеих бригад. Ужасный итог, хотя и несравнимый с общими потерями союзных войск: 5500 убитых, 22 000 раненых и 12 000 пропавших без вести всего за 15 дней с начала десанта в день «Д». Вернувшиеся домой находились в плачевном состоянии, как вспоминает Генри Козгроув:

«Мы непрерывно наступали, и немцы во Франции уже готовы были капитулировать. С самого начала и до конца августа мы не вылезали с передовой. Но мы сделали свою работу. Нас отвели отдохнуть в лагерь на побережье, а потом отправили домой. Если честно, я не помню, был то Портсмут или Саутгемптон, но нас встречал оркестр. Мы сошли с трапа грязными, дико грязными. Мы отсутствовали три месяца… форма превратилась в клочья, у большинства завелись блохи, у некоторых — вши. Иногда мы мылись в лужах, других вариантов не было. Когда мы вышли к железнодорожной станции, какой-то идиот запустил фейерверк. Только что на платформе было полно встречающих, а через мгновение ни души, все забились под поезд. А мы тогда ничего не боялись. Подойди к любому из нас и крикни «Бум!», мы бы вздрогнули, обернулись и пристрелили бы шутника. Все-таки нервы расшатались. Нас бомбили и обстреливали, иногда по нескольку дней кряду… В лагере Петуорт (Petworth) нам приказали раздеться догола, сожгли нашу одежду, а личные вещи продезинфицировали. Мы вымылись в душе, прошли медосмотр, многим обрили головы, а некоторым еще и разукрасили. Когда с этим покончили, нас отправили в большую палатку, где выдали каждому пару белья, брюки, куртку, носки и ботинки. А потом мы на плацу обменивались вещами, пытаясь найти более-менее подходящее по размеру, чтобы дома в отпуске выглядеть прилично. Пополнение длилось довольно долго, ведь мы потеряли отличных ребят… но нас уже готовили к другой работе».