Глава 7. ДЬЕПП: РАЗГРОМ

Глава 7. ДЬЕПП: РАЗГРОМ

Итак… после долгих недель ожесточенных споров и колебаний, окружавших принятие главных решений, рейд в Дьепп стал делом ближайшего будущего. В южные порты стянули внушительную флотилию кораблей, лодок, десантно-высадочных судов, а также тяжелое вооружение, включая новые танки «Черчилль». Военно-морской флот делал все возможное, чтобы спрятать их от любопытных фотокамер самолетов-разведчиков Люфтваффе, хотя немецким агентам надо было дружно ослепнуть, чтобы не заметить неожиданного увеличения военного населения в окрестностях. Рейдерская группа — и это был рейд, а не вторжение — насчитывала 6100 человек: около 5000 канадцев, 50 американских рейнджеров, остальных набрали из британских подразделений коммандос, включая морскую пехоту. С 20 мая 2-я канадская пехотная дивизия интенсивно готовилась на острове Уайт к десантным операциям.

Первоначально рейд намечался на ночь 4 июля, однако помешала плохая погода. Четыре дня спустя операцию отложили снова, и Монтгомери, которому вскоре предстояло отправиться на Ближний Восток, хотел вообще отменить ее из соображений безопасности: канадские войска уже были проинструктированы, а с таким количеством задействованных в операции людей невозможно избежать безответственной болтовни. Те же опасения выразил подполковник Джеймс Хилл, командовавший 1-м парашютным батальоном. По первоначальному плану Маунтбеттена батальон Хилла должны были сбросить в Дьепп для уничтожения немецких батарей к востоку и западу от города до десантирования основных сил. В мае Хилл отправился на остров Уайт для встречи с командирами 2-й канадской пехотной дивизии. Он был шокирован услышанными разговорами, так как британцы никогда не инструктировали солдат — разве что старших офицеров — до самой ночи рейда, и даже командирам не раскрывалось место назначения; они просто изучали рельеф местности по макетам. Когда 4 июля операция была отменена и вместо парашютистов уничтожение батарей было передано коммандос, Хилл предупредил лорда Ловата, командира 4-го отряда коммандос. Несмотря на заявление Хилла и сомнения Монтгомери, в главный план не внесли изменений, лишь заменили парашютистов на коммандос, чтобы рейд не зависел от погоды. Изменили также название операции с «Раттер» на «Джубили» («Юбилей»).

Хотя новую дату рейда вроде бы тщательно скрывали, немцы, несомненно, понимали, что нападение неминуемо: они подготовились и ждали. 10 августа, за девять дней до рейда, командир 15-й немецкой армии издал приказ, начинавшийся с предупреждения о том, что, «согласно имеющейся информации», союзники готовятся к вторжению. В приказе совершенно ясно формулировалось, что может ожидать немецких солдат:

«Мои приказы должны постоянно быть перед глазами солдат, чтобы для них не было никаких сюрпризов. Войска должны четко сознавать, что, когда наступление начнется, сложится очень опасная ситуация. Бомбежки и атаки штурмовой авиации, артиллерийский обстрел с моря, десанты с моря и воздуха, враждебно настроенное гражданское население, диверсии и убийства — вот с чем им придется столкнуться и, чтобы выдержать испытания, они должны быть непоколебимы. Ни в коем случае нельзя терять самообладание. Никаких страхов. Когда начнется сражение, солдаты должны навострить глаза и уши, крепче взяться за оружие и бороться так, как они никогда прежде не боролись. ОНИ ИЛИ МЫ — вот девиз каждого. Фюрер ставил задачи перед немецкими войсками в прошлом, и все эти задачи выполнялись. Задачи, стоящие перед нами сейчас, также будут выполнены. Мои люди докажут, что они не хуже других. Я смотрел в ваши глаза. Мы — немцы. С РАДОСТЬЮ ВЫПОЛНИТЕ СВОЙ ДОЛГ ДО КОНЦА. СДЕЛАЙТЕ ЭТО И ВЫ ОСТАНЕТЕСЬ ПОБЕДИТЕЛЯМИ. ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАШ НАРОД И ФАТЕРЛЯНД. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ФЮРЕР, АДОЛЬФ ГИТЛЕР. (подпись) Ваш командующий, ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК ХАЗЕ»

Может, если бы британская разведка была также хорошо информирована, союзнические войска не потерпели бы неудачу. По свидетельству лорда Ловата, немцы вроде бы отводили войска из намеченного района, а на самом деле они концентрировали силы; МИ6 этого не заметила. Донесения разведки были небрежными и скудными. Агенты также не доложили, что немецкие технические войска в последнее время заливали бетон в скалах Дьеппа, используя принудительный труд гражданских и военнопленных. Немцы установили мелко- и крупнокалиберные пулеметы на рельсы, чтобы после обстрела укрывать их в пещерах. На всех выгодных точках были оборудованы закамуфлированные позиции снайперов, стрелявших бездымными патронами. Береговые оборонительные сооружения усилили минами и колючей проволокой, заблокировали или разрушили скальные лестницы. Немцы действительно знали о наступлении войск союзников.

Еще одна загадка, связанная с вопросом безопасности, не объяснена до сих пор, но мы приводим воспоминания полковника Патрика Портьюса, тогда капитана 4-го отряда коммандос, награжденного за проявленную в Дьеппе храбрость крестом Виктории:

«Это был очень странный случай. Моя первая жена Луиза Рум в то время работала в Адмиралтействе, в отделе военно-морской разведки. За несколько дней до рейда в Дьепп она по дороге на работу купила газету, «Дейли Мейл», насколько я помню. Проглядев газету, она увидела объявление «Купите пляжный халат из Дьеппа». Очень странное объявление для ежедневной центральной газеты. Луиза знала о намеченном рейде в Дьепп и показала газету своему шефу в Адмиралтействе. Они смотрели на объявление, и им показалось, что силуэт халата очень похож на береговую линию Дьеппа, а разные нелепые пуговицы и отметины как будто указывают места высадки. Они ничего не могли доказать, и я не думаю, что этот случай имел продолжение. Странная история, однако, возможно, она имела смысл, с точки зрения немецких разведчиков».

Конечно, имела. Что же касается британских десантников, они и не подозревали о цели рейда, хотя прекрасно понимали, что что-то затевается. В отряде коммандос № 4 некоторые солдаты только что вернулись с альпинистских тренировок в Уэльсе и после короткого отдыха были в середине июля отозваны на базу в Шотландии. Затем им приказали самостоятельно добраться поездом до Уэймута и явиться на борт корабля «Принс Альберт», стоявшего в Пуле. Плавая затем вдоль южного побережья, они проводили учебные десанты. Билл Спирман говорил, что лорд Ловат, обследовав район, выбирал самые отвесные утесы:

«Одно из таких мест находилось поблизости от Сент-Ив в Корнуэлле. Веселенькое местечко. Очень крутые скалы, о которые с грохотом разбиваются волны. Как выяснилось, мы должны были провести показательный десант перед высшим командованием. Итак, Ловат выбрал самый скалистый участок побережья, где при определенных погодных условиях — и наверняка в день показательной высадки — отлив составлял бы 12–14 футов. В тот день мы пользовались не десантно-высадочными судами, а плоскодонными паромами, вмещавшими человек тридцать каждый; волны обрушивались на утесы, оставляя в воздухе водяную пыль. Паром, как упрямый жеребец, вставал на дыбы, на мгновение зависал в воздухе и камнем падал вниз. В верхней точке мы должны были выпрыгнуть и вскарабкаться на утес. Ну, перед лицом генералов, наших и американских, мы потерпели неудачу. Один из паромов перевернулся, и два солдата утонули. Все равно сделали учебный фильм под вполне соответствующим названием «Десантирование в суровых условиях».

Ни у кого не осталось сомнений в близости рейда, хотя уроженец Манчестера двадцатитрехлетний Джордж Кук вспоминал, что и тогда ничего не было сказано о месте назначения. Коммандос просто продолжали тренировки по заведенному распорядку:

«Примерно после десяти дней пребывания на борту «Принса Альберта» мы сошли с корабля и отправились в Уэймут, где возобновили обычные тренировки. Затем как-то вечером нам объявили, что подготовка закончена: «Распрощайтесь с квартирными хозяйками, парни, оплатите счета и будьте на плацу в шесть часов утра».

Когда мы прибыли на плац, то увидели колонну крытых военных грузовиков. Мы забрались в них и отправились в лагерь за Саутгемптоном, где нас накормили. И все еще ни слова не было сказано о том, куда нас направляют. Затем мы вернулись в грузовики и поехали на верфь Саутгемптона, где снова поднялись на «Принс Альберт». Только там лорд Луис Маунтбеттен объявил, что нас посылают на французское побережье, объяснил нашу общую задачу, задачи каждого взвода. Нам приказали оставлять раненых на месте и ни с кем не возиться. Их подберут медики. А мы должны торопиться к намеченной цели, артиллерийской батарее, которую необходимо уничтожить до высадки канадцев. В общем, Маунтбеттен сказал, что хотел бы отправиться с нами. Он говорил замечательно, и мы ему поаплодировали, затем начали готовиться. Наш взвод отвечал за взрывы, поэтому мы таскали взрывчатку и паковали снаряжение: боеприпасы, запасные патронные сумки к пулеметам Брена, гранаты с уже вставленными взрывателями. Потом нас снова накормили и мы отплыли, прошли залив Те-Солент и мимо острова Уайт. Вечер был прекрасный…»

План «Джубили» предусматривал атаки в пяти различных точках фронта протяженностью в десять миль вдоль меловых скал Дьеппа. Намечались фланговые удары к востоку и западу от Дьеппа и лобовая атака на сам город. Перед рассветом одновременно должны были начаться четыре фланговые атаки, а полчаса спустя атака на Дьепп при поддержке 14-го канадского танкового батальона. Канадские войска составляли кулак главной атаки, а также должны были высадиться в скалах Пурвиля в двух с половиной милях к западу и в Пюи (Puys) к востоку. Две береговые батареи — «Роммель» и «Гинденбург», расположенные на востоке и западе от города соответственно, являлись целью Королевского полка Канады (Royal Regiment of Canada), поддерживаемого 370 британскими коммандос морской пехоты.

Роль британских отрядов коммандос № 3 и 4 заключалась в быстром налете — «грабительском налете», как сформулировал лорд Ловат, — на батареи в Берневале на восточном фланге (цель отряда № 3 под командованием подполковника Джона Дернфорд-Слейтера) и в Варанжвиле на западе (цель отряда № 4 под командованием лорда Ловата). Если бы до высадки главных сил коммандос не смогли подавить свои цели, десант был бы обречен. В действительности же эти батареи были лишь частью массивных немецких укреплений Дьеппа. Их масштабы были настолько серьезно недооценены разведкой, в том числе и воздушной, что даже с уничтожением двух указанных батарей бойня была неизбежна.

Первая часть плана провалилась еще до того, как десантники высадились на берег. Пройдя через Ла-Манш на разношерстных кораблях, собранных доя этой миссии, они должны были пересесть в десантно-высадочные суда в пяти милях от берега. Послушаем Патрика Портьюса:

«Наша часть плыла на старом бельгийском корабле, укомплектованном десантными катерами. Их было восемь, по четыре с каждого борта. Мы отправились перед наступлением темноты в составе огромного конвоя. Насколько мы могли видеть, везде были сотни кораблей и десантных судов. Впереди шли минные тральщики, чтобы очистить проход в немецких минных полях милях в десяти от берега.

Хорошенько выспавшись и отлично позавтракав тушеным мясом, мы около четырех часов утра приготовились к спуску десантных судов. Во все гранаты были вставлены взрыватели, все магазины наполнены; все было готово. Под защитой паровой канонерки[14] капитан-лейтенанта Питера Скотта нас спустили на воду. Из всей флотилии этих канонерок только одна шла дальше с нами плюс вооруженный моторный катер. Вот и вся наша поддержка в наступлении. До места высадки было около двух часов пути. К счастью, море было очень спокойным. Примерно через полчаса мы вдруг увидели фейерверк на востоке на нашем левом фланге.

Как оказалось, это был отряд коммандос № 3, наступавший на другую батарею в Берневале и нарвавшийся на немецкий конвой. Завязался жестокий бой. Десантные катера 3-го отряда разметало и потрепало».

Еще как потрепало. Отряд коммандос № 3, базировавшийся в Сифорде и до начала операции не имевший никаких контактов с отрядом № 4, двигался к своей цели на 24 пехотно-десантных катерах при поддержке десантных барж ПВО, вооруженных двумя четырехдюймовыми пушками. Дернфорд-Слейтер и его группа управления находились на паровой канонерке, возглавлявшей и защищавшей эту минифлотилию. Все шло согласно плану, пока их не заметил немецкий конвой. Идущий в авангарде зенитный корабль тут же начал стрелять трассирующими снарядами. Британская паровая канонерка получила серьезные повреждения. По меньшей мере, половина матросов и десантников, находившихся на борту, была убита или утонула. Канонерка, ковыляя, вышла из боя, и домой ее дотащили на буксире.

В результате нападения десантно-высадочные суда, несущие большую часть отряда № 3, были разбиты и многие затонули; находившиеся на них десантники и члены экипажей были убиты или утонули. Только четыре из двадцати четырех десантно-высадочных судов добрались до берега. Уцелевшие 18 десантников начали пробиваться к батарее в Берневале. Превосходящий во много раз противник оттеснил их обратно на берег после более чем двухчасового сражения. Британцы обнаружили, что начался отлив, и их суда оказались на суше. Только горстке удалось бежать, остальные попали в плен.

Отряду коммандос № 4 повезло больше. Ловат разделил свою группу на две части: одной предстояла лобовая атака на батарею, другая должна была атаковать с тыла. Стреляя на ходу, Питер Скотт подвел свою канонерку так близко к берегу, как только было возможно. Высадка прошла успешно, однако к батарее вели две очень узкие лощины, заблокированные колючей проволокой. Одна была совершенно непреодолима, однако вторую разнесло взрывом торпеды Бангалор. Десантники проложили себе тропинку, набросив сверху проволочную сетку, рулоны которой несли как раз на такой случай. Немецкие солдаты, защищавшие батарею, теперь точно знали о высадке на своем участке, и на десантников обрушился град снарядов из хорошо замаскированного наверху орудийного окопа. Тут ударила двухдюймовая пушка и, как сказал Патрик Портьюс, «по какой-то невероятной случайности снаряд попал прямо в орудийный окоп, где находилась куча кордитовых (из бездымного пороха) зарядов, и выстрелы тут же смолкли. Орудийный окоп загорелся вместе с наброшенными сверху камуфляжными сетями. Весь орудийный расчет погиб».

На этой стадии операции пушки стреляли по кораблям с главными штурмовыми силами. Немецкий наблюдательный пункт находился на ближайшем маяке. Фонарь на маяке мигал, и двоих десантников из 4-го отряда отправили перерезать телефонные провода, соединявшие батарею с маяком, для чего предстояло забраться на телеграфный столб. Тем временем обе группы 4-го отряда начали выдвигаться к цели. Вот что пишет Джордж Кук:

«Маяк все еще мигал, и я подумал, что нас ожидает далеко не радушный прием. Из долговременных огневых сооружений стреляли трассирующими снарядами. Лорд Ловат, проходя над колючей проволокой, повернулся ко мне и сказал небрежно: «Они стреляют слишком высоко». Рост лорда Ловата шесть футов, мой — четыре фута четыре дюйма, так что я подумал: если стреляют выше его головы, то уж мне опасность точно не грозит. Вообще-то стреляли и из минометов, и четверо или пятеро наших парней выбыли из строя еще до того, как мы добрались до берега; кого-то ранили, кого-то убили. Один из санитаров, Джимми Паскаль, остался с ними на берегу помочь, чем мог, а мы двинулись вглубь. По дороге мы наткнулись на табличку с черепом и костями и надписью «Achtung Міпеп» («Осторожно, мины»). Берег был заминирован, но мы просто побежали вперед. Я не слышал разрывов мин, значит, никто не подорвался. Под обстрелом мы покинули берег. Я был впереди группы.

И вдруг мы увидели крохотный домик и не поверили глазам своим, когда из домика выбежала женщина, произнесла «Bonjour» и помахала нам бутылкой вина, приглашая выпить. Но у нас не было времени, мы просто отсалютовали ей и побежали дальше. Затем наши пути разошлись. В моей группе были сержант Дезмонт, сержант Хоум, младший капрал Диблок, рядовой Томми Брануэл и капитан Портьюс. Мы подошли к дому и решили, что там немцы. Томми Брануэл стал стрелять по замку, когда я заметил, как из выкопанного в земле бомбоубежища выглядывают какие-то люди. Это оказался хозяин дома с семьей. Они подошли и сказали нам: «Здесь немцев нет; они вон там». Мы велели им вернуться в убежище и не высовываться, если они не хотят погибнуть. Мы пошли дальше и тут я в первый раз заметил батарею. Вообще-то я услышал выстрелы. Я слышал: бум, бум, бум. Затем увидел, как из барака вышел парень, одетый во все белое, явно повар. Он начал мочиться в конце барака. Он стоял там и мочился, а я думал: «Чтоб мне провалиться».

Потом вдруг раздались выстрелы, и один из наших стал стрелять в сторону батареи. Я подумал, что немцы их уже обнаружили и они решили рискнуть. Кто-то, кажется Спирман, попал в немца на зенитной башне, и тот ласточкой пролетел 60 футов до земли. Под обстрелом мы добежали до батареи во фруктовом саду, и я с сержантом Хоумом стал резать колючую проволоку. Я услышал тихое «ах» и поднял глаза. Я увидел, как сержант Хоум споткнулся, из его груди хлынула кровь. Он тут же умер, что было для меня шоком, так как он — самый крепкий парень из всех, кого я знал. Он воевал на северо-западной границе Индии и в Палестине, он хорошо знал свое дело. Я думал, что всегда буду радом с ним. Но я дорезал проволоку, вернулся к Портьюсу и доложил: «Сержант Хоум мертв. Его подстрелили».

И в следующий момент… бух, и это уже был я. Я получил пули в лицо, в плечо, должно быть, из пулемета. Я упал как подкошенный, и больше ничего не помню. Когда я очнулся, солнце светило вовсю и было полно мух. Я попытался встать, хотя бы пошевелиться, и не смог. Я потерял слишком много крови, я был весь пропитан кровью. Как раз когда я очнулся и попытался собраться с мыслями, подошли три немца. Один ткнул меня штыком прямо в горло и сказал по-английски: «Можешь двигаться?» Я сказал: «Нет, я пытался. Не могу». Они обыскали мои карманы, забрали сигареты и тут же закурили. Тот, что говорил по-английски, спросил, не нужно ли мне чего. Я сказал, что хочу пить. Подошли две француженки, и немец велел им принести мне попить. И добавил: «Мы за тобой вернемся». Они ушли. Одна из женщин, постарше, положила мою голову себе на колени; другая принесла чашку и попыталась напоить меня. Мне снесло часть лица и нижнюю челюсть, осталась просто большая дыра. Я не мог пить. Они вернулись со стаканом и вливали мне в горло вино ложкой. Потом они меня оставили. Снова я очнулся в фургоне для перевозки скота. Вокруг были еще раненые. Должно быть, после вина я потерял сознание. Стемнело, в фургоне стонали раненые, в основном канадцы… потом я снова вырубился»[15].

Десантники из отряда коммандос № 4 продолжали наступать. Они помнили приказ: всех раненых и убитых оставлять на месте. Хотя коммандос понесли серьезные потери, в окончательном штурме участвовало еще много людей. Патрик Портьюс, временно откомандированный из другой роты, не принимавшей участие в атаке, в конце концов оказался командиром роты «F», нападавшей на батарею с тыла:

«Мы поднялись на дамбу. Большую часть пути, примерно милю, пришлось идти вброд, поскольку немцы затопили долину. Затем мы повернули налево через открытую местность позади немецких оборонительных укреплений и попали в маленькую рощу позади батареи, которую должны были атаковать. В атаку шли две роты: «В» и «F». Я был с ротой «F» слева. Нам удалось добраться туда без каких бы то ни было проблем. В районе батареи мы наткнулись на грузовик, из которого как раз начали выгружаться немецкие солдаты. Очевидно, они приехали из Сент-Маргерит или еще откуда-то в той стороне. Нам удалось напасть на них еще до того, как все выбрались из грузовика, мы многих убили из «Томми-ганов» (пистолетов-пулеметов «Томпсон»). Потом мы начали пробираться дальше: там было полно маленьких коттеджей, изгородей и тому подобного. Роджер Петтиуорд, ротный командир, был убит снайпером, а другой младший офицер, Джон Макдоналд, командир взвода, был убит брошенной в него гранатой, так что мне пришлось командовать ротой. Я шел по узкой тропинке к батарее — дамба была слева — и вдруг увидел немца, выскочившего с другой стороны. Я бросил в него гранату Миллса, а он швырнул в меня гранату с рукояткой. Как только гранаты взорвались, я выскочил оглядеться, но, к несчастью, он выскочил чуть раньше и прострелил мне левую руку, я спрятался и наложил на руку повязку. Мы двинулись дальше и потеряли еще несколько человек: кого пристрелили снайперы, кого взорвали гранатами. Мы растянулись вдоль насыпи, дававшей нам некоторое укрытие. Я связался с группой управления, приближавшейся к батарее, и мне сказали: «Вперед, пора атаковать»».

Роты «В» и «F» с примкнутыми штыками бросились к орудийным окопам. 90 метров, которые предстояло преодолеть, казались милей. Патрик Портьюс был снова ранен, на этот раз в бедро, из раны хлынула кровь. Портьюс, ковыляя, дотащился до окопа и упал, ослабев от потери крови. Тем временем штурм батареи продолжался. Происходящее очень красочно обрисовал Доналд Гилкрист:

«Наш взвод побежал вперед. Рядом с нами зашелестела изгородь. «Брен» дернулся в руках Маршалла. Краем глаза я с удивлением увидел, как оседает серый мундир. Гранаты взметнулись в воздух и разорвались в правом орудийном окопе. С примкнутыми штыками, издавая леденящие душу вопли, коммандос неслись в атаку… Острая как бритва шеффилдская сталь раздирала кишки батареи Варанжвиля. Крики, дым, запах горящего кордита. Безумные моменты скоро закончились. Стих ружейный огонь из зданий за изгородью, во дворе лежал раненый коммандос. Из мрака сарая появился ранивший его немец. Коммандос подскочил и ударил ботинками по вытянувшемуся лицу. Капрал поднял руку. Мы прекратили огонь. Капрал прицелился и нажал на курок. Немец схватился за живот, словно пытаясь вытащить пулю. Четыре пары глаз мрачно смотрели на его страдания. Стальных глаз. Ни злорадства, ни жалости к врагу, не имеющему моральных принципов, не ведающему сострадания…»

Подошла команда подрывников со сборными зарядами «пластик 808». Подрывники открыли казенные части орудий, затолкали туда заряды и закрыли казенники, поставив механизм замедленного действия на две минуты. Все орудия были заряжены 100-фунтовыми зарядами, и взорванные дула раскрылись, как банановая кожура. Пушки полностью вышли из строя. Взорвав орудия, отряд коммандос № 4 выполнил свою задачу и теперь должен был быстро отступить. По свидетельству Бернарда Дэвиса, ветерана Дюнкерка, вступившего после эвакуации в 4-й отряд, десантники убили или ранили 400 немцев. Нескольких взяли в плен, чтобы нести раненого Портьюса на носилках, наспех сделанных из выдранных из сарая досок. Пленники не знали точного расположения мин и сильно нервничали. 4-й отряд возвращался, потеряв из 265 десантников 45 убитыми или пропавшими без вести. Отряд № 3 понес еще большие потери. Их практически обескровили: 117 убитых, раненых или пропавших без вести из 420 коммандос.

Возвращающиеся коммандос 4-го отряда видели вдали контуры союзных кораблей и уже начавшуюся высадку основных сил. Портьюс вспоминал:

«Одно из десантно-высадочных судов прикрыло наш отход дымовой завесой. Наше судно из-за отлива стояло довольно далеко от берега. Меня тащили два немца; бедняги тряслись от страха, думали, что им перережут глотки или еще что. Меня перенесли сначала на паровую канонерку Питера Скотта, где санитар старательно перевязал мне ногу и руку, затем транспортировали на эсминец. Операцию прикрывали шесть эсминцев класса «охотник». Вот и все наше военно-морское обеспечение — только маленькие 4,5-дюймовые пушки, честно говоря, не очень эффективные. Эсминец, на котором был я, подошел подобрать раненых в ужасной неразберихе, царившей вокруг Дьеппа, в этой ужасающей бойне. Когда мы полностью загрузились ранеными, около нас упала бомба с немецкого самолета. Свет погас, жуткое ощущение. Мы плыли около суток и добрались до Портсмута где-то в час следующей ночи. Я провел в госпитале шесть недель и позже обнаружил, что награжден крестом Виктории. Я так и не понял за что. Думаю, мне очень повезло, чертовски повезло, что я был награжден».

Скромность Портьюса, немедленно повышенного в чине до майора, подтверждается цитатой из приказа о его награждении крестом Виктории. Там признано, что отряд, которым он командовал, достиг самых успешных результатов в катастрофической операции:

«Майор Портьюс был назначен офицером связи между двумя подразделениями, в чьи задачи входил штурм береговых батарей тяжелой артиллерии. В первой атаке майор Портьюс, находившийся в меньшем из двух подразделений, был ранен в руку с близкого расстояния. Пуля прошила ладонь и вошла в плечо. Не утратив присутствия духа, майор Портьюс бросился на противника, обезоружил, заколол штыком и тем самым спас жизнь британского сержанта, на которого немец нацелился. Тем временем больший отряд застрял, его командир был убит, а старшина тяжело ранен. Почти сразу же был убит единственный оставшийся в живых офицер. Несмотря на губительный огонь, майор Портьюс без колебаний пересек открытое пространство и принял командование этим отрядом. Сплотив солдат, он повел их в атаку на немецкие позиции и во второй раз был тяжело ранен. Хотя пуля попала в бедро, майор вместе с товарищами сражался врукопашную и потерял сознание уже после того, как орудия были уничтожены. Доблестное поведение майора Портьюса, его блестящее командование и ревностное служение долгу вдохновили весь отряд».

Примеров храбрости десантников можно привести множество, но операция неумолимо двигалась к логическому завершению: на пляжах Дьеппа разворачивалась кровавая бойня. Немецкая артиллерия изрыгала жесточайший огонь. В небе кипел бой между самолетами союзников и «Люфтваффе». Волна за волной налетали немецкие бомбардировщики и истребители, атакуя десантирующиеся канадские войска, их лодки и корабли. На десять часов воцарился настоящий ад.

Те отряды, которым все же удалось добраться до берега, непрерывно обстреливались с соседних утесов, с хорошо защищенных вражеских позиций.

Атаки начались с обоих флангов, затем в центре на пляжах Дьеппа, и поражение следовало за поражением. Королевский полк Канады (Royal Regiment of Canada), который должен был ударить по батарее «Роммель», пристроился не за той канонеркой, и их старт задержался на двадцать минут. В результате при высадке они попали под лучи прожекторов. О неожиданной атаке пришлось забыть, их буквально изничтожили: в тот день вернутся только 60 человек из 543. Три взвода подкрепления канадского батальона «Черной Стражи» (Королевского Хайлендского полка) (Black Watch, Royal Highland Regiment) накрыло на берегу минометным и автоматным огнем, и в конце концов они были вынуждены капитулировать. Из тех, кто высадился, 200 были убиты и 20 позже умерли от ран, остальных взяли в плен. В тот единственный день канадский батальон понес свои самые большие потери за всю войну.

В Пурвиле у канадцев, Южно-Саскачеванского полка (South Saskatchewan Regiment) и Королевского собственного полка Камеронских хайлендеров (Queen’s Own Cameron Highlanders) дела сначала шли получше. Они форсировали реку Си и двинулись к Дьеппу. Однако немцы быстро мобилизовались, и интенсивным артиллерийским и воздушным обстрелом оба подразделения были остановлены почти рядом с их целями. Потери при отступлении оказались многочисленнее, чем при атаке.

Главный штурм каменистого пляжа Дьеппа был назначен через полчаса после фланговых атак. Немецкие солдаты, затаившиеся на позициях в скалах и снайперских точках в отелях, расположенных вдоль эспланады, выжидали. Когда Эссекский Шотландский полк (Essex Scottish Regiment) бросился через открытый восточный участок, враг залил пляж пулеметным огнем. Если бы кто-нибудь в тот момент крикнул «Вспомните Галлиполи», то был бы абсолютно прав; но вряд ли кто-то, кроме командующих, сохранил эти воспоминания, а если и вспомнил, то постарался поскорее отделаться от неприятных мыслей. Действительно, во многих отношениях Галлиполийская операция проигрывалась здесь снова и снова. Тогда — «анзаки» и гурки, теперь — канадцы и коммандос. Штурм Галлиполи британским военным флотом отменили, так как морские военачальники боялись потерять корабли; в Дьеппе тяжелую артиллерию не предоставили вовсе, и лишь мелкокалиберные орудия эсминцев обеспечивали довольно неэффективную поддержку.

Штурм Дьеппа всецело зависел от успеха четырех фланговых отрядов, в Галлиполи также полагались на фланговые атаки. В случае провала — а три атаки в Дьеппе захлебнулись — пляж становился местом массового убийства. Мысы с обеих сторон предоставляли немцам открытый обзор целей и возможность обстрела продольным огнем сверху вниз. У десантников не было ни единого шанса выжить.

Все попытки пробить брешь в дамбе провалились, и войска понесли большие потери. На штурм бросили резервный батальон полк фузилеров Мон-Руайяля (Les Fusiliers Mont Royal) — их постигла та же судьба. Королевский Гамильтонский полк легкой пехоты (The Royal Hamilton Light Infantry) высадился в западной части набережной напротив большого казино и пробился в город, где вступил в ожесточенные уличные бои. На берегу грохотали новые танки «Черчилль», целый танковый полк. Те танки, что не увязли в песке, теряли гусеницы на огромных камнях пляжей. Только двадцати четырем машинам удалось начать движение, только шесть из них успешно преодолели дамбу, но и они вскоре задымились. Тем не менее обездвиженные танки продолжали сражаться, поддерживая пехоту и прикрывая отступление. Экипажи танков попали в плен или погибли в сражении.

Последнему из подразделений коммандос еще только предстояло вступить в бой. Для большинства из 370 человек, составлявших отряд № 40 морской пехоты, это была первая крупная операция под флагом коммандос. Они ждали в резерве недалеко от берега, и теперь им предстояло разделить судьбу канадцев. Около 11.30 они двинулись в бой и вошли в дымовую завесу на расстоянии около 450 метров от берега.

Когда десантники появились из дыма примерно в 365 метрах от пляжа, немцы открыли по ним огонь из ручных пулеметов. У первого десантно-высадочного судна заглох мотор, и оно беспомощно закачалось посреди разрывов снарядов. Экипажу удалось завести мотор, судно протащилось еще несколько метров и окончательно замерло в 275 метрах от берега. Тем временем остальные суда под командованием подполковника Пиктон-Филлипса приближались к берегу под непрерывным обстрелом. Поняв, что гибель его людей неминуема, подполковник натянул белые перчатки, встал во весь рост на палубе и флажками дал сигнал вернуться под прикрытие дымовой завесы. Он погиб через несколько секунд, а его судно, получив бортовую пробоину, загорелось. Его заместитель, майор Хоутон, был ранен и попал в плен. Несмотря на предупреждение, пехотинцы высаживались на берег. Один из них, Джим Хефферсон, вспоминал: «Повсюду лежали тела, у кромки моря текла кровавая река в ярд шириной. Суда и танки горели, самолеты пикировали чуть ли не на головы; повсюду, раскалывая камни, разрывались снаряды».

Только трем из судов пехотинцев удалось подойти к пляжу, и все, кто находился на них, были убиты, ранены или попали в плен. Вместе с майором Титчем Хоутоном погибло еще несколько человек, когда при высадке снаряд разнес на куски их десантное судно. Ни одному из находившихся на трех судах в тот день не удалось вернуться на базу. Общие потери: 76 человек из 370, хотя многие вообще не попали на берег.

В операции участвовал отряд коммандос № 10 (IА)[16], включавший роту французов и роту^{1} «Икс», сформированный из бывших немецких подданных. Все немцы попали в плен, и больше их никогда не видели; несомненно, они умерли страшной смертью. Отряд № 10 потерял шесть из высадившихся восемнадцати человек. Американские рейнджеры также потеряли шесть человек из восемнадцати. Еще одно формирование коммандос впервые бросили в бой в Дьеппе — два отряда коммандос Королевского военно-морского флота (С и D). Они должны были прикрывать пляжи, однако, подобно прочим, некоторые так и не достигли намеченных целей, погибнув по дороге[17]. К середине дня операция «Джубили» практически закончилась. Те, кто сумел вернуться на суда, оставили позади побоище, подобное которому ни один из них не захотел бы увидеть снова: длинные пляжи Дьеппа, усеянные трупами и горящими обломками танков. Из 4963 канадцев в Англию вернулись только 2210, многие из них раненые. Если учесть, что много канадских подразделений так и не добралось до берега, потери неприемлемы по меркам любой войны. Всего канадцы потеряли 3367 человек, из них 1946 военнопленными и 907 убитыми.

Потери других подразделений были еще страшнее. Только вспомогательные войска не досчитались 3000 человек. Сильно пострадали экипажи кораблей, катеров, десантно-высадочных судов и военно-воздушные силы союзников. ВВС Великобритании задействовали 74 эскадрильи, канадские ВВС — 12. Масштаб воздушной битвы над Дьеппом очевиден из потерь, понесенных союзниками: сбиты 106 самолетов и только 30 пилотов уцелели. «Люфтваффе» потеряли 96 самолетов. Союзники также потеряли 300 десантно-высадочных судов и катеров, 28 танков и 1 эсминец.

Один из летчиков, канадец, упал в море после десятиминутного воздушного боя с немецким истребителем. В тот день ему повезло. Его, уносимого в открытое море, заметили с одного из десантно-высадочных судов, на котором спасались коммандос из отряда № 4. Судно изменило курс. Летчика втянули на борт, кто-то сунул ему в руку консервную банку с саморазогревающимся супом и сказал: «Нравится тебе такая служба?» У летчика не нашлось ответа, зато число потерь уменьшилось на единицу.

Взаимные обвинения вспыхнули уже на обратном пути, однако пиаровская машина в Лондоне была запущена на полную мощность. В официальном сообщении Маунтбеттен говорил о полезных уроках, которые послужат будущему, имея в виду неминуемое вторжение в континентальную Европу, и, как положительную сторону операции, он подчеркивал тот факт, что две трети ударного отряда вернулись домой. Уроки, несомненно, были получены, и не первые, так как все это уже проходили в Галлиполи. Однако стоил ли результат той дорогой цены, что была заплачена, — совершенно другой вопрос, и мнения тут диаметрально противоположны. Спорам предстояло длиться годами, и, совершенно естественно, особую горечь при каждом упоминании Дьеппа испытывают канадцы. Ни одно из главных действующих лиц никогда не признается в поражении, хотя каждый испытывал чувство вины, даже стыд, за происшедшее. У Патрика Портьюса, шесть недель после описываемых событий пролежавшего на больничной койке, было время для размышлений, и он пришел к выводу, разделяемому многими: Дьепп — полнейшая катастрофа, которая не должна была случиться. Когда он читал статьи в газетах, а позже — автобиографии и биографии армейской верхушки военного времени, его больше всего раздражали часто повторяемые утверждения об «усвоенных уроках», подобные заявлению Маунтбеттена сразу после Дьеппа. Вот слова Портьюса: «Я уверен, что 90 процентов тех уроков можно было усвоить, тренируясь в Британии у Уэймута или в любом другом месте. Взять, к примеру, тяжелые пехотные танки «Черчилль», которые прежде ни разу не участвовали в боях. Они просто рвали гусеницы на камнях: их можно было испытать в Британии и посмотреть, могут ли они работать на каменистом пляже. Мне очень, очень горько».

Кого же винить? Годы спустя в своих мемуарах фельдмаршал Монтгомери утверждал, что в рейде были допущены две серьезнейшие ошибки: решение о замене парашютистов на коммандос и отказ от предварительной бомбардировки немецких укреплений. Маунтбеттен пришел в ярость и уговорил Уилдмена Лашингтона, своего бывшего начальника штаба, написать ему письмо. В этом письме Лашингтон должен был напомнить, что председателем совещания, на котором принимались оба этих решения, был сам Монтгомери. Затем Маунтбеттен скопировал письмо и послал его Монтгомери вместе с поздравлениями по поводу «его замечательного вклада в историю военных успехов». Письмо нисколько не поколебало высокомерия Монтгомери. Он ответил, что не помнит Лашингтона, «слишком мелкую сошку», чье мнение не имеет никакого значения.

Словесную войну продолжили их биографы. Найджел Гамильтон в своей книге о Монтгомери «Монти: становление генерала», опубликованной в 1981 году, назвал Маунтбеттена «мастером интриги, ревнивым и неквалифицированным, который как капризный ребенок играет человеческими жизнями с полным безразличием к потерям, что объясняется его ненасытным, даже психопатическим, честолюбием». Гамильтон пошел еще дальше, заявив, что истинной причиной разгрома послужило невыполненное Маунтбеттеном обещание поддержать десант в Дьеппе артиллерией военно-морского флота, когда вместо серьезной поддержки, ограничились эсминцами класса «охотник». Филип Зиглер, биограф Маунтбеттена, в ответ утверждал, что Маунтбеттен прекрасно сознавал дефицит огневой мощи морской артиллерии и требовал от военно-морского командования линкоры или хотя бы крейсеры для поддержки рейда. Ему отказали.

Зиглер также посоветовал Гамильтону получше изучить сопутствующие подготовке рейда донесения разведки, которые, как подтвердили вернувшиеся из Дьеппа офицеры, оказались «абсолютно не соответствующими истине». Пререкания ничего не решили. Обвинения и контробвинения лишь усиливали горечь. Однако был еще один аспект этой катастрофы: тайные помыслы самого Черчилля, который фактически осуществил удивительную мистификацию. Черчилль прекрасно понимал все слабости рейда, но не воспрепятствовал ему, хотя и мог бы, ведь сам Монтгомери хотел отказаться от операции. Черчилль находился под сильным давлением американцев и русских, требовавших открыть второй фронт в Западной Европе, чтобы ослабить натиск немцев на Советы. Он знал, что союзники не готовы к такому шагу, и был уверен, что любое нападение на Европу будет отбито. Сколько бы Рузвельт и Сталин ни запугивали Черчилля серьезностью обстановки, он не собирался поддаваться и ввязываться в операцию, еще более опасную, чем унизительный разгром при Дюнкерке. Причем в то же время Монтгомери готовил 8-ю армию к новому и жизненно важному наступлению на Африканский корпус Роммеля — обстоятельство, на которое часто не обращают внимания. Опасность, как вспоминал Черчилль в IV томе «Второй мировой войны» заключалась в том, что Сталин, войска которого громили на всех фронтах, мог попытаться заключить сепаратную сделку с немцами, подобно Ленину в 1917 году. Угроза, по мнению Черчилля, подразумевалась, когда летом 1942 года Сталин послал своего министра иностранных дел Молотова в Лондон и Вашингтон с просьбой открыть второй фронт, дабы «оттянуть 40 немецких дивизий».

Черчилль и думать об этом не желал. Пока генералы, начальники штаба и Военное министерство пререкались друг с другом, он просто пустил все на самотек и на время рейда укатил на Ближний Восток, где купался в Средиземном море. Дьепп должен был создать видимость действий в тяжелые времена. Было бы лучше для дела, если бы высшие командующие поменьше времени тратили на удовлетворение своих самолюбий. Тем не менее после рейда требования открыть второй фронт утихли, а немцы были вынуждены укрепить оборону западной Франции. Более важный момент: Дьепп доказал, что нападения союзных десантов на порты Западной Европы остаются пока несбыточной мечтой. Главный урок Дьеппа, который пригодится только в день «Д»: вторжение должно осуществляться как можно по более широкому фронту, а не против хорошо укрепленных позиций. Этот вывод, как часто доказывал Черчилль, в будущем спасет десятки тысяч жизней. Вот его слова: «В стратегическом отношении рейд заставил немцев осознать опасность, грозившую всему побережью оккупированной Франции. Это помогло сковать их войска и ресурсы на западе и ослабить давление на Россию. Слава павшим храбрецам: их жертва не была напрасной».