Глава XVI ТИХИЙ ДОН ВСКОЛЫХНУЛСЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XVI

ТИХИЙ ДОН ВСКОЛЫХНУЛСЯ

Ася уехала из Ростова. При приближении немецких войск она, все еще не изменив в паспорте свою девичью фамилию, перебралась в Новочеркасск не столько от немцев, сколько от надоедливых ухаживаний племянника своей хозяйки. Жертва любви с первого взгляда, Яблоков умолял ее выйти за него замуж и угрожал «непоправимыми действиями», если она будет продолжать ему отказывать. Ася ничего не знала о судьбе добровольцев, ходили самые разные противоречивые слухи как об их победоносном наступлении, так и о гибели армии. До нее дошла лишь одна достоверная информация через людей, вполне достойных доверия: Корнилов убит, его заменил Деникин. И вот, наконец, в пасхальное воскресенье пришли хорошие известия: добровольцы возвращаются, говорят, они уже совсем близко! И вовремя. Красные, изгнанные из Ростова, подступили к Новочеркасску. Но не люди Деникина отстояли город, а посланные провидением бойцы из далекой Румынии. В день их победы они с триумфом вошли в столицу Дона. Многие стали искать квартиру для постоя. Пять офицеров ворвались в дом из трех комнат, где жила Ася. Пожилая пара (без племянника), сдававшая ей комнату, гостеприимно приняла победителей, но смогла предложить им лишь одну комнату. Поручик Борисов, самый решительный из всех, категорически заявил:

— Пусть она нам уступит комнату!

Слишком уставший, чтобы быть галантным, поручик обратился к Асе:

— Переночуйте у своей подруги или где хотите, но нам нужны хороший отдых и ваша постель.

— Об этом не может идти и речи! Поручик начал сердиться:

— Никто не может лишить нас заслуженного сна! Мы шли без отдыха целую неделю и сражались, чтобы присоединиться к Деникину…

— И вы выгоняете его жену из комнаты!

Сначала поручик пришел в изумление, но затем расхохотался.

— Его жену! Чрезвычайно рад с вами познакомиться, мадам! Позвольте мне представиться: я персидский шах. А теперь, пошевеливайтесь.

Ася вынуждена была прибегнуть к свидетельству венчавшего ее священника, и пришедшие в чрезвычайное замешательство люди после долгих извинений оставили ее в покое. Инкогнито было раскрыто. Однако понадобилось еще восемь дней, чтобы генерал Кисляков, после визита к госпоже Яблоковой, обнаружил место пребывания жены своего главнокомандующего и передал ей короткое письмо от 13 мая: «Думаю, Тебе уже известны подробности нашего похода или о них расскажет Кисляков.

Моя душа полна Тобой. Я сейчас не могу и не хочу связно описывать события.

Жив. Здоров. Бодр. Сознаю крайнюю сложность обстановки, но вижу просветы. Борьба — до конца.

Все мои мысли, желания, мечты — к Тебе, любимая, к Тебе, моя желанная».

Сердца добровольцев забились сильнее при приближении к городам, где жили их друзья, родители, невесты. Но никто из них не получил отпуска, и поэтому главнокомандующий не мог и себе позволить встретиться с Асей. Что касается «чрезвычайно сложной ситуации», то ему не нужно было много времени, чтобы в ней полностью разобраться. Отрезанный от «внешнего мира» в течение восьмидесяти дней, генерал поспешил заполнить лакуны и проанализировать все, что ему удалось узнать.

Сепаратный мирный договор, подписанный 3 марта большевиками в Брест-Литовске, отрезал от России миллион квадратных километров территории и лишил ее 45 миллионов человек населения, повесил на страну долговые обязательства в размере 7 миллиардов золотых марок. 700.000 немецких солдат покинули Восточный фронт и перешли на Западный. Под командованием французского генерала Фоша французы и англичане, с нетерпением ожидавшие прибытия американского подкрепления, отчаянно сопротивлялись этому усилившемуся противнику.

Согласно Брест-Литовскому договору, австро-германцы расположились в России, заняв пространство на сотни километров в глубь страны — между Финским заливом на севере и Черным морем на юге. 12 марта австрийцы оккупировали Одессу. Войска немецких генералов Кнерцена и Коха заняли Крым, большой индустриальный город Ростов и порт на Азовском море Таганрог. Советы, которые перевели правительство из Петрограда в новую столицу Москву, не имели достаточно сил противостоять с оружием в руках этому вторжению и довольствовались протестами на дипломатическом уровне. Они лишь позволяли частям Красной гвардии, которые, как они утверждали, вышли из-под их контроля (иногда это было действительно так), нападать то тут, то там на вчерашнего врага.

«Суверенная» Украина, оккупированная немцами, избавилась от своего социалистического правительства, которое, однако, в свое время способствовало установлению ее «независимости». Выборы, проходившие под надзором захватчиков, отдали «власть» в руки человека, абсолютно преданного немцам, — гетмана Скоропадского. Окруженный министрами-германофилами, он не мог выступить против своих друзей. Целыми составами вывозились на запад богатства страны.

Дон, частично освобожденный красными, но, в основном, находившийся под властью немцев, выбрал нового атамана — также германофила. Им был старый знакомый Деникина генерал Краснов.

Какие выводы можно было сделать из всех этих событий?

Очевидно, союзники не могли безразлично относиться к создавшейся в России ситуации. Россия теперь поставляла немцам зерно, масло, уголь, нефть, а также людей, поскольку на Запад возвращались 2 миллиона австро-венгерских пленных. Было и еще нечто очень важное. Значительные запасы военного снаряжения, переданные союзниками Временному правительству, хранились в портах Архангельска, Белого моря, Мурманска, Баренцева моря, Владивостока и Японского моря. Государства Центральной Европы имели виды на эти богатства, и Россия, таким образом, превратилась в «арену столкновения различных интересов». Добровольцы заявляли о своей солидарности с союзниками, но, увы, они не в состоянии были в данный момент противостоять немецкой армии, которая считалась самой лучшей в мире.

Поэтому первый вывод, который сделал Деникин: «бдительный нейтралитет» должен быть противопоставлен «благодушному нейтралитету», навязываемому России германской стороной.

Добровольцев занимала и другая важная проблема — будущий политический режим в России. Многие их них были монархистами — одни желали возвращения заключенного в сибирскую тюрьму императора, другие мечтали о новой династии. Значительное число придерживалось республиканских взглядов. «Если я подниму республиканское знамя, — говорил Деникин своему другу генералу Тикменеву, — я потеряю одну половину армии. Если подниму монархическое знамя, то потеряю другую половину. Но ведь наша основная задача — спасение России!»

Второй вывод, сделанный Деникиным: первейшей задачей остается созыв Учредительного собрания, которое определит состав будущего правительства.

Раскол между монархистами и республиканцами был не единственной угрозой единству армии. Добровольцы завербовались в армию на четыре месяца, и теперь срок их службы подходил к концу. Захотят ли они возобновить ее? Не слушая советов своих приближенных, Деникин дал всем желающим трехнедельный отпуск. Добровольцы были в восторге.

— Вы очень рискуете, — вздохнул Романовский. — Многие ли из них вернуться к нам?

А донские казаки? Они покинули добровольцев, чтобы присоединиться к «новой национальной» армии, которую собирался создать атаман Краснов. Это, казалось бы, вполне логично и даже оправдано, если бы Краснов не говорил открыто о будущей независимости Дона и не смотрел на добровольцев лишь как на временных союзников.

Следовательно, третий вывод: нужно убедить Краснова, что его сепаратистские настроения бессмысленны и крайне важно объединить две армии под командованием Деникина. Вместе они смогли бы защищать «великую единую и неделимую Россию». Встреча их становилась необходимой, и она состоялась 28 мая.

Деникин, однако, не мог больше вынести столь долгой разлуки со своей женой. О близкой встрече Ася узнала из письма, датированного 18 мая: «Моя ненаглядная женушка! Просил Тебя приехать, но теперь боюсь, что дорога будет и слишком трудна, и несколько опасна.

Мне тяжело, что душа Твоя мятется, что кругом вместо того, чтобы успокоить, — пугают Тебя всякими несообразными страхами.

Стратегическое положение вполне благоприятное. Политическая обстановка небывало запутана. Но твердая решимость не идти ни с немцами, ни с большевиками значительно упрощает положение.

Неисчерпаемая тема для письма и разговора, но мне сейчас не хочется говорить ни о чем «постороннем». Такая бездна ласки в сердце моем. Не надо самобичевания.

Жду Тебя с огромным нетерпением. А ведь знаешь — начал-то я писать с целью предупредить, чтобы не приезжала. Положительно боюсь, как бы не случилось чего-нибудь в дороге.

Словом, приезжать можно лишь при верной оказии, собрав тщательные справки о дороге. На Ольгинскую не советую.

Голубка моя ненаглядная, любимая».

По получении письма Ася отправилась в путь. Она пробыла в станице Мечетинской три недели.

Немцы решительно сохраняли благожелательный нейтралитет, рискованная затея Деникина с отпуском окупилась сторицей: все или почти все добровольцы, вернувшись из отпуска, подписали контракт и привели в армию своих друзей. Но были и неудачи: встреча Деникина и Краснова потерпела фиаско.

Деникин сразу же начал с критики операций против красных, проведенных казаками совместно с немецкими войсками. Краснов напомнил ему, что Дон имеет теперь дело не с никому не известным военным корреспондентом, а с «представителем свободной пятимиллионной нации» и что он не имеет право его так… отчитывать. Главнокомандующий постарался установить истину, довольно сильно искаженную атаманом. Красные занимали большую часть Дона, и казаки, находящиеся на завоеванной территории, не имели возможности голосовать. К тому же общее население Дона не достигало 4 миллионов человек, половина из которых — переселенцы и иногородние — оставалась под влиянием большевиков. Таким образом, атаман мог считаться представителем лишь нескольких сотен тысяч казаков. Категорически отвергнув подчинение главнокомандующему Добровольческой армией, Краснов, победив свое высокомерие, отказался все же от своих притязаний на прибывших из Румынии дроздовцев и согласился предоставить ссуду в 6 миллионов рублей.

Однако в дальнейшем он продолжал проводить сепаратистскую политику, направил верноподданническое письмо императору Вильгельму II и, одновременно, счел своим долгом попытаться наладить отношения с большевистскими руководителями с целью заключения мирного договора. Отношения же с Деникиным продолжали обостряться.

В июне 1918 года Добровольческая армия, вдохновленная новостью о полном разгроме генералом Маннергеймом красных, собиравшихся советизировать Финляндию, пополнилась и укрепилась духом. Дроздовский и его бойцы, оставив Краснова и Новочеркасск, присоединились к Ставке Деникина в Мечетинской. Немного задержавшись в своей родной Кубани, сюда прибыли и казаки Покровского. 16 июня целый полк местных жителей Кубани, поставленных под ружье большевиками, присоединился к Деникину. 18 июня 1100 красных кавалеристов покинули под неистовым артиллерийским огнем своих «товарищей», стоявших в соседней станице, чтобы стать частью Белой армии. Теперь она насчитывала 8000 бойцов. Пехотинцы были разделены на пять полков, кавалеристы — на восемь. Артиллеристы составили пять с половиной батарей. Все это образовало четыре дивизии и бригаду. Генерал Марков возглавил 1-ю дивизию, генерал Боровский — 2-ю дивизию, полковник Дроздовский — 3-ю. Кавалерийской дивизией командовал генерал Эрдели, бригадой кубанских казаков — генерал Покровский.

Весна подходила к концу, настало время начать наступление. Где нанести первый удар? На Екатеринодар, так было решено Алексеевым и Деникиным. Удастся ли на этот раз взять город? Да, утверждали оба командующих. В их распоряжении теперь были 9000 человек личного состава, 21 пушка, около тысячи единиц боеприпасов, два бронеавтомобиля на ходу и почти отремонтированный третий, а также 20 миллионов рублей. Конечно, те, кто был хорошо информирован, робко возражали, что у красных на юге России 100 000 бойцов, около сотни пушек, значительное количество бронеавтомобилей и бронепоездов. Да, но их части недисциплинированны, их командиры часто некомпетентны и соперничают друг с другом за власть. Население так называемой Северокавказской республики, формально объединяющей области и губернаторства Ставрополья, Черного моря, Кубани и Терека, враждебно настроено к большевикам с тех пор, как испытало на себе все последствия их власти. Добровольцы могут доверять своим командующим! Екатеринодар будет взят!

Армия не станет больше обременять себя гражданским обозом. Все, кто не может держать оружие, останутся в Новочеркасске или в его окрестностях, покинутых частями Красной Армии. Лишь атаман Филимонов и члены его Рады (парламента) последуют за добровольцами и возьмут на себя управление гражданской властью как только кубанская столица будет освобождена. Ася останется ждать в Новочеркасске. Генерал Алексеев, у которого усилились приступы уремии, будет лечиться и одновременно следить за тем, чтобы атаман Краснов не предпринял ничего, что шло бы вразрез с интересами добровольцев. Ежедневно он должен будет отправлять главнокомандующему подробный отчет о происходящем.

Назначалась дата начала нового похода: ночь с 22 на 23 июня.

Уже две недели, как до Дона стала доходить удивительная информация: восточные области европейской России и Сибирь охвачены восстанием. И ранее было известно, что время от времени вспыхивают мятежи то там, то здесь, что группы офицеров бывшей регулярной армии, поддержанные местным населением, пытаются противостоять красным, но теперь речь шла о значительной силе — о нескольких десятках тысяч человек, которые вели победоносную войну против большевиков. Но вели ее не русские, а… чехи. Деникин лишь через несколько недель узнал все обстоятельства этих событий.

В свое время Керенский, став военным министром, уступил просьбе Масарика, друга союзников, который, находясь в Париже, делал все возможное для создания независимой Чехословакии (на территории, отторгнутой от Австро-Венгрии), и разрешил местным чехам и тем, кто, будучи мобилизован Австрией, сдался и оказался в плену, создать «чешский легион» и сражаться против общего врага — австро-германцев. После подписания Брест-Литовского мира Масарик, поддержанный Клемансо, попытался репатриировать своих соотечественников вместе с оружием и багажом, красные дали согласие. Чехи должны были прибыть во Владивосток и на союзнических кораблях отправиться через Панамский канал к берегам Франции, чтобы укрепить там антигерманский фронт.

В мае 1918 года начался великий исход. Железнодорожники устраивали постоянные забастовки, и десятки тысяч чехов оказались рассредоточены по всей Транссибирской магистрали. И здесь они с возмущением узнали, что Москва, нарушив соглашение, отдала приказ Красной армии разоружить чехов. Эта искра вызвала пожар.

В середине мая на станции Челябинск встретились два поезда. В одном находились направляющиеся на запад освобожденные австро-венгерские пленные, в другом — следовавшие на восток чехи. Исконные враги начали оскорблять друг друга, затем один из австро-венгров бросил железный брусок в выходящих из другого поезда чехов и, попав в одного из них, разбил ему голову. Его друзья выбежали из вагона, заставили австрийцев выдать им «убийцу» и линчевали его, в то время как состав с австро-венграми предусмотрительно двинулся со станции. Вмешались красногвардейцы, но им мало что удалось сделать. Изрядно помятые, они лишь вывели из строя локомотив чехов. Но последних это не смутило. Победители дошли пешком до следующей станции. Там они нашли соотечественников. К ним присоединились другие чехи, а также русские. Все были едины в одном мнении: отныне их враг — красные! Совместными усилиями они освободили Пензу, Сызрань, Самару… что вызвало у московских властей настоящую панику.

Хотя добровольцы и не обладали точной информацией, они осознавали, что на востоке происходят значительные события, и видели, что Донская армия взяла курс на северо-восток (на Царицын, который еще не назывался Сталинград). Сами же они выбрали южное направление — на Екатеринодар.