Глава 7 ТИХИЙ ОКЕАН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

ТИХИЙ ОКЕАН

Путь на мостик не бывает гладким,

И нельзя построить по прямой

Курс от первой штурманской прокладки

До последней мили за кормой.

Игорь Пантюхов. Капитаны

Будущий адмирал, а тогда капитан 2-го ранга, Александр Васильевич Колчак писал в декабре 1907 года после неудачной русско-японской войны, размышляя о программе военно-морского строительства: «Мировое значение моря как совокупности удобнейших и выгоднейших путей сообщения получает исключительную важность во время войны. Водное пространство моря с этой точки зрения можно рассматривать как развитую до пределов сеть железных дорог (не забудем, что перед войной закончилось строительство Транссибирской магистрали — на протяжении нескольких лет это была „тема дня“. — В. М.), получающих с момента объявления войны желаемое стратегическое значение. …Значение сообщения и транспорта слишком понятно, чтобы стоило о нём говорить далее».

Поражение в войне — горе горькое, но ещё не беда. Беда — когда в стране Смута!.. Человек с сильной волей, огромного личного мужества, бесконечно преданный флоту и России, Колчак верил, что слава русского флота возродится и ещё не раз эхом прокатится над Мировым океаном. Мало того, он заявил: «Я беру на себя смелость разобрать по возможности беспристрастно основные вопросы: для чего России необходима морская сила и что такое эта сила, или точнее, в чём эта сила выражается». Тогда ему исполнилось всего 34 года.

Другой талантливый русский военачальник, тоже с трагической судьбой — Верховный главнокомандующий русской армии, из простых казаков, генерал Лавр Георгиевич Корнилов, десять лет спустя, выступая на Государственном совещании в Москве, ещё не преданный масонами и политиками и — Бог знает, насколько глубоко и искренне — веривший в идеалы Февральской буржуазной революции, говорил о насущнейших нуждах армии: «В наследие от старого режима свободная Россия получила армию, в организации которой, конечно, были крупные недочёты. Но тем не менее эта армия была боеспособной, стойкой и готовой к самопожертвованиям. Целым рядом законодательных мер, проведённых после переворота людьми, чуждыми духу и пониманию армии, эта армия была превращена в безумнейшую толпу, дорожащую исключительно собственной жизнью.

…Необходимо поднять престиж офицеров. Офицерский корпус, доблестно сражавшийся за всё время войны, в громадном большинстве сразу ставший на сторону революции и оставшийся верным её делу, и теперь должен быть вознаграждён нравственно за все понесённые им, не по его вине, унижения и за систематические издевательства. (Возгласы: — Правильно!) Должно быть улучшено материальное положение офицеров, их семей, вдов и сирот павших героев, причём справедливо отметить, что это чуть ли не единственная корпорация в России, которая до сих пор не заикнулась о своих нуждах, которая не требовала улучшения своего материального положения. А каково это положение, показывает недавний пример того прапорщика, который был поднят на улице Петрограда, упавшего от истощения сил, вследствие голода, за неимением средств».

Это была присказка, уважаемый читатель Надеюсь, понятная.

Генерал-полковник Алексей Алексеевич Моляков:

Я был начальником военной контрразведки России, когда на Дальнем Востоке случилась трагедия: погиб начальник Особого отдела Н. В. Егоркин. Встал вопрос — кем его заменить. Я предложил кандидатуру Угрюмова.

После бесед с руководством относительно его кандидатуры было принято однозначное решение: на Тихоокеанский флот назначить его в качестве руководителя военной контрразведки флота. Там и театр военных действий уже побольше, и количественный состав, и масштабы другие.

Мне довелось выехать туда, на ТОФ, и представить его оперативному составу. Полетели мы вместе с министром В. П. Баранниковым и группой лиц — по просьбе Германа Алексеевича, чтобы определиться: в каком состоянии находится хозяйство, которое он принимает. Наша комиссия проработала две недели и сделала соответствующие выводы.

Генерал-лейтенант Владимир Иванович Петрищев:

Мы инспектировали Управление Особых отделов Тихоокеанского флота, побывали везде, всё увидели своими глазами. На разбор специально прилетел министр Баранников. Такое случилось впервые, чтоб министр прилетел ознакомиться с положением Особого отдела, до этого, как максимум, он инспектировал территориальные Управления Особых отделов.

Впечатление было тягостным. Москва словно запамятовала, что есть такой стратегически важный регион России, как Приморье. Финансирование и снабжение — неполное и эпизодическое, элементарные хозяйственные вопросы по обустройству быта офицеров и мичманов надо было Егоркину решать каждый Божий день — и даже эти крохи вымаливать и выдирать!.. И в этой тяжелейшей обстановке он сумел сохранить оперативное ядро и работать результативно. Кто это нынче оценит!.. Я постарался всё изложить объективно. Простой пример — нет форменной одежды, на службу приходят в чём попало, про форму забыли. Когда я докладывал об этом, кто-то с трибуны бросил фразу: «А они тут в плавках на работу не ходят?».

Герман Алексеевич правильно поступил, попросив нас приехать с проверкой. Одно дело, когда он сам будет мотаться по объектам и изучать — на это потребуется полгода, если не больше, другое дело — когда приедет квалифицированная бригада, всё проверит и разложит по полочкам, нарисует объективную картину и даст рекомендации — где, что и как исправлять. И третье — Центр будет знать его «стартовый капитал» в этом регионе, чтобы затем иметь возможность сравнить — дело пошло на поправку или стало ещё хуже.

Месяцев через десять мы приехали в меньшем составе, чтобы проверить, какие произошли изменения и в какую сторону. В докладе я прямо написал: «Сегодня мы приехали совершенно в другой отдел». Меньше чем за год Герман Алексеевич кардинально изменил ситуацию. Укрепил кадры, повысил дисциплину, ответственность и, естественно, результативность работы. Для нас даже важен был не сам результат — результаты всегда будут, если работа отлажена, нам важно было увидеть — переломилась ли общая обстановка, повысилась ли управляемость людьми. Всё это было налицо. Тогда царила пассивность и безысходность, а сейчас мы увидели, что у людей глаза загорелись.

Алексей Алексеевич Моляков:

А время-то, помните, какое было!.. Отношение к органам госбезопасности сделалось негативным задолго до августа 91-го года. Полагали почему-то, что деятельность органов на протяжении советского периода была только репрессивной… И в это нелегкое для нас время у Германа Алексеевича открылся талант: наладить тот уровень работы, при котором бы коллектив стал более работоспособным и давал ощутимые положительные результаты. Задачи видоизменялись, но по существу оставались прежними. И страна, и оборонный комплекс, и Вооруженные силы нуждались в надежной контрразведывательной защите. Нельзя было терять из виду устремлений спецслужб противников и к Военно-Морскому флоту, и в целом к Вооруженным силам, и к государству. Наивно было бы полагать, что мы, спецслужбы разных государств, стали «братьями» только потому, что наши президенты называют друг друга на «ты».

А задачи перед Германом Алексеевичем были поставлены очень жёсткие, с учетом сложности обстановки на Дальневосточном театре военных действий. Хозяйство, которое он принял, в целом было в рабочем состоянии. Как в любом коллективе, там были передовики, середнячки, были и отстающие, но в целом сохранилось работоспособное ядро. В этом мы убедились в ходе проверки перед вступлением Угрюмова в должность.

Автор: Ещё бы не помнить, какое для российских спецслужб это было время, и, помимо прочего, огромную статью — на три номера! — в «Известиях» неугомонной искательницы «правды» Евгении Альбац, автора книги с красноречивым названием «Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ». Заголовок статьи кричащ, суров и требователен: «„Лубянка“: будет ли этому конец?» Как всегда, сердечного жару журналистке не занимать; как сказал в своё время Лев Толстой: «Не могу молчать!» — так и она садится за чистый лист бумаги, когда сердцу уже тесно и тревожно в груди… В её понимании Комитет государственной безопасности, то бишь «Лубянка», «является тем, чем была до августа девяносто первого и осталась сейчас — политической полицией. Масштабы не те, энтузиазм — не тот, суть та же, что и была все 75 лет существования КГБ. Но самое главное — ради чего автор и пустилась в реминисценции событий последних двух лет — ничего другого после тех косметических реформ, кои были произведены в КГБ, и ждать было нельзя. /…/

Более того: эти два года показали, что для такой структуры, как КГБ, для того чтобы она могла функционировать именно как политическая полиция и отравлять жизнь обществу, не так уж важна и форма государственного устройства. /…/

Система госбезопасности порочна в своей основе. И потому простому реформированию, бумажному обновлению — не поддаётся. И не поддастся. /…/

КГБ был востребован в самой отвратительной своей ипостаси — в сфере подслушивания и подглядывания за политическими противниками. Это очень опасные игры».

Благородный гнев сопровождает каждую строчку этого печатного труда. «Ну, поганцы эти лубянцы! — думал, наверное, читатель „Известий“, разворачивая очередной номер с продолжением. — Это ж до какой истерики даму довели!..» В это время ходил в народе анекдот: по сообщению ИТАР — ТАСС, в домашней библиотеке президента случился пожар; обе книги сгорели. Одну он даже не успел раскрасить. Может быть, поэтому Борис Николаевич, почувствовав книжный голод, набросился на «Известия» и… наткнулся на гневный вопрос журналистки: «Доколе?!» Во всяком случае, государственный документ, подписанный им, кое-где прямо-таки калькирует мысли и фразы из упомянутой статьи. Верх иезуитства — это, конечно, дата его подписания: наутро после Дня работников госбезопасности. Вместо огуречного рассола, понимашь…

У к а з

Президента Российской Федерации

Об упразднении Министерства безопасности Российской Федерации

и создании Федеральной службы контрразведки Российской Федерации

Система органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-КГБ-МБ оказалась нереформируемой. Предпринимаемые в последние годы попытки реорганизации носили в основном внешний, косметический характер. К настоящему времени стратегическая концепция обеспечения государственной безопасности России у Министерства безопасности Российской Федерации отсутствует. Контрразведывательная работа ослаблена. Система политического сыска законсервирована и легко может быть воссоздана.

На фоне происходящих в России демократических, конституционных преобразований существующая система обеспечения государственной безопасности Российской Федерации изжила себя, неэффективна, обременительна для государственного бюджета, является сдерживающим фактором проведения политических и экономических реформ.

С целью создания надёжной системы государственной безопасности Российской Федерации постановляю:

1. Упразднить Министерство безопасности Российской Федерации.

2. Создать Федеральную службу контрразведки Российской Федерации.

3. Установить, что Федеральную службу контрразведки Российской Федерации возглавляет директор в ранге министра Российской Федерации и что он подчинён непосредственно Президенту Российской Федерации. Назначить Голушко Н. М. директором Федеральной службы контрразведки Российской Федерации.

4. Директору Федеральной службы контрразведки Российской Федерации Голушко Н. М. в двухнедельный срок разработать и представить на утверждение Президенту Российской Федерации Положение о Федеральной службе контрразведки Российской Федерации.

5. Установить, что сотрудники Министерства безопасности Российской Федерации и подведомственных ему органов и организаций считаются временно проходящими службу в Федеральной службе контрразведки Российской Федерации до прохождения ими аттестации, необходимой для зачисления в штаты Федеральной службы контрразведки Российской Федерации.

6. Настоящий Указ вступает в силу с момента подписания.

Президент Российской Федерации

Б. Ельцин

Москва, Кремль.

21 декабря 1993 года.

Автор: Как сообщили те же «Известия» от 24 декабря, «указ был спешно подготовлен без участия Совета безопасности страны». Двум напористым корреспондентам этой газеты начальник Центра общественных связей Алексей Кондауров ответил, что есть решение пока не комментировать новость в средствах массовой информации. Спустя несколько лет Станислав Лекарев и Анатолий Судоплатов всё-таки прокомментировали решение первого российского президента в открытой печати («Независимое военное обозрение», № 9, 2003).

«В эпоху Ельцина формально многое изменилось, но по существу Вооружённые силы, органы госбезопасности и охраны общественного порядка, так же, как и МИД, по-прежнему в рамках „одной из самых демократических Конституций“ оказались выведенными из-под общественного контроля и стали важнейшим инструментом и гарантом обеспечения незыблемости режима личной власти. Реформы 1990-х годов как в армии, так и в органах безопасности и МВД, которые проводились под лозунгом демократических преобразований, преследовали очевидную цель — минимизировать исходившую от них потенциальную угрозу».

А «неэффективная и обременительная для государственного бюджета» служба тем временем успешно провела операцию «Набат» — по освобождению ростовских школьников, которых четверо бандитов загнали в вертолёт Ми-8МТ и взяли курс на Махачкалу. Подполковник Валентин Падалка и капитан Владимир Степанов добровольно вызвались стать заложниками и лететь на захваченном бандитами вертолёте. Четверо суток экипаж не покидал пилотских кресел. Столько же времени не спали уже «реформированные эмбэшники», но ещё не прошедшие аттестацию… Руслан Имранович Хасбулатов, в то время — верная президентская опора, на встрече в одном из посольств самолично дал всем работникам госбезопасности «аттестацию»: «А из этих — кто сколько прослужил, столько и будет сидеть…» Герману Угрюмову, согласно этому заявлению государственного мужа, «светило» париться на нарах, как минимум, 18 лет. Хасбулатов уложился почти в афоризм, но прямо по тексту чувствуется, что сказать хотел больше: ужо вам, скуратовы, шакловитые и ромодановские!

Что же касается этих и КГБ как организации, то бывший шеф ЦРУ Аллен Уэлш Даллес, как и Евгения Альбац, не любивший это учреждение, со своей точки зрения профессионала-противника всё-таки обозначает спектр его деятельности шире, чем просто «политическая полиция» — и тут ему доверия больше, чем вздорной журналистке: «Это — многоцелевая, универсальная секретная организация, которая, судя по последним данным, способна выполнить, можно сказать, любое задание кремлёвского руководства. Она — больше, нежели секретная полицейская организация, мощнее, чем разведка и контрразведка, вместе взятые. Она — инструмент подрывной деятельности, манипуляций и насилия, тайного вмешательства в дела других стран. Она — агрессивный механизм советских амбиций в „холодной войне“».

Приятно знать, будучи гражданином России, что тебя зищищают такие парни, заслужившие столь высокую и злобную оценку от профессионала высокого класса, каковым был Аллен Даллес.

Госсекретарь США Дж. Бейкер, уже после развала Советского Союза, заявил уже без обиняков и какой-то там «дипломатии» в отношении к «новой», «демократической» России: «Мы истратили триллионы долларов за сорок лет, чтобы оформить победную войну в СССР». Джордж Буш-старший, тогдашний президент США, публично заявил, что приход к власти Бориса Ельцина — это «наша победа — победа ЦРУ». Тогдашний директор ЦРУ Р. Гейтс, попирая ногами брусчатку Красной площади, с улыбкой заявил корреспонденту агентства Би-би-си: «Тут, на Красной площади, подле Кремля и Мавзолея, совершаю я одиночный парад своей победы…».

И это — можно забыть? Даже ради политическо-дипломатических выгод? Да ни за что!

Олег Иванович Пил-ов:

Капитан 1-го ранга В. А. Попов рассказывал такую историю. Предшественник Угрюмова пользовался у подчинённых большим авторитетом, и, естественно, личный состав Управления контрразведки вначале настороженно воспринял его назначение: каким окажется новый начальник?.. На первом совещании Угрюмов сказал: «Понимаю, что вы скорбите об утрате. Николая Васильевича уже не вернуть, поэтому давайте считаться с действительностью. Отныне вами руковожу я». И этим сразу снял напряжение. И началась работа.

Владимир Владимирович Прядко:

Мой дядька, заслуженный военный строитель, с детства внушил мне такую мысль: плох тот начальник, который не занимается строительством. Вот по части стройки Герман Алексеевич стал моим учителем. Впрочем, не только по части стройки, он стал просто моим хорошим учителем.

Я только снял погоны — уволился из ВМФ, и с Сергеем Николаевичем Пилипенко, тоже бывшим морским офицером, мы организовали строительную компанию. Герман Алексеевич нас подключил к своей идее. Что восхищало в нём — это то, что к строительству он относился по-хозяйски. Приезжал на стройку — преображался, потому что он любил созидать.

Пример: чтобы возвести фундамент, нужно круглосуточное бетонирование, чтобы бетон схватился равномерно. И так — трое суток подряд. Он приехал ночью (ноябрь на дворе, холодно, надо успеть до первого снега) и говорит водителю: «Открывай багажник!» Вынимает ящик водки, закуску: «Ну-ка, мужики, согрелись!» Работали пятьдесят человек. У работяг душа отзывчивая: ночь, холод, работа тяжёлая — а тут адмирал приезжает с «сугревом», говорит с ними, как с равными. До сих пор и рабочие, и прорабы с влажными глазами вспоминают про такие случаи.

Олег Иванович Пил-ов:

Другой случай: у прораба, Сергея Борисовича Рыжковского, на стройке день рождения. Накрыли стол, а тут Герман Алексеевич.

— Что за разгуляй?

— День рождения мастера. Подойдите к столу, они вас уважают, просят.

— Ладно, пяток минут побуду с вами.

Просидел два часа. Песни пели, он стихи читал, фокусы на картах показывал. Устроил конкурс: кто больше песен знает — моряки или строители. Начальник участка Остапенко проиграл ему бутылку «Смирновской» — побежал за ней. Шутки, веселье. Словом, создал такую атмосферу тёплую — люди отдохнули.

Своим обаянием он располагал к себе, поднимал дух, и люди после этого готовы были работать сколько потребуется. Был у нас каменщик, лезгин Алик по кличке Черкес — мастер на все руки. С ним он за руку здоровался, мастеров в любом деле уважал. Однажды приехал, поговорил о деле, потом прорабу и Алику:

— Через два часа я заеду за вами. Будьте готовы по «схеме № 8», — что означало поездку на его служебную дачу. Сам закупил всё, что надо для застолья, забрал их и увёз, чтобы они отдохнули. Надо ли говорить, что этот знак внимания они запомнили на всю жизнь?..

Владимир Иванович Петрищев:

В то время я был в ранге заместителя начальника Инспекторского управления МБ РФ. Приезжал с проверками на Дальний Восток и могу сказать, что Угрюмов был не только хорошим оперативником-контрразведчиком, но и прекрасным хозяйственником. Это в нём, как уже говорил, я отметил еще в Баку. Он во Владивостоке впервые — других подобных примеров не было! — нашёл путь облегчения острейшего жилищного вопроса. Ведь Особые отделы всегда были на обеспечении в войсках, рассчитывались между собой финорганы КГБ и Министерства обороны. А тут издали три приказа: приказ Министра обороны, Главкома Внутренних войск и директора МБ (или тогда уже ФСК — я сам путаюсь с этими реорганизациями!..): мол, чтобы получить жильё, платите денежки, господа офицеры, голубые князья… А откуда у «господ офицеров» деньги?! Семьи кормить многим не на что! Мне давали в год одну-две, в лучшем случае три квартиры — на всю военную контрразведку России. На всю! А у меня — сотни, сотни бесквартирных!..

А отсутствие жилья в то смутное время вылилось в то, что офицеры сразу перестали воспринимать назначения: лучше я здесь буду старшим опером, чем куда-то поеду начальником!

Ну и как мне его не понять?..

Владимир Владимирович Прядко:

Забегу вперед. Когда первый дом был достроен, Герман Алексеевич уже работал в Москве. Я приехал к нему на Лубянку и специально привез с собой фотографию этого дома в рамочке. И он сказал:

— Володя, это моя гордость. Это будет стоять у меня в кабинете.

56 семей при нём получили квартиры. При этом Управление контрразведки не потратило ни копейки бюджетных денег! Его схема мне показалась вначале несколько авантюрной. Да, в общем, она и была такой. Он любил авантюрные моменты. И для меня это была авантюра, но он смог убедить меня, обаять в первую очередь. Хлопнет по плечу — и что-нибудь из Вергилия: «Мужайся, юноша, так достигают звёзд!» Я согласился, хотя залогом служили лишь его авторитет и слова «По рукам!».

А у нас в фирме в то время денег — ни копейки: только организовались, начали развиваться. И я начал колебаться. После рукобитья проходит три дня — звонок!

Олег Иванович Пил-ов:

Звонит:

— Договор готов?

— Какой договор?.. А-а, понял! — Не ожидали от него такой оперативности контроля. А у него так было: раз что-то сказал, пообещал хотя бы мимоходом — значит, дал слово офицера.

Всё, я пригласил юристов, составили договор. Рассматривали все юридические тонкости договора примерно неделю. Как помню, 17 ноября 1994 года мы его подписали: «Договор на строительство группы жилых домов по ул. Некрасовской в г. Владивостоке».

Но не надо думать, что Угрюмов занимался только стройкой: оперативная работа не шла, а кипела. Успех в строительстве у него совпал с успехом в службе. Начальник отдела по борьбе с организованной преступностью и контрабандой Брязгунов Виталий Викторович в ходе оперативной разработки сумел взять с поличным на границе с КНДР наркоторговцев. По тому времени это была самая крупная партия героина, перехваченная с наркокурьерами. 8,7 килограмма чистой отравы!

Для проведения операции требовались большие деньги, чтобы показать корейцам готовность заплатить за «товар». Деньги громадные. Вышли на Черномырдина. Но он выделил недостаточную сумму. Ладно, выкрутились. Сделали элементарную подставу и взяли преступников с поличным. Государственные деньги, отпущенные на операцию, до копейки вернули.

Капитан 1-го ранга Владимир Мирсаитович Гайн-ов:

Что происходило на ТОФе до приезда Германа Алексеевича? То же, что и в стране. Царила во всём разруха. Я тогда работал в должности оперуполномоченного в информационно-аналитическом подразделении, был капитаном 3-го ранга. Угрюмов сменил Николая Васильевича Егоркина, погибшего в автокатастрофе, очень уважаемого человека, который многое сделал для того, чтобы сохранить контрразведку Тихоокеанского флота.

Угрюмов пришёл к нам в звании капитана 1-го ранга, контр-адмирала получил уже здесь — примерно через месяц. Особый отдел Тихоокеанского флота тогда ещё был отделом, а не управлением, располагался на 9-м и 10-м этажах Управления ФСК по Приморскому краю.

Обращали на себя внимание его габариты и то, что лестничный пролёт он пролетал бегом. Всё время в движении, как ртуть. Даже потом, когда у него сильно болела нога, он всегда рвался вперёд — характер.

В тот период многие сотрудники уходили: неизвестно, кому служим, неизвестно, когда тебя выкинут за борт, как ненужный балласт, — и иди в никуда, без квартиры, без работы. У меня была репутация неплохого инженера (базовое образование — инженер автоматики), рвали, что называется, на части. Наши же бывшие сотрудники, ушедшие в различные структуры, приглашали в свои фирмы. Но я увидел, что пришёл начальник именно боевой, уверенный, хваткий, деловой, — и принял решение остаться. Помню примечательную его фразу после одного из многих в ту пору ЧП: «Я не понимаю, как это так: вооружённый человек на посту пропускает бандитов беспрепятственно! Зачем же тебя тогда вооружили?» Так искренне мог недоумевать только человек с «военной косточкой».

В то время бурно росла организованная преступность, бандиты приходили в воинские части, чтобы добыть оружие, и в одной из в/ч спокойно прошли мимо охраны, которая не посмела их остановить. Нацеленность Угрюмова на то, что армия, силовые структуры должны защитить государство, обратила на себя внимание. Мы были вооружёнными людьми, но в тот период скованы идеологией «как бы чего не вышло!..» А Герман Алексеевич — это уже из дальнейшего опыта — умел рисковать и брать на себя ответственность. Умел защитить своих сотрудников. Всё, что я буду о нем рассказывать — только иллюстрация к этой фразе.

Угрюмов пришёл на ТОФ, когда и в Приморье, и вообще в России царила антиармейская вакханалия, когда избивали на улицах офицеров, нападали с целью завладения оружием. Шло расслоение и внутри армии, и внутри спецслужб. Кого-то увольняли, кто-то уходил сам. Никого не хочу винить: в той ситуации для ухода у многих были веские причины. С кем-то мы продолжали поддерживать отношения, с другими — нет. Были и такие, кто встал на путь явного предательства, ушел в преступный мир. Но оставались люди, которые продолжали работать ради идеи, несмотря ни на что.

Тогда мы шутили: никто не может упрекнуть нас, что мы Родине служим за деньги: разве ж это деньги?! Правда, нам отвечали: вам податься некуда, потому вы и остались. Аналогичный анекдот ходил и в гражданской среде: «Что ж такое творится: мы им какой уже месяц зарплату не платим, а они всё ходят и ходят на работу!» — «Так, может, за вход деньги брать?..».

Спецслужбы у государства — это как собака у хозяина, она должна быть предана ему. А если собаку бросить, то самый породистый пёс или по помойкам пойдёт, или превратится в волка — что ещё страшнее. А в нашем случае человек тем и отличается от собаки, что мы присягали Родине, а не очередному правительству, и какая Родина ни есть — мы на верность ей давали клятву. И это не пустые слова, подавляющее большинство офицеров свою честь ни на какие блага не променяли. Оставалась и «конъюнктура» — без пены ухи не сваришь, но суть определяла не она. Первая чеченская кампания это подтвердила: надо ехать — поехали, хотя свобода выбора была.

Герман Алексеевич всегда особо выделял и ценил людей, имевших боевой опыт, старался им помочь. Острая криминальная ситуация продиктовала необходимость создания отдела по борьбе с организованной преступностью. Начали с разведки боем, с обобщения материалов, с проверок, обобщения ситуации. Ведь был период, когда с нами вообще не считались: полагали, видимо, что органы безопасности если не распались, то окончательно деморализованы. Выяснилось, что это не так. Люди, которые рвутся в бой, находятся всегда. И нужно организовать их, уметь дать им команду и отвечать потом за то, что они сделают по твоей команде. Но есть и второе обстоятельство: таких «ухорезов» надо уметь самих попридержать, чтобы они в служебном рвении не «заигрались» и не стали такими же бандитами. Герман Алексеевич справлялся с обеими задачами.

«Красная звезда» от 20 мая 1994 года:

Два матроса ракету нашли

Сотрудникам военной контрразведки понадобилось несколько дней, чтобы установить причину пожара на складе авиабоеприпасов в Новонежино

Вот что сообщил корреспонденту «Красной звезды» начальник Управления военной контрразведки Тихоокеанского флота контр-адмирал Герман Угрюмов:

— Самые последние сведения, о которых сейчас можно уверенно говорить, привязывая их к причинам возникновения взрыва на складе в Новонежино, таковы: два военнослужащих срочной службы из свободной смены караула незаконно проникли на техническую территорию объекта и в результате неосторожных действий с пороховым ускорителем авиационной ракеты спровоцировали взрыв с последующим пожаром и более мощными взрывами, приведшими к уничтожению склада. Эти лица признали предъявленные им обвинения. Это только что подтвердил мне и военный прокурор Тихоокеанского флота генерал-майор юстиции Валерий Николаевич Сучков. Заключение экспертизы, судебного следственного эксперимента подтверждают, что именно так и произошли возгорание и взрывы.

— Другие данные, которые ходят сейчас в средствах массовой информации, противоречивы, — продолжал контр-адмирал Угрюмов. — Говорят о валяющихся стволах оружия, связывают случившееся с хищением оружия со склада. Это всё не подтверждается. Совместно с прокуратурой флота мы установили личности людей, причастных к хищению. И на сегодняшний день у нас нет оснований как-либо юридически связывать хищение оружия со взрывами. Хотя версию эту мы не отбрасываем, продолжая разыскивать несколько стволов, которые не удалось пока возвратить на склад. Стрелковое оружие, которое хранилось на складе, — заключил начальник Управления военной контрразведки, — в результате взрыва не пострадало, оно не разбросано, а находится в тех хранилищах, что и прежде.

Остается добавить, что сумма ущерба, нанесённая, с позволения сказать, такими «шалостями» виновных, исчисляется миллиардами рублей. Сегодня ещё ведется подсчёт. Ведь только в одном поселке Смоляниново пострадало 1070 домов.

Капитан 2-го ранга Николай ЛИТКОВЕЦ (Владивосток)

Борис Владимирович Пр-вич:

Об этом происшествии я услышал по радио. Позвонил дежурному по Управлению, руководство приказало мне срочно вылететь туда в составе комиссии. Прилетели во Владивосток, прибыли к месту катастрофы, где ещё рвались снаряды. Встретили нас командующий Тихоокеанским флотом адмирал Гурьев и Герман Алексеевич. С нами был первый заместитель командующего ВМФ адмирал Игорь Касатонов. С первых же минут Герман Алексеевич проинформировал нас о происшествии, о примерном нанесённом ущербе. Тут же выдвинул возможные версии случившегося, одна из которых подтвердилась буквально на следующие сутки. И мы моментально вышли на круг лиц, безответственное поведение которых послужило причиной взрыва. «Неосторожное обращение», упомянутое в заметке, — это не что иное, как брошенный в сухую траву окурок…

Когда он выдвинул такую версию, командование никак его не поддержало: все склонялись к тому, что произошел теракт. Прав, однако, оказался Угрюмов.

Владимир Мирсаитович Гайн-ов:

Как-то мы летели на Камчатку с группой офицеров Управления, возглавлял её Герман Алексеевич — для проверки и оказания помощи на местах. Запомнилось возвращение. Пассажирские самолеты все перегружены, подогнали военно-транспортный. У него большой грузовой отсек, в котором пассажирам размещаться нельзя, и небольшой отсек за кабиной пилотов — кажется, четыре посадочных места. А нас летело 18 человек. Потому что прибавились молодые лейтенанты с жёнами и детьми, которые хотели улететь в отпуск. У Германа Алексеевича даже малейшего колебания не было — брать их или не брать. Он не сел до тех пор, пока не усадил всех женщин и детишек. Только потом присел на стульчик, который ему вынес командир. И в этом не было никакой рисовки. Чтобы представить, как мы летели, опишу: мы с товарищем стояли по очереди на одной ноге, потому что для двух ступней места не хватало. И так четыре часа полёта, недолго…

Старший мичман Л. Ст-в:

Пошли мы с ним во Владивостоке на рынок. А это был тот разнузданный период перестройки, когда появились рэкетиры и прочий активный криминальный элемент. Мы вдруг увидели, как двое молодых парней опрокинули лоток с зеленью у одной бабульки, поскольку она, как мы сообразили, не смогла заплатить им мзду — «за место». Герман Алексеевич тут же подошел к тому, что покрепче, и сказал:

— Первое: подними зелень, второе: извинись перед бабушкой, а третье — запомни крепко: теперь я каждый день буду приходить сюда и узнавать, насколько хорошо ты её охраняешь. Надеюсь, ты меня правильно понял? — Внятно, спокойно, не повышая голоса, глаза в глаза.

Крепыш, ещё минуту назад ощущавший себя хозяином рынка, молча кивнул и стал собирать бабкину зелень.

Алексей Алексеевич Моляков:

Своим приходом на Дальний Восток он придал мощный импульс своей службе для более активной работы и личным примером увлекал сотрудников: не просто общими установками и призывами — «Ребята, надо, надо!..» Нет. Его активная жизненная позиция проявлялась в организации работы — прежде всего. Собственно, это и было его задачей.

Есть расхожее выражение, и очень правильное: чтобы узнать человека, дайте ему власть. А власть-то Германа и не портила, ибо он жил другими ценностями — работой, Долгом, Присягой! Во-первых, это был человек, который имел высокопрофессиональный контрразведывательный опыт; во-вторых, от природы у него были отличнейшие данные — аккумулировать всё то, что есть в профессиональном смысле ценного, позитивного у других сотрудников. Потому-то он на ТОФе легко решал те вопросы, с которыми не мог столкнуться на Каспии и в Новороссийске. Он всю жизнь учился, не стыдился этого и поэтому становился мудрее, умнее, профессиональнее.

Автор: Не могу не вспомнить по этому поводу одного из любимых моих полководцев — Михаила Дмитриевича Скобелева, который за свою жизнь провёл, по подсчётам историков, 70 больших и малых сражений — все закончившиеся победами. «Белый генерал», гроза Оттоманской Порты, непримиримый враг шаблона в проведении военных операций, учился военному искусству всю жизнь. За несколько дней до его смерти книжный магазин Вульфа в Санкт-Петербурге получил заказ от Скобелева — прислать в село Спасское Рязанской губернии книги о Германии и немецкой армии на русском и любом из европейских языков, изданные в последнее время.

Вдумчивый биограф славного генерала Валентин Масальский пишет в книге «Скобелев»: «В усвоении уроков войны Скобелев представлял образец презрения ко всякой рутине. Он немедленно реагировал на всё полезное, рождавшееся боевым опытом войск. Для него не имело значения, от кого, офицера или солдата, исходила та или иная полезная мысль. Например, мысль об отражении ночных вылазок текинцев подал солдат. Он был награждён солдатским Георгием… Совещания с офицерами и унтер-офицерами, доводившими принятые решения до солдат, Скобелев проводил не только для уяснения ими смысла действий в предстоящем бою, но и для того, чтобы выслушать их мнения, которые могли содержать новые полезные предложения».

Александр Александрович Зданович:

«Святость — не человеческий удел», — сказал кто-то из русских классиков, поэтому образ любого человека не терпит идеализации, поскольку мы — все живые люди из грешной плоти, со своими недостатками, со своими жизненными ошибками. Иногда он внимательно выслушивал всех выступающих с предложениями по разработке какой-либо операции, потом опускал ладонь на стол и говорил:

— Спасибо, ребята. А теперь слушайте, что Чапай скажет…

Ошибался в жизни каждый из нас, ошибался и Герман Алексеевич — как любой не «лежачий», а активно действующий человек. Один историк шахмат сказал «одын умный вэщь»: «Талантливая ошибка несёт в себе куда больше возможности развития, чем посредственная правильность». Так ошибался и Герман. Но в чем красота этого человека? В том, что он никогда не стеснялся сказать подчинённому: слушай, а ведь ты был прав, а я нет, извини! И это будучи заместителем директора ФСБ — это должность замминистра, — Героем России, вице-адмиралом — а?.. Вот в чём самое нутро-то человеческое проявляется — каков ты есть на самом деле!..

Я и сам долгое время служил на Тихоокеанском флоте, и у нас было много общих знакомых, общие вопросы, которые мы обсуждали с Германом Алексеевичем. Угрюмов там провёл ряд успешных операций. Насколько мне известно, его командой был разоблачён один из агентов иностранной разведки, который был уже на грани получения спецтехники, которую использовали наши подводные диверсанты. Герман Алексеевич — разработчик операции и руководитель пресечения этой деятельности.

У нас были оригинальные образцы, аналогов которым не существовало в мире. За ними, естественно, охотились. Но, как говорят, получился облом!..

Под его руководством прошел ряд успешных мероприятий по линии борьбы с организованной преступностью. Началась эпоха хищений, в криминальную деятельность втягивали бывших военнослужащих либо тех, кто еще носил погоны. Угрюмов не мог мириться с этим по своей природной закваске: он так был воспитан — сын фронтового разведчика, чудесной матери, он исповедовал одну доктрину: народное — это народное, моя зарплата — это мой заработок.

Кстати, по его предложению и под его руководством было создано подразделение по борьбе с организованной преступностью и коррупцией на Тихоокеанском флоте.

Аркадий Аркадьевич Дранец:

Под его руководством было проведено множество оперативных мероприятий — в том числе и по американской разведке. Я работал во втором секторе — это как бы штаб, — обобщал материалы, поэтому могу утверждать: объем работы, проводимой Германом Алексеевичем и нашим Управлением, был огромен. Приглашаю верить на слово, поскольку подавляющее большинство ситуаций, которые удалось «разрулить», — не для рассказа.

С 1994 года началась подготовка морской пехоты к отправке на Кавказ. Их подготовка шла по линии Министерства обороны, а у нас формировалась группа оперативного состава, которая тоже готовилась к отбытию в том же направлении. В течение месяца на полигоне морские пехотинцы отрабатывали технику ведения боя, учились стрелять. Целиком полк укомплектовать не получилось, времени на подготовку было явно недостаточно. Два командира ДШБ (десантно-штурмовых батальонов) отказались ехать. Получилось так.

Построили нас всех на аэродроме, среди провожающих — командующий Тихоокеанским флотом, Герман Алексеевич. После постановки задачи, напутствия и прощальных слов — «Какие есть вопросы?» два комбата сказали, что их солдаты не готовы вступить в бой, поскольку для подготовки было отпущено мало времени. Требовали еще месяц на подготовку.

Одного нам удалось уговорить: мол, братишки всё равно в бой пойдут, вместо тебя встанет в строй кто-то другой, которого они не знают как командира, не уважают так, как тебя. Командир полка полковник Фёдоров сказал, что его заверили: с ходу в боевые действия их не пошлют, дадут на месте сориентироваться. Один согласился, а второй офицер — ни в какую! «Я отвечаю за жизни своих подчинённых и не могу позволить, чтобы их, не научившихся как следует воевать, посылали в огонь как пушечное мясо. Дайте срок на их обучение — и мы сделаем в Чечне втрое больше с минимальными потерями. Если я повезу на войну необученных, то как я потом буду смотреть в глаза их матерям!..».

Это был один из лучших комбатов, на учениях показал отличные результаты. Из Министерства обороны позже пытались его скомпрометировать, но перед другими офицерами его особая позиция ничуть его не унизила: по-своему он был прав.

Я знаю, что Герман Алексеевич направлял в Москву шифровки с просьбой довести информацию до командующего группировкой в Чечне, до начальника штаба, что прилетят неподготовленные воины, и это необходимо учесть при планировании боевой операции. Но, забегая вперед, скажу, что нас бросили в бой сразу. Третьего января 1995 года мы находились уже в Грозном. И десантники, и морпехи показали себя прекрасно.

А пока — заснеженный аэродром во Владивостоке. Моряки на лётном поле натоптали ногами: «На Грозный!» Герман Алексеевич пригласил меня и командира полка в машину. Выпили за удачу, он сказал напутственное слово всем. Потом повернулся ко мне:

— Я знаю, что ты полезешь в пекло, поэтому прошу: береги себя и ребят. Мой тебе наказ: сколько взял парней — столько и верни!

— Задачу выполним, флот не опозорим.

В первый раз я пробыл в Чечне до 6 марта 1995 года. Мы провели много хороших операций. Я тогда досрочно получил звание подполковника, орден Мужества, медаль «За воинскую доблесть» 1-й степени и наградное оружие от министра обороны Павла Грачёва — американский армейский кольт.

Вернувшись, первым делом зашел к Герману Алексеевичу и доложил:

— Ваше задание выполнено. Сколько взял — столько и вернул.

Олег Иванович Пил-ов:

При Германе Алексеевиче Управление практически через год уже встало на ноги, а через два года по результатам оперативно-служебной деятельности Москва назвала Управление ФСК по Тихоокеанскому флоту в первой пятёрке среди 89 Управлений ФСК (по количеству субъектов федерации). Не только среди органов военной контрразведки, а именно среди управлений! А еще через год Управление по ТОФу числилось уже в первой тройке.

С той поры ему неоднократно предлагали повышение в должности, но он отказывался. Ему нравилось чувствовать себя хозяином в своем ведомстве, где он навёл порядок, ко многому приложил руки, организовал множество перспективных оперативных заделов. Хотя как профессионал он уже свою должность перерос. Так что перевод его в Москву был вполне закономерен.