Где зимуют раки
Где зимуют раки
Ведущий второй пары Николай Петров вышел из боя в самом его начале: пушечная очередь «мессера» распорола бензобаки, штурмовик вспыхнул как факел. К счастью, летчику удалось выброситься на парашюте. Впоследствии он рассказал:
— Прикрывали вы нас хорошо, сам видел! — Я не в счет. Таких штурмовок без потерь не бывает… Но я — о другом. Это был тот редкий случай, когда летчик с земли наблюдает за действиями своих же товарищей в воздухе.
— Но как же тебя не схватили? Ведь ты приземлился почти рядом с колонной, которую мы штурмовали?
— Просто повезло. У самой земли ветром меня снесло в кустарник. А гитлеровцам, сам понимаешь, было не до меня — каждый из них думал только о своей шкуре. — Они разбегались по кюветам и обочинам, падали и смотрели, естественно, в землю, а не по сторонам. Конечно, я был бы, мягко говоря, огорчен ежели бы они ринулись к кустам и напоролись на меня. Тогда бы пришлось прощаться с жизнью во второй раз. Но добежать до кустов у них просто не было времени. Мы, вернее вы, — поправился он, — уже утюжили дорогу. И тут было не до перебежек.
— А ты?
— А что я? В руках — пистолет. Не идти же с ним «помогать» штурмовикам. Что я с этой хлопушкой сделал бы? Ну — пристрелил бы одного немца. А второй меня тут же прихлопнул бы. Но и этого мне бы сделать не удалось: огонь с воздуха был убийствен. Все горело и летело к чертям. Сделай я десяток шагов — и оказался бы вместе с фашистами на том свете у врат господних.
— Ну и как все это выглядело?
— Бр-р! Не хочется вспоминать. Мороз — по коже. Вначале накрыли голову и хвост колонны. Машины — в щепки. А бронированные тягачи опрокинулись. Сразу — пробка. Немцам ни вперед, ни назад. Уцелевшие грузовики и легковушки через кюветы — в поле. А кювет глубокий. Половина транспорта забуксовала. Тут как раз вы во второй раз зашли…
Да… С воздуха мне такого не приходилось видеть. Все горит, рушится. В воздухе свистят и осколки, и щепа разбитых кузовов, и какие-то железки. В общем — концерт. Все залегли. Не разберешь, кто мертв, кто жив. Только один офицер минуты три стоял и все из пистолета в небо пулял.
— Для чего? — изумился я. — Не самолеты же он сбивать собрался.
— И я думал — для чего? Скорее всего рехнулся. Нервы сдали. Не отдавал себе отчета в действиях.
— Что же с ним было?
— Или пуля срезала или осколок. Подпрыгнул он как-то и бревном на землю…
— Как же тебе самому удалось уйти?
— А мне ничего и придумывать не пришлось. Только соизволили вы удалиться, поднялся такой ералаш, что тут не одного человека — роту бы не заметили. Те, кто остался в живых по шоссе и обочинам — на запад. Каким-то чудом уцелело два грузовика. Их так забили, что, думаю, развалятся по дороге. И все в страхе на небо оглядывались: не появитесь ли вы снова…
— Значит, неплохо поработали… Но все же как ты до нас добрался.
— Нормально. Теперь ведь не сорок первый! Пересидел для перестраховки с часок в кустах. Потом выполз — и на восток. Для предосторожности шел ночами. Наткнулся на крестьянина с лошадью. Вначале тот испугался, думал я — немец. Пришлось изъясняться на пальцах. Кое-как поняли друг друга. Подвез он меня, сколько мог. Днем отсиделся, а ночью — снова в путь. Так трое суток прошло. А потом увидел танки. «Не фашистские ли?» Пригляделся — наши T-34!..
* * *
Лаконичные строки рапортов тех дней фиксировали и ярость и напряжение работы летчиков: «…В результате двух ударов уничтожено 2 орудия, 20 повозок с войсками и грузами, разрушено 2 блиндажа, вызвано несколько очагов пожаров и истреблено до 50 солдат и офицеров противника».
«…Истребители активно действовали на коммуникациях врага. 10 истребителей произвели бомбоштурмовой удар по скоплениям войск противника. На следующий день 22 истребителя с высоты 1500–2000 метров штурмовали войска и технику противника в районе Залакарь-Шаганы. В результате удара было уничтожено 17 автомашин, 60 повозок и более сотни солдат и офицеров».
«…Гвардейцы с бреющего полета один за другим неожиданно обрушили по вражескому буксиру ураганный огонь пушек и пулеметов… Подожженный меткими очередями буксир загорелся и врезался в берег».
Это только три «рядовых» штурмовки… А сколько их было!
Однажды разведчики вернулись с задания возмущенные и раздраженные:
— Мы ребят в боях теряем, а они там курорт устроили! Как будто и войны нет. Плавают, загорают…
— Кто курорт устроил? — удивился я. — Кто загорает?
— Немцы, товарищ командир.
— Какие немцы? Где?
— Самые обыкновенные… Мы прошли на бреющем — ноль внимания. Гогочут, веселятся, на лодках катаются. Судя по всему раков ловят, на прифронтовой речке. И на озерах, которые между морем и холмами…
Такое действительно «задевало за живое». Я подошел к карте.
— Покажите.
— Вот здесь. — Лейтенант очертил голубой виток реки. — И здесь. — Карандаш пометил синенькие кружки и овалы — озера.
— Сколько машин нужно, чтобы они прекратили ловить раков. И заодно показать, где эти раки зимуют?
— Звена три, думаем, будет достаточно.
— Добро! По самолетам!
* * *
Наши «яки» появились над головами гитлеровцев неожиданно — спикировали со стороны солнца.
Действительно, открывшаяся нам картина была воистину идиллической: кто-то размашисто плыл кролем. Кто-то отдыхал на спине. Солдаты брызгали и поливали друг друга водой. На берегу, прикрыв лица газетами, загорало десятка три человек. Обмундирование лежало рядом, на камнях. Словом — воскресный пляж курортного городка, да и только.
«Сейчас мы вам позагораем!»… И вот фонтанами вздыбилась вода. С треском разлетались и тонули лодки.
«Отдыхающих» с пляжа как ветром сдуло. Голые, метались они в ужасе по откосу, выискивая малейшие выемки в земле, чтобы укрыться от беспощадного огня, обрушившегося на них с неба.
В воде — сущее столпотворение: купающиеся спешат к берегу. Но редко кто до него дотягивает.
Один заход. Второй. Третий. Смотрю вниз — все кончено.
Повсюду — трупы солдат и офицеров. А если кто и уцелел — лежит недвижимо, боится пошевелиться.
Делаем последний заход. Уже, так сказать, «психический», почти над самой землей.
Теперь — можно домой. Не один десяток солдат не досчиталось в тот день гитлеровское командование.