ЖИЗНЬ В «ОБРАЗАХ»

ЖИЗНЬ В «ОБРАЗАХ»

Время летело незаметно. Около 2 часов дня Василий Васильевич бросил как бы вскользь какую-то фразу о перерыве. — Нам нельзя терять времени, — сказал Константин Сергеевич. — Попробуем наш завтрак включить в течение дня ваших персонажей.

У Пустославцева есть театральный буфет, как в каждом провинциальном театре. Пусть наши буфетчицы откроют небольшой «филиал» своего буфета в том углу, где у нас расположилась труппа Пустославцева, и весь состав труппы Пустославцева будет завтракать у них, не выходя из зерна образа. Я приеду завтракать к графу Зефирову. Я уверен, что граф пригласит и вас, Василий Васильевич: Кнуров ведь один из заправил города.

Синичкин и Лиза позавтракают вчерашними щами или пошлют за обедом в трактир, если Ветринский (он, конечно, будет завтракать у них) даст им на это денег.

Сурмилова может позвать к себе завтракать Борзикова. Как каждой премьерше, ей, наверное, не хватает нескольких эффектных, глупых фраз в роли. Она решила подкупить Борзикова завтраком и тут же заставит его написать их…

В. В. Лужений. А оркестр наш, Константин Сергеевич, не водевильный из пьесы, а, так сказать, настоящий, может пойти в настоящий буфет?

К. С. (с полнейшим серьезом). Никаких настоящих оркестров и настоящих буфетов нет. Оркестр сегодня у нас пустославцевский и должен питаться в его буфете… Соленых огурцов, чайной колбасы и ситного должно на всех хватить…

Увы, как раз этих-то продуктов, которые с таким аппетитом перечислил Константин Сергеевич, интуитивно сообразуясь, очевидно, с «эпохой» Синичкина, в нашем «настоящем» буфете и не хватало! Мы, конечно, ничего не сказали об этом К. С: он целиком находился в кругу созданной его художественным видением жизни и был для нас в эти минуты замечательным примером того, с какой верой и убежденностью должен жить на сцене актер в предлагаемых ему пьесой и эпохой обстоятельствах.

Таким образом, самый обыденный момент в жизни Константин Сергеевич сумел превратить в яркое, полезное упражнение. Было очень забавно наблюдать за девушками, служившими в нашем театральном буфете и невольно вовлеченными в нашу игру-репетицию.

— Утоли мою жажду, красотка, — напыщенно обращался к одной из них Блинников — Чахоткин, любовник по амплуа в труппе Пустославцева, протягивая девушке стакан для чая. Девушки смеялись и смущались сначала, а затем, видя, что вокруг все действуют совершенно серьезно в своих «образах», начинали невольно подыгрывать нам. Я помню очень удачный ответ нашей заведующей буфетом, которая на просьбу того же Блинникова — Чахоткина поискать, не найдется ли «холодного чая»[39], отлично поняла, чего он хочет, и ответила на полном серьезе: «Извольте идти в закусочную за «холодненьким», а здесь театральное заведение, а не пивная».

^{Сурмилова — А. О. Степанова. «Лев Гурыч Синичкин»}

^{Пустославцев — А. Н. Грибов. «Лев Гурыч Синичкин»}

Константин Сергеевич не требовал в этих этюдах-импровизациях от нас изобилия слов и мыслей, но за правильной оценкой окружающей нас обстановки, за верными отношениями друг к другу он следил очень строго.

Константин Сергеевич, вновь став трагиком, начал свой завтрак за столом у графа Зефирова — Мордвинова и сразу сделал последнему замечание, что он обращается с ним слишком почтительно за завтраком.

— Вы забываете, что вы граф, а я только актеришко, которого вы позвали закусить, — сказал он.

— Хватит, хватит, милейший, — прервал его быстро вошедший в роль актер. — Подкормился, и ступай себе с богом.

Удовлетворенный Константин Сергеевич преувеличенно низко раскланялся с графом и отправился «путешествовать» с тарелкой и вилкой в руках по другим эпизодам-этюдам. Но теперь уже «секрет» этюда был понят актерами, и его встречали всюду «по оценке». Сурмилова и Борзиков встретили его любезно, но сесть с собой за стол не пригласили, а выставили ему «кружку пива» на маленький столик у окна их комнаты.

— Голос-то у вас есть, господин трагик?! — спросил его Борзиков. — Или вы только головой мотать умеете для напущения страха на публику?

— Умри, несчастный! — рявкнул в ответ громовым басам К. С. И откуда у него, действительно, взялся такой оглушительный бас! Борзиков и Сурмилова с изумлением поглядели на него.

— Вы не из дьяконов будете? — спросила его Сурмилова.

— Мы нижегородские звонари будем, — совершенно серьезно отвечал К. С; и еще несколько минут продолжалась беседа этих персонажей.

Свой завтрак-обход Константин Сергеевич закончил у Синичкина.

— Гурыч! Друг мой старинный! Здравствуй! — приветствовал Станиславский Синичкина, входя в его «номер» и широко раскрыв объятья.

— Громобоев, дружище, откуда, брат? — не растерялся наш Синичкин — Титушин. И оба принялись лобызать друг друга по старинному обычаю.

— А это кто? Диана? Талия? Венера? — преувеличенно восторженно воззрился К. С. на Лизу.

— Не узнаешь ребенка, которого ты нянчил в колыбели, — в столь же напыщенном тоне продекламировал Синичкин.

— Она! Она! Приди в мои объятия, прелестное дитя! — не отставал от него К. С.

— Обними его, Лизанька! На груди его ты найдешь приют от бурь и невзгод. Это мой верный, старый друг! — продолжал импровизировать Синичкин.

Лиза — Бендина смущенно здоровалась с Константином Сергеевичем, тот ее тщательно разглядывал, восхищался ею. Неожиданно он обратился к ней со строчками текста из «Льва Гурыча»:

О ты, дочь нежная преступного отца!

Опора слабая несчастного…

«…Глупца», — добавил вслух, как и полагалось по пьесе, присутствовавший все время при этой встрече Ветринский. Константин Сергеевич немедленно подхватил вызов.

— А это кто? — грозно насупив брови, спросил он, указывая на князя Ветринского.

Синичкин. Говорит, что артист из Харькова, хочет Лизочку ангажировать…

К. С. Ангажировать! В Харьков! Никогда! Наша дочь (подчеркивает эти слова Константин Сергеевич) увидит первый свет рампы только в Москве! Только Москва достойна лицезреть этот бриллиант!

Синичкин (с сомнением). Там ведь, друг мой, свои бриллианты есть…

К. С. (перебивая с пафосом). Поддельные, фальшивые осколки!

Ветринский (вступая в спор). Вы, почтеннейший, ошибаетесь. Этой девице в Москве ходу не дадут. Если уж делать ей карьер, так лучше в каком-нибудь частном театре. У нас в губернии есть неплохие театры у некоторых помещиков. Я могу отвезти Лизу к моему другу, князю Ветринскому, у него отличный кордебалет…

Лиза (возмущенно). Меня в кордебалет?!

Синичкин (так же). Ее в кордебалет!!!

К. С. Эту невинность в кордебалет!

Константин Сергеевич делает знак оркестру, показывая на пальцах цифру «2», и в нашу репетицию вступает музыка — очаровательное музыкальное сопровождение, неотъемлемая часть старого русского водевиля.