«НАРОДНАЯ СЦЕНА» В «ГОРЕ ОТ УМА»
«НАРОДНАЯ СЦЕНА» В «ГОРЕ ОТ УМА»
Дальнейшие работы по возобновлению «Горя от ума» развернулись не совсем точно по тому плану, который намечал Константин Сергеевич.
Были назначены две «четверки» новых исполнителей ролей Чацкого, Софьи, Молчалина и Лизы. Это были: в первой «четверке». Софья — Еланская, Лиза — Андровская, Чацкий — Прудкин и Молчалин — Станицын; во второй «четверке» Софья — Степанова, Лиза — Бендина, Чацкий — Завадский, Молчалин — Козловский.
Заниматься ролями с первой группой актеров должен был И. Я. Судаков, со второй — я.
На роль Чацкого был, кроме того, назначен и Б. Н. Ливанов, но заниматься с ним собирался сам Константин Сергеевич. Через В. В. Лужского Константин Сергеевич передал И. Я. Судакову и мне, чтобы мы, не дожидаясь следующей встречи с ним, начали работать с молодыми актерами над текстом, над биографией образов, над стихом Грибоедова.
Через В. В. Лужского я также узнал, что мне поручается возобновление сцены «бала» в третьем акте и «разъезда» в четвертом. В. В. Лужский предложил мне составить всю схему «приходов» и «уходов» гостей Фамусова в третьем и четвертом актах.
В течение нескольких дней на основе текста Грибоедова и режиссерского экземпляра «Горя от ума» 1906 года я составил такую схему: последовательность выходов «гостей», ухода их на танцы, возвращения на «сплетню» и вообще по всей линии их участия в третьем и четвертом актах. Вместе с В. В. Лужским мы ее внимательно проверили, кое в чем изменили, наметили на все отдельные группы гостей актеров, преимущественно из молодежи.
И все же для меня было большой неожиданностью прочесть однажды на репетиционном листке, что на следующий день назначается на сцене с Н. М. Горчаковым… репетиция третьего акта «Горя от ума».
В числе вызванных актеров стояли имена М. П. Лилиной, О. Л. Книппер-Чеховой, А. Л. Вишневского, Н. А. Соколовской, Е. М. Раевской, Л. М. Кореневой, В. Ф. Грибунина, Н. А. Подгорного, К. С. Станиславского (!), В. Л. Ершова, Г. С. Бурджалова и большой группы молодежи.
Я, конечно, предполагал, что фактически репетицию будет вести К. С. Станиславский. Но в какой форме, как? Я понимал, что репетиция назначена для того, чтобы ввести молодежь — исполнителей ролей «гостей» Фамусова — в третий акт. С ними я уже предварительно несколько раз встречался, оговаривал их образы-роли, их поведение на «балу» у Фамусова; я понимал, что «с Н. М. Горчаковым…» — это обычная форма объявления репетиций в Художественном театре и… все же на душе у меня было очень неспокойно.
Во-первых, почему все-таки не написано «с К. С. Станиславским и Н. М. Горчаковым!»? — задавал я себе вопрос. Почему Константин Сергеевич помещен в общую строку (очевидно, как Фамусов) с другими исполнителями? Означает ли это, что он не будет сидеть рядом со мной за режиссерским столиком в зале, а сразу пройдет на сцену? Хорош я тогда буду: на сцене Станиславский, Грибунин, Вишневский, Коренева, Книппер-Чехова — все «старики» MX AT, а я один в зале! Что я им скажу? Да и должен ли я им что-нибудь говорить?
От одной мысли выступить с «режиссерским» словом перед Вишневским, Лилиной, Книппер-Чеховой о хорошо знакомой им пьесе меня бросало в жар! Все это я передумал, возвращаясь, как обычно, в 5 часов из театра домой.
Естественно, что из дому я сейчас же позвонил о всех своих сомнениях В. В. Лужскому. Против обыкновения Василий Васильевич был как-то необычайно сдержан в ответах.
— Что ж делать, Николаша, надо начинать репетировать, как уж там сумеете, — это распоряжение Константина Сергеевича. Думаю, все обойдется благополучно. Я завтра попозже загляну к вам в зал!
«Попозже!» Самое страшное — это ведь начало репетиции, а «попозже» все будет ясно, — думал я, — или провалюсь в первые же пять минут, или вывернусь как-нибудь. И почему это Василий Васильевич так подчеркнул: «это распоряжение Константина Сергеевича»? Не позвонить ли мне Константину Сергеевичу? Спросить его прямо: что мне надо завтра делать, как вести репетицию?
А не умалится ли от такого вопроса мой режиссерский авторитет? «Что это за режиссер, — подумает Константин Сергеевич, — который не знает, что ему делать, как провести большую репетицию?»
С другой стороны, ведь этот спектакль не «мой», это возобновление. Я имею право не знать линию поведения старых исполнителей в нем. И, наконец, я пришел учиться, набираться знаний в МХАТ, а не «утверждать» свой режиссерский авторитет. Не рано ли мне думать о нем?
И я позвонил Константину Сергеевичу, хотя было уже около 8 часов вечера, так как на все эти размышления у меня ушло порядочно времени.
— Константин Сергеевич, это вас беспокоит Горчаков! Мне необходимо поговорить с вами по очень важному делу — о завтрашней репетиции…
— Очень рад! Я вас жду уже целый час… Изумление мое было безгранично.
— Вы меня ждете, Константин Сергеевич?!
— Конечно, жду. Я решил, что если вы думаете серьезно работать в театре, то обязательно позвоните после того, как мы с Василием Васильевичем вывесили репетицию в такой форме… (Так-с, — подумал я, — сдержанность Василия Васильевича уже объяснилась!). А если вы режиссер только по наименованию и гордитесь этим званием больше, чем сущностью режиссерской работы, то увидим, что вы будете делать завтра на сцене. Приходите сейчас. По дороге обдумайте еще раз все вопросы, которые у вас есть ко мне, так как вы уже на целый час опоздали…
Через двадцать минут я сидел в кабинете Константина Сергеевича в Леонтьевском переулке.
— С чего мне надо начать репетицию, Константин Сергеевич? Надо ли произнести какую-нибудь вступительную речь?
— А вы сами как думаете?
— Я бы предпочел ничего не говорить. Что я могу сказать особенного собравшимся мастерам театра о «Горе от ума»? А с молодежью я уже говорил…
— Значит, никаких вступительных речей не говорите. Попросите всех сразу на сцену. Первую часть акта пропустите. Не к чему ее прогонять, когда вызвано к определенному часу сорок человек. Размечен у вас выход гостей по вашему режиссерскому экземпляру?
— Да, Константин Сергеевич.
— Покажите мне его и объясните, кто выходит у вас в каком месте текста и по какой причине?
Следующие минут сорок-пятьдесят ушли на детальную проверку Станиславским намеченной мной и В. В. Лужским схемы выхода гостей по тексту «Горя от ума». Вопросы Константина Сергеевича были таковы:
— Почему именно данная группа приезжает первой?
— Это старики, Константин Сергеевич, да еще из «бедных родственников», они выехали загодя; не ожидали, что им попадется приличный извозчик, вот и приехали раньше всех.
— Исполнители ролей этой группы знают это оправдание, эти «предлагаемые обстоятельства»?
— Знают, Константин Сергеевич.
— Хорошо, это верно по художественным соображениям и вполне вероятно по жизни. А они одни приехали? Неужели их не сопровождает, вернее, их не привезла ли какая-нибудь молодая племянница, пусть тоже из «бедных»?
— Я об этом не подумал…
— Присоедините к ним какую-нибудь девушку. Она и извозчика им нанимала и последила, чтобы лакеи повесили поаккуратнее их одежду. Самим старикам со всеми обстоятельствами выезда «в свет» не управиться.
— Хорошо, Константин Сергеевич, я к их группе присоединю В. А. Вронскую.
— Очень хорошо. А знают у вас «бедные родственники» все свои переходы в течение всего акта? В какую комнату они входят вначале? С кем здороваются? Кого встречают из знакомых? С кем не смеют даже здороваться, где находятся во время танцев, какое участие принимают в сплетне и в какой мизансцене?
— Для каждой группы гостей, Константин Сергеевич, я приготовил список их переходов по сцене с места на место и передам завтра им эту наметку. Но я предполагал, что окончательно утвердить движение всей массы гостей и каждой группы в отдельности можно будет только после репетиции третьего акта на сцене.
— Совершенно верно, но приготовить себе план выходов и переходов отдельных групп народной сцены режиссер обязан. А из зала он все поправит со стороны сценической выразительности.
Я передал Константину Сергеевичу целую пачку отдельных листков, на которых по ходу текста были определены для каждой группы переходы, «встречи» с другими группами и их отношение к основным кускам акта, событиям и главным персонажам.
— Так-с, — сказал Константин Сергеевич, бегло просмотрев мои листки и, очевидно, удовлетворившись их содержанием, — а почему до приезда Натальи Дмитриевны вы выпускаете только две группы: «бедных родственников» и «семейство» — отца, мать и мальчика, — а с Горичем — «стариков», г-на Н., а затем уже на фоне сцены Натальи Дмитриевны с Чацким других гостей и группу «молодых людей»?
— Мне казалось, что не надо все группы гостей без слов выводить сразу на сцену, в паузе до приезда Горича, а надо попробовать их распределить между выходами Горичей, графини-бабушки с внучкой и семейством Тугоуховских.
— Это, конечно, хорошо, но надо это сделать очень тонко, оправданно и точно. Скажем, «молодые люди» могут прийти вместе с княжнами, но не должны быть назойливы при сцене княжен и Натальи Дмитриевны.
— Я так это и объяснил нашим актерам, играющим «молодых людей».
— Отлично. Завтра мы это проверим на деле, на сцене. А свои автобиографии все гости знают?
— Я с ними старался обговорить их жизнь и характеры как можно подробнее.
— Вот, возьмите — я приготовил вам «опросный лист» для гостей. Проверьте по нему в ближайшие дни с вашими актерами, все ли они знают, что необходимо для того, чтобы выйти на сцену гостем в «Горе от ума».
Константин Сергеевич передал мне лист бумаги, на котором было написано:
1. Кто вы? Имя, отчество, фамилия. Состав вашей семьи. Общественное положение. Где живете в Москве? Улица. Наружный вид дома. Сколько комнат в квартире? План квартиры. Обстановка вашей комнаты.
2. Что делал сегодня с утра, час за часом («течение дня»)? Какие были удачи и неудачи за день? Какие дела сделал за День, с кем повидался?
3. Ваше отношение к Фамусовым? Родственник или знакомый их? Как узнал о вечеринке у Фамусовых? Откуда знаком с Горичами, Хрюмиными, Тугоуховскими, Хлёстовой, Чацким?
4. Ваши взгляды на жизнь современной вам эпохи (эпохи «Горя от ума»)? Ваше отношение к мыслям Чацкого и Фамусова?
5. Что и кому будете завтра рассказывать о вечеринке-бале у Фамусова?
Я обещал Константину Сергеевичу еще раз проверить биографии и «течение дня» исполнителей по этому «опросному листу», как называл его Станиславский.
— Может быть, кому-нибудь из наших молодых артистов или учеников школы, — сказал К. С. Станиславский, — покажется ненужной или примитивной такая детализация внутренней и внешней жизни его образа. У Грибоедова ведь не дано никаких характеристик гостей. Просто сказано: «множество гостей». Вы должны будете объяснить колеблющимся и увлечь сомневающихся в необходимости такой работы. Это единственный путь к органической жизни на сцене. Меня упрекали часто, что я заимствовал разработку массовых сцен у мейнингенцев. Это неверно, Мейнингенцы были сильны внешними приемами организации массовых сцен, строгой, но формальной дисциплиной. Они заказывали сценариусам сочинять маленькие роли с текстом на полторы-две страницы для каждого солдата в «Лагере Валленштейна», заставляли статистов заучивать этот текст и повторять его механически во время всей народной сцены. Создавалось обманчивое правдоподобие жизни на сцене. В соединении с понижением и повышением звука и ритма движений всей толпы, с исполнением ею общих сценических задач решался только внешний характер сцены.
Я стремлюсь к другому. Я хочу, чтобы, независимо от роли, от своего положения в пьесе, актер творил с a mi свою сценическую жизнь на основе полного, глубокого изучения той жизни, к которой относится пьеса, и наблюдения настоящей, сегодняшней жизни. Я апеллирую к его сознательному, самостоятельному творчеству артиста-художника. На массовой сцене можно отлично проверять все данные молодого артиста: его отношение к искусству, к театру, его фантазию, его понимание пьесы, его умение сочетать отдельные элементы системы — внимание, общение, свободу мышц — в органическую жизнь, в действие на сцене. Объясните это, пожалуйста, всем занятым в «гостях». Я буду сам каждый раз следить за этой сценой. Мне важно не только хорошо поставить ее, как говорится на нашем режиссерском языке, но и воспитать в процессе работы над ней у нашей молодежи верное понимание своей работы в театре, понимание значения народных сцен для наших спектаклей. Спектаклей ансамбля в первую очередь. Мне важно воспитать в них художественный вкус и чувство эпохи. Какие характерные признаки эпохи вы как режиссер находите в тексте и событиях «Горя от ума»?