Первые залпы
Первые залпы
К вечеру 27 августа 1942 года впервые обнаружили на горизонте группу военных кораблей: два сторожевика типа «Капарен» и два тральщика шли полным ходом к фарватеру Чекареарен. Сблизиться с ними на дистанцию торпедного залпа не удалось. С наступлением сумерек обнаружили два транспорта в охранении двух тральщиков. В перископ видно плохо. Всплывать на поверхность? Еще светло, лодка тотчас будет замечена. Стрелять по акустическому пеленгу? Велика дистанция. Все же мы пошли на сближение, однако суда через семь минут скрылись в шхерах. Опять неудача.
Несколько дней стояла тихая солнечная погода. Необыкновенно сильная рефракция подняла острова над шхерами, и они как бы висели в воздухе. Во второй половине дня к западу от маяка Богшер показались и быстро исчезли шесть силуэтов судов. Они также были приподняты рефракцией.
Было светлое сентябрьское утро, когда вахтенный командир штурман Харитонов взволнованно доложил:
— Справа по курсу дымы!
— Боевая тревога! Торпедная атака!
Не отрываю глаз от окуляров перископа. Вот мне уже видны мачты и трубы вражеского каравана. Восемь транспортов идут в охранении сторожевых кораблей и катеров. Конвой движется, выполняя противолодочный зигзаг. Уточнив элементы движения, — курс и скорость конвоя, выбрал крупный транспорт, идущий, вторым, и повел лодку в атаку. Наступил самый ответственный момент для командира и всего экипажа. Боевой торпедный залп был тем событием, к которому все мы столько готовились. То, ради чего мы берегли технику лодки в блокадную зиму, ради чего форсировали минные поля, должно было свершиться через считанные минуты.
Торпедисты Ченский, Царев, Луценко уверены в своей технике. Их командир Столов ждет команды, и вот она уже звучит:
— Аппараты, товсь! — И неминуемое: Залп!
Две торпеды вырываются из аппаратов. Лодка вздрагивает, нос ее слегка приподнимается — вот тут рулевым-горизонтальщикам зевать нельзя! Считаю секунды: «Раз ноль, два ноль, три ноль, четыре ноль...» — через минуту сильный взрыв. Подняли перископ, и я увидел на месте транспорта облако густого дыма и снующие в разных направлениях катера, остальные суда полным ходом уходили в шхеры. Один сторожевик шел в направлении на лодку. Было самое время уходить на глубину. Сторожевик прошел почти над лодкой, но бомб не сбросил, — значит, мы не обнаружены. По-видимому, противник посчитал, что транспорт подорвался на мине.
Первый боевой залп оказался удачным. Я с благодарностью вспомнил моих преподавателей Константина Дмитриевича Доронина, Леонарда Яковлевича Лонциха, Петра Ефимовича Савицкого — авторов первого учебника торпедной стрельбы, которые читали теорию стрельбы и отрабатывали с нами на тренажере скрытый выход в торпедную атаку...
На глаз водоизмещение потопленного нами транспорта было порядка 5–6 тысяч тонн. Об этом боевом успехе тотчас передали по отсекам лодки. Всех охватило ликование. «Наконец-то и мы открыли боевой счет возмездия», — говорили моряки.
Какое же значение для сухопутного фронта имело потопление одного транспорта?
На транспорте водоизмещением 10 тысяч тонн может быть размещено в трюмах и на палубе 5–6 тысяч тонн разного груза, например 80–90 тяжелых танков или 250 бронеавтомобилей. Если транспорт перевозит войска, то в его трюмах и каютах может разместиться 2 тысячи солдат и офицеров с вооружением и боеприпасами. Отправляя на дно морское транспорт с продовольствием, подводники уничтожали двухмесячный паек четырех-пяти фашистских дивизий. Особое значение имело потопление танкера. Танкер водоизмещением 10 тысяч тонн мог принять до 6 тысяч тонн горючего, чего хватило бы для одной заправки тысячи самолетов-бомбардировщиков Ю-88 и нескольких тысяч средних танков. В журнале «Агитатор» (№ 19–20 за 1942 г.) была помещена статья, где подробно рассказывалось и иллюстрировалось графическими рисунками, что означает потопление фашистского транспорта, какой огромный ущерб наносили противнику наши подводники.
Мы не знали, что было на потопленном нами транспорте, но несомненно, что груз предназначался для фронта.
После атаки на пять часов положили лодку на грунт. Перезарядили торпедные аппараты и праздничным ужином отметили первую победу.
Прошло несколько дней безрезультатных поисков противника. Днем под водой, ночью над водой утюжили район позиции. Наконец 9 сентября обнаружили большой конвой. Два крупных пассажирских судна с ярко накрашенными красными крестами на белых бортах и два транспорта шли в охранении четырех сторожевых кораблей. Их походный порядок был таков, что для атаки транспортов без риска задеть госпитальные суда надо было подойти на предельно близкую дистанцию. Это удалось выполнить. Мы прошли под кораблями конвоя и, пропустив санитарные суда и транспорт, стали разворачиваться для торпедного залпа по концевому транспорту. В этот момент конвой начал поворот на новый курс. Несмотря на маневрирование полными ходами, мы не успевали выйти на угол упреждения. От торпедного залпа пришлось отказаться. Будь у нас кормовые аппараты!..
Три дня штормило, на море никто не показывался. На крупной зыби трудно было удерживать лодку на перископной глубине, приходилось идти на глубине 16–20 метров и через каждые 20–30 минут всплывать под перископ для осмотра горизонта. Видимость плохая. Гидроакустик Николаев доложил, что слышит шумы большой группы судов. Вскоре в перископ увидели вышедший из шхер конвой: три транспорта в балласте и два в грузу в охранении четырех военных кораблей. Снова длительное маневрирование, а потом залп двумя торпедами по наиболее нагруженному транспорту. Возможно, сыграла свою роль крупная зыбь или моя ошибка в расчетах, но взрыва не последовало. Конвой быстро скрылся в тумане. Жаль было торпед.
Правильнее было бы отказаться от атаки, раз в ее успехе нет стопроцентной уверенности. Но командиру принять такое решение не просто. Приподнятое настроение после первой удачной атаки как рукой сняло. К тому же запасов топлива, воды и продовольствия оставалось только на переход в базу, автономность лодки, как говорят моряки, была исчерпана. Обидно было уходить с позиции. Ведь мы сделали намного меньше своих возможностей. Ночью получили приказ из штаба бригады возвращаться в базу.
В команде потихоньку шли разговоры: «Стыдно прийти домой только с одним транспортом». Посовещались с Ивановым и Моисеевым и, подсчитав все наши ресурсы, решили остаться в районе позиции еще на сутки. Так, сами того не зная, мы шли навстречу новой победе и жестоким испытаниям.
В шестом часу утра 14 сентября во время зарядки аккумуляторных батарей заметили, что с поста у маяка Утэ в сторону моря сигналят морзянкой. «К чему бы это? — подумал я. — Не иначе, ждут с моря конвой. А может, обнаружили нас и приняли за головной корабль охранения?» Стало светать. В 5 часов 45 минут погрузились и начали маневрировать вблизи входного фарватера на рейд Утэ.
В 8 часов на вахту в центральном посту заступил штурман Харитонов. Ему определенно везло: и на этот раз он первым обнаружил на горизонте дымы.
В 11 часов 20 минут, когда отчетливо вырисовывались мачты и трубы большой группы судов, я объявил боевую тревогу и повел лодку на сближение...
Три транспорта идут строем уступа, в 18–20 кабельтовых им в кильватер следуют еще два. Охранение — три сторожевых корабля и дозорный катер. Уточняю скорость и курсовой угол на головной, самый крупный транспорт. Теперь все внимание приковано к намеченной цели. Знаю, что в отсеках, на боевых постах стоят люди, на которых я, командир, могу положиться. Любой приказ будет выполнен быстро и точно.
— Аппараты, товсь!.. Залп!
Командир боевой части Столов докладывает: «Торпеды вышли». Две огромные стальные сигары посланы с таким расчетом, чтобы поразить первый, а возможно, и второй транспорт. Веду мучительный отсчет секунд: «...Сорок пять ноль, сорок шесть ноль, сорок семь... а вдруг промахнулся?... сорок девять...»
Взрыв! За ним второй? Смотрю в перископ: головной транспорт горит, над его четвертым трюмом поднимается густой бурый дым и вырывается пламя. Люди в панике прыгают за борт. По-видимому, он гружен боеприпасом. Второй транспорт, высоко задрав корму и обнажив винт, тонет. Гитлеровцы не получат подкрепления! Это наша помощь осажденному Ленинграду!
Комиссар Иванов по переговорным трубам передал во все отсеки о большом боевом успехе. Решаю атаковать отставшие транспорты конвоя. Поднял перископ и увидел, что корабль охранения идет прямо на лодку. Пришлось отказаться от атаки и уходить на глубину.