Глава 13. Последние залпы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 13. Последние залпы

«Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского Верховного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, – Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных экспедиционных сил.

Германское Верховное Командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23–01 часа по центрально-европейскому времени 8-го мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время и полностью разоружиться, передав всё их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителям Союзного Верховного Командования, не разрушать и не причинять никаких повреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и оборудованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.

Германское Верховное Командование немедленно выделит соответствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным Главнокомандованием Красной Армии и Верховным Командованием Союзных экспедиционных сил.

Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным объединенными нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.

В случае, если немецкое Верховное Командование или какие-либо вооруженные силы, находящиеся под его командованием, не будут действовать в соответствии с этим актом о капитуляции, Верховное Командование Красной Армии, а также Верховное Командование Союзных экспедиционных сил, предпримут такие карательные меры, или другие действия, которые они сочтут необходимыми.

Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.

Подписано 8 мая 1945 года в гор. Берлине.

От имени Германского Верховного Командования: Кейтель, Фриденбург, Штумпф».

Из акта капитуляции фашистской Германии.

Лязгая траками, рыча моторами и оставляя за собой синеватые выхлопы, колонна «тридцатьчетверок» с десантом на броне двигалась по булыжному шоссе в сторону чешского города Брно, который предстояло взять сходу. На первой броне, уцепившись руками за скобы и лязгая зубами на рытвинах, сидел Дим с отделением разведчиков.

– Угробят нас эти ползуны[69] еще до боя, – едва не сорвавшись вниз на очередной рытвине, пробубнил Петька Морозов.

– Ага, угробят, – поддержал его Володька Ганджа. – Одно слово – смертники.

В конце первой декады апреля бригаду сняли с катеров Дунайской флотилии и пересадили на танки. Пойти на этот неординарный шаг командование заставила крайняя нужда. Взятый наступающей Красной Армией высокий темп следовало поддерживать маневром и огнем крупных танковых соединений с десантом. А у шестой гвардейской танковой армии генерал-полковника Кравченко этого самого десанта не было. Вот тут в очередной раз и прибегли к помощи вечной «палочки-выручалочки» – 83-ей бригады морской пехоты.

Данную новость бойцы восприняли без особого энтузиазма.

Аллергия на сухопутную бронетехнику у них проистекала из опыта личного общения с самоходками САУ-76. В силу какой-то особой невезучести «саушки» подбивали чаще других, при этом доставалось и следующему на них десанту.

Встреча сторон состоялась в буйно зеленеющем лесном массиве, который примыкал к шоссе, где расположилось одно из танковых соединений гвардейской армии.

Десантники подвезли на студебеккерах.

Первое, что они увидели на опушке – несколько замаскированных лапником бронированных машин, у одной из которых в кругу парней в темно-синих комбинезонах наяривала гармошка.

Танк танкетку полюбил,

В лес ее гулять водил,

От такого романа

Вся роща переломана..!

– лихо выдавал гармонист, а вся компания дружно гоготала.

При появлении первого грузовика все дружно повернули головы к колонне, а певец еще больше проникся и выдал:

Столько пыла и огня

Было в их наружности,

Не осталось даже пня

На десять верст в окружности!

– Во, морпехов привезли! – заорал молоденький танкист. – А где ваши коробки, братва, че, все перетопили?!

– Утри сопли, пацан! – пробасили из кузова. – Сам ты коробка!

Далее колонна встала, последовала команда «К машинам!».

Весельчаки тут же испарились, десант выстроили, затем появилось начальство, и два полковника (сухопутный и морской) пожали друг другу руки.

Чуть позже состоялось распределение батальонов и рот по танковым подразделениям, а также более тесное знакомство.

– Старший лейтенант Марков, – ответил на приветствие Вонлярского, подведшего пятерых своих разведчиков к указанной им машине, стоявший у нее низкорослый крепыш со шрамами на лице и в кожаной тужурке. На башне танка значился намалеванный белилами номер «213», а на стволе орудия лучились пять звездочек.

Из открытых люков тут же возникли две головы в шлемофонах и оттуда выбрались еще два танкиста.

Чуть позже представители двух видов сил, усевшись на траве подле машины, дымили сигаретами и махрой которыми угостили друг друга.

– Давно на войне? – оценивающе оглядел старший лейтенант Дима.

– С осени 41-го. А ты?

– Я с июля. Первый бой принял под Киевом. Этот конь у меня, – хлопнул рукой по траку, – третий по счету.

– Выходит везунец, – прикусил травинку Дим.

– А это у тебя для форсу? – продолжил Марков, кивнув на торчащую из голенища сапога Дима блестящую рукоятку.

– Вроде того, – извлек старшина кортик и ловко подбросил на ладони. – Я им приколол пяток фрицев. В поиске.

– Так вы разведчики? – высоко поднял брови старший лейтенант. – Так бы сразу и сказали.

Затем Марков (он был командир роты) вынул из планшета карту, развернул ее на траве и рассказал Диму с десантниками все, что касалось марша.

– Ну а как развернемся для атаки, держитесь крепче за броню, – улыбнулся железными зубами. – Подобьют, сразу сигайте с танка.

– Чего-чего, а сигать мы умеем, – пробубнил Сашка Вишневский. Быть подбитыми им не улыбалось.

К утопающей в цветущих садах окраине Брно, соединение подошло утром и тут же развернулось в боевые порядки.

Затем в ларингофонах послышалось «Вперед!», вслед за чем бронированная армада, лязгая траками, тронулась с места. Навстречу из садов тут же блеснули яркие вспышки.

Танк Маркова сразу же набрал ход и, умело маневрируя, понесся к центру обороны.

Далее последовала короткая остановка – выстрел. Новый рывок – выстрел, а потом справа ухнул взрыв, и одного из моряков снесло на землю. Остальные, прижимаясь к броне, вели огонь на ходу, ориентируясь по вспышкам. На их глазах вырвавшаяся вперед «тридцатьчетверка» вспыхнула факелом, и с нее посыпался горящий десант, который тут же расстреляли бьющие в упор пулеметы. Спустя еще несколько минут, снеся встречные деревья, танк Маркова взлетел на бруствер траншеи, где, крутнувшись, раздавил ДЗОТ[70], а Дим с ребятами, метнув в стороны по гранате, обрушились вниз. Там закипела боевая работа.

Нескольких оглушенных фрицев старшина срезал из пулемета, после чего Сашка с Петькой швырнули за угол по «лимонке», и моряки вломились в ответвление. Там был дворик минометного расчета с разметанными на земле телами и пытающимся отползти в сторону офицером с перебитыми ногами.

Между тем через бруствер впереди перевалили еще две «тридцатьчетверки», а когда парни вместе с другими десантниками, очистив траншею, выскочили оттуда, бой из садов переместился к городской окраине…

Сняв с ног сапоги с перепревшими портянками и привалившись спинами к прогретому солнцем цоколю древней ратуши, Дим с Петькой и еще несколько ребят, остывали после боя и созерцали раскинувшийся перед ними город.

За время сражения, неоднократно подвергаясь атакам с земли и воздуха, он был изрядно разрушен и дымил пожарами. Но жизнь продолжалась. Из подвалов и бомбоубежищ появились тысячи жителей со скарбом, по центральным улицам шли наша техника, маршевые колонны и обозы.

– Ты смотри, конница! – широко раскрыл глаза Сашка Вишневский.

По брусчатке расположенной неподалеку площади двигался целый полк.

Впереди, под развернутым знаменем, группа командиров на рослых жеребцах, а за ними по пять в ряд в полной казачьей форме и при шашках плотная масса кавалеристов. О том, что в штурме Брно участвовало конно-механизированное соединение генерала Плиева, разведчики слышали, но казаков видели впервые.

Когда же колонна заполнила практически всю площадь, над ней родилась песня:

Ты ждёшь, Лизавета,

От друга привета.

Ты не спишь до рассвета,

Всё грустишь обо мне.

Одержим победу,

К тебе я приеду

На горячем боевом коне!

– взлетел к высокому небу звонкий молодой голос.

Одержим победу,

К тебе я приеду

На горячем боевом коне!

– дружно поддержали его еще сотни, и у моряков пошли мурашки по коже.

– Здорово, – прочувствовано сказал кто-то из парней, а остальные, открыв рты, вникали.

– Эх, сейчас бы Жору сюда, – наклонился к Диму Петро. – Вот бы порадовался.

– Ничего, главное, что он живой, – тихо отозвался тот, продолжая слушать.

– Неужели доживем, а, ребята? – утер повлажневшие глаза рукавом Вася Никулин.

– Обязательно доживем, Васек! – встал и шлепнул на голову бескозырку Дим. – Все. Хватит припухать. Айда искать штаб бригады.

Искать, впрочем, долго не пришлось.

Спустя минут десять, когда группа шла по одной из центральных улиц, разглядывая уцелевшие витрины и читая вывески, из-за угла навстречу ей вынесся мотоцикл и резко затормозил. За его рулем сидел Сашка Кацнельсон, бывший теперь связным при штабе, который сообщил, куда следует двигаться.

Местом дислокации бригады был определен брошенный фашистами военный городок на северо-западной окраине, куда теперь стекались все ее батальоны и роты.

– Далековато, – почесал затылок Дим, когда Сашка умчался разыскивать остальных. – Нужен транспорт.

Чуть позже, реквизировав у какого-то гражданского «шпака»[71] военную, запряженную двумя битюгами фуру, разведчики с относительными удобствами тряслись по городской брусчатке.

– Но, родные! – чмокал на коней Петька, который вызвался быть кучером.

Доложив о прибытии командиру роты, который вместе с несколькими взводными составляли список потерь, Дим со своей группой получили «добро» на отдых. Свалив в крайней из пустующих казарм на железные койки оружие с амуницией, ребята наскоро умылись у водопроводной колонки, после чего, захватив котелки, направились к нескольким стоящим на плацу полевым кухням, у которых уже толпились прибывшие раньше краснофлотцы.

Получив у мордастого повара причитающийся им харч и тройную порцию «наркомовской», разведчики вскоре дружно звенели ложками в тени раскидистых лип у кирпичного забора.

– Кормят сегодня от пуза, – сказал Вася Никулин, сыто рыгнув и облизал ложку.

– Само собой, – прихлебывая из крышки сладкий чай, смахнул выступивший на лбу пот Вовка Ганджа. – «Чумички» получали все до боя на списочный состав. А теперь нас стало много меньше.

После этого все замолчали, потом, дернув еще по пятьдесят, выкурили по цигарке и отправились спать в казарму. Когда Дим открыл глаза, за разбитым окном казармы синел вечер, где-то далеко пиликала гармошка. На соседней койке, подложив под голову ватник, похрапывал Лешка Чхеидхе, чуть дальше Сашка Вишневский, Вася Никулин и другие.

Тряхнув головой, прогоняя остатки сна, Дим сел, натянул сапоги и направился к выходу. На широком крыльце, рядом с колонной, на ящике от мин сидел Петька.

– Не спится? – уселся рядом Дим.

– Ага.

– И мне тоже.

В дальнем конце плаца стояли несколько штабных автомобилей с мотоциклами, пушки артдивизиона и обоз (у них расхаживали часовые), а чуть правее горел костер, вокруг которого расположились ездовые.

– А ночи здесь светлые, как у нас в мае, – сказал Дим, глядя на далекий край неба.

– Светлые, – эхом отозвался Петька. – И война на исходе. Вот сижу, думаю, как будем жить на гражданке.

– Хорошо, будем, – уверенно сказал Дим. – Лично я закончу училище.

– А я, наверное, буду пахать землю, – улыбнулся Петр. – Как раньше.

Потом они еще раз обсудили полученное с неделю назад письмо Дорофеева из госпиталя. Жора сообщал, что идет на поправку, но его хотят комиссовать, в связи с чем приглашал друзей после войны в гости. Для чего указал подробный адрес.

Наутро весь личный состав бригады построили и объявили сутки отдыха.

– А потом снова вперед, – сказал полковник Смирнов, оглядев поредевшие ряды. – Добивать фашистских гадов!

Потом состоялись похороны павших, таких набралось больше роты, помывка, обед и приведение себя в порядок.

Ближе к вечеру Дим вместе с Петькой решили навестить знакомцев из танкового полка для укрепления боевого содружества. Тем более что дальше предстояло идти вместе, а полк находился рядом с казарменным городком, в лесу. С собой прихватили фляжку водки, сэкономленную накануне, и двинули.

На импровизированном, устроенном на опушке КПП выяснили, где стоит рота Маркова, и спустя десять минут обнаружили ее машины на одной из солнечных полян, рядом с небольшим озером. Часть танкистов в одних трусах и сапогах драили банниками[72] стволы пушек, некоторые стирали обмундирование, а старший лейтенант с философским видом возлежал на плащ-палатке возле своей машины.

– Здорово, командир! – бодро рявкнули моряки и поручкались с лейтенантом.

– И вам не хворать, – ответил тот, кивая на плащ-палатку. – Располагайтесь.

– Вот, решили навестить и проставиться, что хорошо довезли, – присев рядом сказал Дим, а Петька, устроившись напротив, отстегнул с пояса фляжку.

– Хорошее дело, – покосившись на нее, изрек Марков. – Так вас что, всего двое осталось?

– Четверо, – нахмурился Дим. – Одного убило, второго ранило.

– Ну, это ничего, – вздохнул старший лейтенант. – А вот у меня в роте две машины сожгли, вместе с экипажами. Так что есть повод помянуть. И заорал: – Васька!

От стоящей метрах в десяти второй машины шустро прорысил худощавый рыжий сержант с побитым оспинами лицом и, кивнув морякам, вопрошающе уставился на Маркова.

– У нас гости, – значительно изрек тот. – Давай, пошуруй по загашникам. Да поживее.

– Понял, – кивнул сержант, после чего вскарабкался на борт и исчез в башенном люке.

Вскоре перед гостями появился свиной окорок, ноздреватый круг сыра, хлеб в фольге и темная бутылка.

– Ре-ми мар-тин[73], – взяв ее в руку, по слогам прочел Петька. – Хорошо живете!

– Нарвались на немецкий штабной склад – подмигнул ему сержант. – Случайно.

Чуть позже, помянув друзей, все четверо с аппетитом закусывали. Затем выпили еще по одной, а после третьей закурили.

– Хотите интересный случай? – усевшись по-турецки, затянулся «козьей ножкой» сержант. – Ты как, Олег, не против?

– Валяй, – мечтательно сказал Марков, глядя на верхушки сосен. – Послушаем.

– Было это, – наморщил лоб Васька, – летом сорок третьего под Белгородом. Петрович, – кивнул на старшего лейтенанта, – тогда командовал взводом, а я, как и сейчас, управлялся механиком-водителем на его танке. Готовилось очередное наступление, и мы получили приказ провести взводом разведку боем вместе с нашей пехотой. Целью являлся участок немецкой обороны на берегу Ворсклы[74], где предстояло ее прощупать и выявить огневые точки. Утром, часов в пять, пехота влезла на броню, в небо унеслась ракета, после чего Петрович заорал «Пошел!», и мы рванули с места.

Половину дистанции, прячась в тумане, прошли на предельной скорости, а когда у реки он поредел, немцы ударили с берега так, что всем чертям стало тошно. Десант наш посыпался на землю кто куда, танк Сашки Гамалеи справа задымил и попятился назад, мы же со вторым шпарим вперед и садим по фрицам из орудий с пулеметами. Минут через десять лейтенант скомандовал отход, я врубил заднюю скорость и стал отползать назад в примеченную слева, заросшую кустами низину. Там же как на грех оказалось болотце, я дал газ и стал его форсировать. Но куда там. Траки погрузились в донный ил, замолотили вхолостую, и мы сели на клиренс.

– Давай, давай ходу курва! – стал пинать меня лейтенант сапогом в спину.

Обливаясь потом, я заработал рычагами, дергая машину вправо-влево, и тут нам впечатали снаряд в башню. Машину тряхнуло, в морды нам секануло стальной крошкой, после чего все стихло. Через пару минут, кашляя и матерясь, мы оклемались. Я, утерев морду от крови, стал запускать двигатель – ни в какую.

– Спокойно, спокойно, Васек, – прохрипел командир, сделали вторую попытку – результат тот же.

– Ну, все, – пробасил сзади башнер[75], – сейчас они наведут нам решку.

И точно. Вскоре со стороны немцев показался ихний «Т-3»[76], давший по нам пару выстрелов. Броня выдержала.

Затем рядом с ним возник тягач, после чего обе машины покатили к низине.

– Так, слушать меня! – оторвался от перископа лейтенант. – Судя по всему, фрицы считают нас убитыми. Подпустим вплотную и откроем огонь. По моей команде.

А эта шобла между тем приближалась.

«Т-3» лязгал гусеницами впереди, тягач шел с отставанием и чуть правее.

– Хреново, если «панцер» зайдет к нам сбоку и лупанет в борт, – забеспокоился стрелок-радист. – Там броня точно не выдержит.

– Всем молчать! – рыкнул Петрович. – Ждать команды.

Сбоку заходить никто не стал (машины остановились в десятке метров напротив), башенный люк танка откинулся, и на кромку уселся фашист в пилотке и закурил сигарету.

Из тягача неспешно выбрались еще трое, стащили с него буксирный трос и поволокли к «тридцатьчетверке».

– Сидеть тихо, – прошипел командир. – Пусть крепят.

Оживленно переговариваясь, солдаты влезли в грязь, зацепили буксир за рым, после чего вернулись, и один махнул рукою водителю тягача. Тот врубил скорость (канат натянулся), потом прибавил обороты, и танк потихоньку двинулся вперед, освобождаясь от топи. А как только оказались на сухом, лейтенант скомандовал «Огонь!», и наводчик впечатал бронебойный под срез башни «панцера». Ее раскололо как орех, немец тут же загорелся, а я по ходу движения (тягач все еще полз) опять надавил стартер, и на этот раз получилось.

Танк ожил, взревел двигателем, Петрович завопил «Дави!», и мы прыгнули на тягач, как кобель на суку.

Под днищем хрупнуло, машину колыхнуло, и через минуту, объезжая злосчастную низину, мы на полном ходу рванули к своим.

Когда немцы опомнились и стали садить нам вслед из пушек, было уже поздно. Машина вышла из сектора обстрела. Вот такая была у нас история, – закончил Васька, снова потянувшись к фляжке.

– Как, Петрович, ничего не свистнул? – набулькал всем по четверть кружки.

– Да вроде нет, – тряхнул чубом старший лейтенант. – Только сапогом, Вася, тебя пинал не я, а башнер. Советскому офицеру это негоже.

После этих слов вся компании дружно заржала и, сдвинув кружки, выпила за танкистов.

– Ну и как командование оценило вашу разведку боем? – шумно выдохнув, занюхал корочкой хлеба водку Петро.

– Командиру «звездочку», нам всем по «Отваге», – ткнул в одну из своих медалей пальцем сержант. – А еще была заметка в армейской газете, только мы ее искурили.

– Не мы, а ты, – снова поправил Василия командир, что вызвало новый приступ смеха.

А в высокой синеве над ними плыли легкие облака, где-то в лесу считала года кукушка.

Ночью бригаду подняли по тревоге. Дежурный радист принял сообщение о падении Берлина и капитуляции фашистской Германии.

– …а-а-а!! – ликовал разбуженный город, и в небо уносились тысячи огненных трасс.

Наступила долгожданная Победа. Но не для всех.

Над Москвой уже с неделю как отгремели праздничные залпы, страна ликовала и чествовала героев, а морпехи вели тяжелейшие бои у чешского города Яромержец со рвущейся на запад крупной немецкой группировкой.

Отборные, не желающие сдаваться в плен русским гитлеровские вояки под командованием фельдмаршала Шерера рвались в зону союзников. Но были остановлены срочно переброшенной им навстречу дважды Краснознаменной, ордена Суворова Новороссийско-Дунайской 83-ей отдельной бригадой Краснознаменного Черноморского флота.

В конце концов, фанатики не прошли…

Расстреляв в течение суточного боя все боеприпасы, они свалили в огромные кучи оружие со снаряжением и, подняв на палки белые лоскуты, длиннющей колонной побрели навстречу своей, теперь уже послевоенной судьбе…

Однако воцарившая над полем сражения тишина продержалась недолго. Ее снова взорвали беспорядочная пальба из всех стволов и калибров.

Это салютовала Победе Его Величество Морская пехота.

…На закате того незабываемого дня Дим Вонлярский, Петя Морозов и еще несколько ребят из разведроты, вольготно расположились в посадках кукурузы.

Они пили водку, беззаботно смеялись и разом, перебивая друг друга, о чем-то говорили. А потом, когда отойдя от радости, немного успокоились и приумолкли, Петька вдруг произнес нечто странное:

– Мы еще будем жалеть, что все кончилось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.