ЧТО ВЫ ОБ ЭТОМ ДУМАЕТЕ, ПРИН?
ЧТО ВЫ ОБ ЭТОМ ДУМАЕТЕ, ПРИН?
Для капитан-лейтенанта Прина все началось в Киле менее двух недель назад, а точнее в воскресенье, 1-го октября. В кают-компании плавбазы подводных лодок «Гамбург» офицеры болтали после завтрака, когда дверь открылась, и ординарец пропустил вперед капитана цур зее фон Фридебурга.
— Внимание, господа! Фрегаттен-капитану Зобе, капитан-лейтенантам Вельнеру и Прину прибыть к командующему подводными силами!
Фон Фридебург поприветствовал всех, повернулся и вышел.
Офицеры посмотрели друг на друга, ничего не сказав. Прин вопросительно посмотрел на Зобе, командира своей флотилии, но тот не отреагировал; уставившись на только что закрывшуюся дверь. Корветтен-капитан Зохлер, командир U-46, нарушил тишину:
— Ну, что вы там натворили Вельнер? Прин! Ну же, мы тоже хотим знать, — поинтересовался он, явно пытаясь принять иронический тон.
— Не вижу ничего, в чем мы могли бы провиниться, — сухо ответил Прин.
Три названных офицера вышли на палубу и спустились в баркас, двигатель которого уже работал. Пока они пересекали гавань, Прин задавался вопросом, что же могло стать причиной вызова, столь необычного для воскресенья. Баркас снизил ход, механик застопорил мотор, позволив баркасу по инерции подойти к борту «Вейхзеля».
Рулевой, стоявший на корме, захватил трап «Вейхзеля» отпорным крюком. Неподалеку, на Тирпиц-молу, коммодор Дёниц, командующий подводными силами осматривал команду подлодки, вернувшейся из похода. Зобе, Вельнер и Прин терпеливо ожидали в кают-компании «Вейхзеля». Все терялись в догадках, не обменявшись и словом. Вначале Зобе, затем Вельнер и, наконец, Прин были приглашены к коммодору.
Оставшись в одиночестве, Прин встал из кресла и, держа руки в карманах, подошел к иллюминатору. Рассеянно оглядел гавань. Звук щелчка каблуков заставил его повернуться.
— Не угодно ли капитан-лейтенанту Прину прибыть к командующему? — произнес дежурный ординарец.
Проследовав за ним несколько шагов, он вошел в большую каюту. В центре, у стола, покрытого картами, стоял Дёниц, протянувший руку для приветствия. Его личность излучала редкий магнетизм. Зобе и Вельнер стояли за ним. Высокий и стройный в своей синей военно-морской униформе, коммодор имел лицо с поразительным широким лбом. Его черты, правильные и энергичные, подсвечивались ясными серо-голубыми глазами. Прин подошел к столу и сдержанно приветствовал. С тенью улыбки, Дёниц пожал его руку и без дальнейших церемоний попросил внимательно выслушать то, о чем доложит Вельнер, действовавший у Оркнейских островов.
Оркнейские острова! Сердце Прина забилось быстрей, но он не выказал своих эмоций. Бегло оглядел стол, чтобы убедиться, что это не сон. Это было реальностью: «Скапа-Флоу» четко выделялось большими буквами на одной из карт. Вельнер склонился над столом, чтобы начать доклад и поднял голову на мгновение. Лицом к лицу, два офицера смотрели друг на друга какие-то секунды прямо в глаза, и тогда Вельнер громко начал докладывать:
— Прежде чем описать детали наблюдений, которые мне пришлось выполнить на U-16, o средствах защиты, расположении буев, маяков и течениях, я собираюсь дать вам общее представление о трудностях проникновения в Скапа-Флоу.
Вельнер на мгновение сделал паузу, думая с чего начать, и Прин увидел, что Дёниц и Зобе, не отрываясь, смотрят на него. Лейтенант продолжил доклад.
— Разумеется, враг блокировал все входы в залив сетями, минами, боновыми заграждениями и блокшивами. Основные каналы: Холи-Саунд, Суита-Саунд, и Хокса-Саунд особенно хорошо защищены. Проход кораблей видимо осуществляется через Хокса-Саунд, охраняемый, по меньшей мере, одним дозорным кораблем и защищенный противолодочной сетью, которая открывается для входа и выхода военных кораблей и рыболовных судов. В период открытия этого заграждения можно проскользнуть в подводном положении за входящим судном. На восточном берегу проходы Кирк и Скерри-Саунд, за которыми находится Холм-Саунд, заставлены затопленными судами со времен Первой мировой войны. Кроме того, там очень сильны приливно-отливные течения. Другие проходы, Уотер-Саунд и Ист-Уэдделл-Саунд, являются непроходимыми из-за отмелей и мелководья. Я отметил временное включение маяков и знаков по случаю выходов и заходов военных кораблей в ночное время. По опыту плавания в этом районе лучшая защита Скапа-Флоу против подводной атаки — само море. На U-16 я столкнулся с большими трудностями в проливе Пентленд-Ферт, на подходах к Хокса-Саунд. Мы были вынуждены всплыть, по счастью ночью, будучи не в силах противостоять течению в подводном положении. В некоторых местах его скорость превышает 10 узлов в сизигию. Во время шторма море бушует на всем протяжении прохода. Очевидно, что наша лодка, давая максимум 7 узлов в подводном положении, да и то кратковременно, оказалась всецело во власти водоворотов, течений и противотечений непосредственно перед действиями в этом районе, и особенно в проливе Пентленд-Ферт, поэтому главное — очень тщательно изучить приливно-отливные течения и время смены их направлений.
Вельнер перешел к деталям своих наблюдений. Время от времени он двигал указательным пальцем по карте, чтобы точно указать оборонительные сооружения, закрывающие канал. Слушая его, Прин пропустил кучу идей через свое сознание, кипевшее волнением от перспективы атаки знаменитой базы Хоум-флита.[6]
Он задумался о попытках подлодок атаковать Скапа-Флоу в ходе Первой мировой войны 1914–1918, и его память озарили воспоминания. Фон Хенниг, Хансен и, конечно, Эмсманн, который с командой офицеров-добровольцев собирался торпедировать флагманский корабль Гранд-Флита линкор «Айрон Дьюк» под флагом адмирала Джеллико.[7]
Наконец, Вельнер завершил свой доклад. Наступившая тишина вызвала подсознательную реакцию Прина, он почувствовал себя виноватым оттого, что собственные мысли не позволили ему сконцентрироваться на докладе Вельнера.
Дёниц, в свою очередь, начал говорить. Используя, как обычно, минимум слов, он подчеркнул опасность атаки Скапа-Флоу. Взяв циркуль, он показал Хокса-Саунд на карте.
— Здесь погиб Эмсманн. U-16 была обнаружена на минном ноле, составлявшем внешнюю линию обороны Хокса-Саунд. Это минное поле управлялось электрически с берега. Британцы замкнули цепь. Я не думаю, что вы сможете пройти через Хокса-Саунд и еще меньше — через Суита или Хой-Саунд из-за тамошних преград.
Концы циркуля скользнули по карте и остановились на Кирк-Саунд.
— Кирк-Саунд перекрывают только два затопленных парохода. Еще одно судно, затопленное в северной части, развернуто течением параллельно берегу и чуть сдвинуто к востоку. Между этим блокшивом и островком Лэмб Холм — первый промежуток, шириной 17 метров в малую воду от блокшива до северного берега Кирк-Саунд. Берега необитаемы. На мой взгляд, целеустремленный командир сможет пройти здесь ночью в надводном положении в период максимального ослабления течений.[8] Конечно, плавание предстоит не из легких; напротив, это будет самой тонкой частью боевой задачи. — Дёниц положил циркуль на карту и, слегка нахмурясь, пристально посмотрел на Прина:
— Что Вы об этом думаете, Прин?
Застигнутый врасплох, тот опустил глаза на карту. Однако, не давая ему опомниться, Дёниц продолжал:
— Мне не нужен ваш ответ немедленно. Вы заберете все документы, которые имеются в нашем распоряжении, касающиеся этого дела. Это позволит вам изучить различные аспекты проблемы и оценить возможности успеха. Буду ждать вашего ответа во вторник.
Прин слушал, напрягая все свое внимание.
Собрав все бумаги, лежавшие на столе, он вложил их в большой конверт, предложенный Зобе, а затем скатал карты в рулон.
С конвертом в левой руке и рулоном под мышкой, он ожидал распоряжений коммодора, но Дёниц заговорил с ним снова:
— Надеюсь, Вы хорошо понимаете меня, Прин. Вы абсолютно вольны принять или отказаться от этой миссии. Если вы придете к выводу, что это невозможно, сообщите мне об этом. В любом случае, будьте уверены, что никто никогда вас не осудит, поскольку я уверен, что Ваше решение будет опираться на искреннее и честное убеждение.
Дёниц пожал ему руку:
— Разумеется, предельная секретность обязательна для успеха операции.
Встреча подошла к концу. Прин отдал честь и покинул каюту.
Все еще под влиянием произошедшего он возвратился на «Гамбург», не ощущая окружающего мира. Он тщательно запер документы в сейф и решил сходить на обед домой.
Он шел подобно роботу, машинально отвечая на приветствия встречавшихся на его пути матросов и солдат. Он размышлял о мере своей ответственности. Выполнимо ли это задание? Если да, то каковы шансы на успех? Еще раз он мысленно вернулся к совещанию, с которого только что вернулся: сам он практически молчал, как и Зобе; доклад о наблюдениях Вельнера выглядел также довольно пессимистично, но коммодор предположил, что миссия выполнима, а этот человек знал, о чем говорит. Возможность, о которой он так долго мечтал — прославиться блестящим подвигом, была, наконец, вполне достижима. Означало ли это верную гибель? Он почувствовал безумный порыв — согласиться не думая, но разум одержал верх. У него было целых два дня, чтобы объективно изучить всю доступную информацию, прежде чем торжественно и искренне принять решение о возможностях успеха или неудачи.
Прин пообедал с женой и их маленькой дочерью. Во время еды он имел привычку описывать в веселой манере происшествия дня или действия своей команды. У него также был дар рассказывать анекдоты в лицах. Но не стоило обольщаться насчет этой дурашливости. В свой тридцать один год Прин был человеком строгим и требовательным к людям, как к самому себе.
Однако этим вечером, несмотря на все усилия, он был не в состоянии поддерживать светскую беседу. Жена сразу поняла, что его мысли заняты чем-то важным. Она не задавала вопросов, опыт подсказывал ей, что если муж не рассказывает о своих проблемах, то лучше его об этом не спрашивать. Она лишь убрала со стола раньше обычного, выдвинув в качестве предлога желание прогуляться с дочерью перед сном.
Прин вышел из-за стола, взял фуражку и поцеловал жену, которая мысленно была готова и уже стояла в прихожей.
— Мне нужно кое-что сделать, я ненадолго, — сказал он в оправдание на пороге.
Он вернулся на «Гамбург», забрал конверт и карты и вернулся домой. Жены дома не было. Отправившись в свою комнату, он развернул на столе карты и начал работать. Один за другим, он тщательно изучил все документы, имевшие отношение к делу и данные для математической оценки проблемы. Поглощенный своим занятием он не слышал, как вернулись жена с ребенком, и даже не догадывался об их присутствии, пока те не зашли пожелать ему спокойной ночи через полуоткрытую дверь.
Для удобства Прин в конечном итоге разложил все карты на ковре. Поздно ночью он был вынужден признать, что британцы сделали фактически все, чтобы возвести непреодолимые препятствия. Единственным слабым местом оставался Кирк-Саунд с его двумя прорехами, проходами с немыслимыми приливно-отливными течениями.
Он принял решение. Он пойдет.
Проскользнуть между блокшивами будет нелегко, но коммодор был прав, задача — выполнима.
Прин собрал документы, тщательно вложил их в конверт и вновь скатал карты. Вышел в прихожую, надел пальто и фуражку, вернулся в свою комнату, взял конверт и рулон с картами, выключил свет и вышел из дома, мягко прикрыв дверь.
Стояла прекрасная осенняя ночь, в небе сияли звезды, но было уже холодновато. Почувствовав облегчение, он энергично зашагал по пустынным улицам к «Гамбургу».
Закрыв бумаги в сейфе, он зашел в кают-компанию, пустынную в это время. Взял бутылку пива, стакан и сел на скамью. Увидев забытую кем-то на столе полупустую пачку сигарет, он вынул одну сигарету и закурил. Какие непредвиденные события, начавшиеся в этом самом месте, всего за день стали делом его жизни! Это наверняка поменяет и ход карьеры. Впервые он почувствовал гордость от мысли, что «Большой Лев» выбрал именно его из всех его товарищей. Не позднее чем завтра он доложит ему о своем решении выполнить боевую задачу. Его лодка исключительно мореходна, а команда прекрасно подготовлена. Он задавался вопросом, как его люди воспримут весть о такой смелой операции. Он не скрывал от себя, что риск был огромен, но чем больше он думал об этом, тем уверенней становился в успехе. Было приятно сознавать, что ему помогают люди выдающихся качеств подобно Эндрассу — его незаменимому старпому, Вессельсу и Шпару.
Прин смял сигарету о пепельницу, осушил стакан и встал, чтобы отправиться домой. Шел он неспеша, держа руки в карманах пальто и с грустью вспоминая минувшие годы.
Жизнь Прина никогда не была легкой. Инфляция, душившая Германию в 1923-м, разрушила его семью. В Лейпциге, еще подростком, он был вынужден бороться с суровой реальностью жизни. Его мать с трудом добывала пищу для своих трех детей: Гюнтера, Ганса-Иоахима и Лизелотте. Старшего из них, Гюнтера, посылали продавать в магазины кружева, которые закупала в деревне тётя, и он изо всех сил старался не быть замеченным своими товарищами по школе. Еще его мать писала картины, а чтобы увеличить скромные доходы, сдавала лучшую комнату студенту по имени Буцелиус.
Всю сознательную жизнь Гюнтер мечтал о дальних странствиях. В его комнатушке, выходившей на внутренний двор, над раскладушкой висел портрет любимого героя — Васко да Гамы, который в возрасте двадцати семи лет отправился навстречу неизвестности на трех крошечных парусных судах. Обогнул африканский континент, решительно взяв курс в океан, открывшийся перед ним, и открыл морской путь в сказочную страну Индию. Вот это жизнь!
И вот настал день, когда Гюнтер поведал матери о своем желании поступить в Морскую школу в Финкенвардере в Гамбурге. Фрау Прин не стала чинить препятствий на пути признания своего сына.
Гюнтер Прин на борту U-47.
В школе капитана Олкерса обучение проходило ускоренно. Уже спустя три месяца после поступления начальник жал руки своим ученикам с пожеланием добрых начинаний в жизни. Свою морскую практику Гюнтер начал в качестве юнги на борту трехмачтового парусника с прямым вооружением «Гамбург» с чистки гальюнов. Жизнь моряка оказалась совсем не такой, какой он себе ее представлял. Однако на «Гамбурге» он возмужал в среде настоящих мужчин, которые учили его морской службе, как они сами себе ее представляли, зачастую грубой и жестокой.
Более чем когда-либо, он решил стать офицером. Поступив матросом на грузовое судно «Пфальсбург», чтобы завершить курс навигации, он усиленно готовился к экзаменам в Школе торгового флота. В итоге он получил диплом вахтенного офицера дальнего плавания и радиооператора, что позволило ему найти место четвертого помощника на пароходе «Сан-Франциско».
Теперь он носил красивую униформу с тонкой золотой полосой на рукаве и имел удобную каюту.
В конце января 1932 г. Прин успешно выдержал экзамены, завершив обучение. Получив диплом капитана, он достиг свой цели, попав на высший уровень морской иерархии. Он должен был стать, наконец, «первым на своем судне после Бога».
Последовательно он навещал конторы ведущих судоходных компаний: «Хапаг», «Сломанн», «Ридеман», а затем и тех, что поменьше. Удивление, уныние и чувство тревоги. Никто не уделял ни малейшего внимания его дипломам, безработица была на пике, и ответ был всегда один: «Вам не повезло. Тяжелые времена. Оставьте ваше имя и адрес, на случай если что-то подвернется, но мы вам ничего не обещаем».
Не теряя надежды получить судно, он оставался в Гамбурге, проживая свои сбережения. Чтобы протянуть подольше, он начал переводить книгу «China clipper», но из-за недостатка денег на пропитание и топливо был вынужден бросить это дело на пятидесятой странице. Гарри Стёвер, бывший боцман с «Гамбурга», помогал ему как мог. Он также осуществил свою мечту, став хозяином небольшого бара «Звезда Давида» на Давид-штрассе. Там Прин мог поесть и выпить в кредит. Эти двое любили поговорить о временах, проведенных на трехмачтовике. За пуншем они вспоминали шторм, который застиг парусник у южного берега Ирландии между мысами Хук-Пойнт и Кейп-Хед, о кораблекрушении, о пожаре в трюме на переходе в Атлантике, о дезертирстве кока Болкенхола в Пенсаколе. По этому случаю Прин рассказал Стёверу, как команда чуть не умерла, не подозревая, что юнга Прин, которому приказали готовить пищу, подкрасил белокочанную капусту суриком, опасаясь быть битым матросами, потому что воскресный обед непременно включал красную капусту. Да и сам Стёвер вспомнил, как жестоко болел, как впрочем, и все на борту, несмотря на хорошую погоду, после чего «Старик» без комментариев приказал выдать всей команде опий и касторовое масло.
— Я даже не подозревал об этом, — признался Стёвер, огромное туловище, которого сотрясалось от смеха.
— Зато «Старик» знал. Он зашел проверить камбуз. И увидев банку с красным суриком, обо всем догадался. Я думал, что в гневе он задушит меня. Но тот ограничился советом помалкивать, в моих собственных интересах…
Несмотря на дружескую помощь Стёвера, Прин не мог дальше оставаться в Гамбурге, в ожидании судна, найти которое с каждым днем становилось все тяжелей. Против своего желания он взял билет на поезд до Лейпцига. Нелегко возвращаться домой после восьми лет отсутствия, да еще без гроша в кармане.
Однако Прин был не из тех, кто живет за счет матери. Ежедневно он просматривал рекламные колонки. Это не занимало много времени. Колонки были полны запросов о работе. И день пролетал в изнуряющих хождениях по улицам в поисках работы.
Время между выпуском из мореходной школы в Финкенвардере и зачислением на трехмачтовик глубоко отложилось в его памяти. Не имея денег даже на возвращение домой и горячо стремясь получить место, он некоторое время жил в школе капитана Олкерса, вынужденный переносить все виды запугивания. Именно там он узнал, что «после двух дней, гости, как и мертвая рыба, начинают вонять». В шестнадцать лет такое не забывается. Но теперь он погибал нравственно и физически. Нужно было взять себя в руки и что-то делать.
И он вступил в недавно созданную национал-социалистическую партию. Это была реакция против дезорганизованного мира, в котором он жил, ведь у этой партии была реальная программа экономического возрождения и, кроме того, появлялось больше шансов попасть в трудовой лагерь. Тогда ему было двадцать четыре.
Руководитель лагеря в Фогтланде Лампрехт быстро выделил его среди грубых мужиков, находившихся под его началом, сделав своим помощником. Но моряк был создан не для сидячей жизни. И как только он услышал, что Военно-морской флот дает звания, равные офицерам Торгового флота, он ухватился за этот шанс. Он оставил лагерь и в январе 1933 г. в Штральзунде был зачислен на военно-морскую службу. Он выбрал подводные лодки. Он снова был на Флоте и мог не беспокоиться о завтрашнем дне. Жизнь полностью изменилась: период учебы, техническая подготовка в школе подводного плавания, которой командовал корветтен-капитан Слевогт, затем стажировка на U-3.
U-26 в надводном положении на крутой волне.
Лейтенант Прин получил назначение вторым вахтенным офицером на подводную лодку U-26,[9] которой командовал капитан-лейтенант Вернер Хартманн. Лодка находилась в Бремене на верфи «Дешимаг». Он выехал из Киля поездом, чтобы, сделав пересадку в Гамбурге, посетить старинный квартал Сан-Паули и повидать Гарри Стёвера. Он не забыл свои худшие дни и собирался вернуть долг.
Однако в «Звезде Давида» его поджидал удар. Бывший боцман с «Гамбурга» повесился за два года до этого. Разорившись по причине своей щедрости, старый моряк предпочел сам свести счеты с жизнью.
Глубоко опечаленный, Прин уезжал с опущенной головой, не в состоянии думать о чем-либо, кроме печальной участи друга. Стёвер оказался побит жизнью, потому что был чересчур доверчив. Когда же он сам, в свою очередь, оказался в нужде, все повернулись к нему спиной. Такова была жизнь.
U-26 ушла в поход в испанские воды. Испанию сотрясала революция, и корабль получил задание защищать национальные интересы Германии. У команды было, кому подражать, Хартманн заслуженно считался асом.
U-26 на патрулировании в испанских водах.
Шесть месяцев спустя Прин женился. А свою первую лодку он получил в декабре 1938-го. После представления командующему флотилии фрегаттен-капитану Зобе на борту плавбазы подводных лодок «Гамбург», новоявленный командир поспешил познакомиться со своим кораблем, ошвартованным к причалу верфи «Крупп — Германия».
U-47 произвела на него хорошее впечатление. Длинная стальная рыба была стройна и прекрасна как чистокровный жеребец. Рабочие заканчивали отделку надстройки. Прин осмотрел корабль как знаток, ощутив законную гордость.
На следующий день, в 10.00 под тусклым зимним солнцем, на юте плавбазы «Гамбург» инженер-механик Вессельс представил экипаж U-47 командиру. Прин с воодушевлением осмотрел этих тридцать восемь моряков, построенных в две шеренги, и произнес короткую речь, используя самые простые слова, естественно слетавшие с его губ. А чтобы закрепить знакомство, обменялся несколькими фразами с каждым матросом.
Весной 1939-го начались ежедневные учения, а уже с первых дней августа U-47 была готова к походу в Атлантику. И тут началась война.
U-47 в сухом доке.
Война, которую на борту никто серьезно не воспринимал, шла всего месяц, а Прин уже готовился выполнить боевое задание, которое большинство его товарищей сочли бы самоубийственным. До сих пор никто не нарушал покой Скапа-Флоу. Но его захватила спортивная сторона предстоящего приключения, Прин чувствовал себя способным на этот морской подвиг. Он чувствовал себя рыцарем, готовящимся к поединку. Думал о дочери и жене. Что бы она сказала, если бы знала? Оглядываясь на свое небольшое семейство, вправе ли он был так рисковать? Он положил свою правую руку на лоб, словно прогоняя тревожившие его мысли, и увидел, что подошел к двери своего дома. Вынул ключ из кармана и бесшумно вошел. Четверть часа спустя он уже крепко спал.
Следующим утром, в понедельник, в октябре 1939-го, он постучал в дверь каюты капитана цур зее фон Фридебурга, начальника штаба коммодора Дёница. Он вошел и отдал честь.
— Я хотел бы встретиться с командующим подводными силами как можно скорее, господин капитан. Это срочно, — сказал он офицеру, сидевшему за столом.
Фон Фридебург протянул ему руку, затем поднял телефонную трубку и набрал внутренний номер.
— Здравствуйте, это — коммодор? Говорит фон Фридебург. Это касается капитан-лейтенанта Прина. Он хочет с Вами встретиться… да… сегодня же… Очень хорошо, господин коммодор.
Повесив трубку, он посмотрел на Прина.
— Добро, коммодор ожидает Вас к 14.00.
Перед тем как отправиться на «Вейхзель» Прин просмотрел бумаги, запертые в сейфе на «Гамбурге».
Ровно в 14.00 его принял Дёниц. Он стоял за своим рабочим столом.
— Да или нет? — спросил он тут же, слегка нахмурясь.
— Да, господин коммодор, — ответил Прин без колебаний. Он стоял по стойке «смирно», сжимая левой рукой рулон карт и конверт.
Улыбка скользнула на губах Дёница. Он положил ладони на стол и, наклонившись вперед, продолжал.
— Вы думали о судьбе фон Хённинга, Хансена и Эмсманна? В полной ли мере оценили трудности и опасности этой миссии?
— Да, господин коммодор, я полностью сознаю риск, по думаю, что у нас неплохие шансы на успех.
— Отлично, Прин. Если Вам удастся проникнуть в залив Скапа-Флоу, атакуйте только крупные корабли. Не разменивайтесь на мелкие. По тем документам, что я передал, Вы должны были отметить наличие крупных кораблей к северу от острова Флотта и в проходе между островами Суита и Риза.
— Да, господин коммодор.
— Ваш корабль готов к плаванию?
— Так точно, господин коммодор.
— Выгрузите лишнее продовольствие и топливо, а также ваши торпеды. Я прослежу, чтобы вам выдали электрические. Они бесследны. Сделайте это без задержки, чтобы быть в готовности к выходу в кратчайшее время.
Дёниц выпрямился и добавил:
— Уточним день выхода позже. Пока держите все бумаги у себя, они могут пригодиться как дополнительная информация на случай, если Вы, возможно, забудете какую-то деталь.
— Есть, господин коммодор, — ответил Прин, отдавая честь.
Он развернулся и вышел из каюты с рулоном карт и конвертом, который продолжал сжимать левой рукой.
Среда 4-го и четверг 5-го октября 1939 г. Часть продовольствия и топлива выгружены, к большому удивлению команды.
Пятница 6-го октября. Выгрузка парогазовых торпед и погрузка электрических торпед «G7e».
С помощью Эндрасса Прин руководил работами, не обращая внимания на непрерывное хождение матросов, солдат и гражданского населения на причале, где была ошвартована U-47:
— Ну что, старина Прин, готовитесь, не так ли? — раздался вопрос, усиленный мегафоном.
Прин повернулся и увидел Зохлера на мостике U-46, возвращавшейся с дневных тренировок в море.
— Да, как видишь! — крикнул он, изогнув ладони наподобие рупора.
U-46 медленно двигалась параллельным контркурсом. Добрые 50 метров разделяли субмарины. Громкая беседа двух командиров привлекла внимание толпы. Кто-то из любопытных прохожих обернулся на ходу, другие остановились, чтобы посмотреть на маневр U-46.
Прин увидел, что Зохлер снова взялся за мегафон.
— Скажи, уж не решил ли часом Большой Шеф отправить тебя в Скапа-Флоу?
Отражаясь от близстоящих зданий, голос Зохлера гремел над гаванью.
У Прина кровь застыла в жилах, но он среагировал незамедлительно. Глубоко вдохнув, он прокричал насколько возможно громче:
— Увы! К несчастью! Поговори с ним об этом как-нибудь. Возможно, он об этом еще не думал.
И нарочито громко расхохотался.
Капли пота подобно жемчугу выступили на лбу и висках; но ему удалось скрыть свои эмоции. Взгляд упал на проходившего рядом фон Фарендорфа. Для вида он отдал ему несколько приказаний, испытывая чрезмерную общительность Зохлера. Он избегал смотреть в направлении U-46, и тут же услышал громогласное пожелание коллеги-командира:
— Прекрасно, куда бы ты не шел, хорошей охоты, старина!
— Уф! — Прин вздохнул с облегчением. Он не ответил Зохлеру и лишь махнул рукой. Он старался сохранить спокойствие, но Эндрасс не оставил без внимания его муки.
— Мы действительно идем в Скапа-Флоу, командир? — спросил он тихим голосом с улыбкой.
— Что за чушь! По-моему, Скапа-Флоу — навязчивая идея для всех вас, — ответил Прин уклончиво.
«Скапа-Флоу, вряд ли. Прежде чем отправиться туда, придется подождать! То же самое, что — Твой сыр воняет, но мне не удержаться, чтобы не попробовать кусочек твоего „Harzer Roller!“»
Вильгельмсхафен, 8 октября 1939. Подготовка U-47 к походу в Скапа- Флоу. На мостике справа налево: Гюнтер Прин, Амелунг фон Фарендорф — вахтенный офицер и крайний слева Вильгельм Шпар — старший штурман (из архива В. Шпара).
Повернувшись, Прин и Эндрасс увидели двух докеров, сидевших на пирсе в нескольких метрах, свесив ноги над водой. Они перекусывали, громко обмениваясь впечатлениями.
— Где Шпар? — строго спросил Прин, чтобы сменить тему разговора, хотя и прекрасно знал, чем тот занят.
— На верфи, занимается эхолотом, командир.
— Я хотел бы видеть вас обоих этим вечером после ужина. Прибыть в мою каюту на «Гамбурге» в 19.00!
На надстройке лодки торпеду зажало на погрузочном лотке, и матросы начали нервничать.
— Эй, там! Чуть подвыберите лебедкой. Приподнимите «рыбку», чтобы не повредить, — обратился Прин к старшине команды торпедистов Блееку, руководившему погрузкой.
Эндрасс ушел, чтобы раздать указания, озадаченный вопросом, почему же командир так отреагировал на болтовню Зохлера. И было ли это причиной, заставившей Прина вызвать его и Шпара в каюту, без свидетелей?
Лейтенант Энгельберт Эндрасс — первый вахтенный офицер, старший помощник командира U-47.
Со своей стороны Прин надеялся, что поход не сорвется из-за нелепого поведения Зохлера. Что за напасть? И надо было ему орать про Скапа-Флоу на всю гавань? Насколько забавна жизнь. Он старался убедить себя, что ситуация не так уж плоха, как казалась. Кто поверит, что U-47 действительно готовится в Скапа-Флоу? Похоже, ничего страшного не произошло. Но можно себе представить реакцию коммодора, если известие об этом дурацком инциденте достигнет его ушей. Однако стоит продолжать, как будто ничто не случилось.
Ночь опустилась на город, скрытый затемнением. Прин поднялся по трапу «Гамбурга» и быстрым шагом проследовал к своей каюте.
Четверть часа спустя Эндрасс и Шпар вышли из кают-компании и молча направились в том же направлении. Эндрасс рассказал Шпару об инциденте, и оба пришли к выводу, что за поведением командира сказывается что-то очень серьезное. Они остановились в тамбуре, и Эндрасс постучал в дверь каюты.
— Войдите…
Прин сидел напротив своей койки, покрытой картами и фотографиями. Он повернулся в кресле и встал. Старпом и штурман отдали честь. Прин закрыл дверь и повернулся к ней спиной, его руки были в карманах брюк.
— Садитесь и располагайтесь удобней.
Он обвел их испытующим взглядом и резко бросил: «Мы идем в Скапа-Флоу!»
Прин ожидал реакции, но Эндрасс и Шпар продолжали смотреть на него без каких-либо эмоций.
— Это карты и документы, касающиеся трудностей форсирования проходов, — продолжал он, вынимая левую руку из кармана и указывая на койку.
Офицеры проводили его жест глазами.
— Зохлер ведь ничего не знает, не так ли? Его реплика случайна? — поинтересовался Шпар.
— Да, конечно. Операция требует абсолютной тайны, чтобы достичь эффекта внезапности, но теперь из-за этого болтуна мы делим ее с тысячами людей.
— Возможно, это не так уж плохо, — высказался Эндрасс со своим баварским акцептом.
Прин промолчал, а затем продолжил:
— Предположим, что в толпе были вражеские агенты. Они вряд ли отнесутся к шутке Зохлера серьезно. Напротив, мы освободились от всех подозрений, которые, вероятно, возникали из-за частичной выгрузки продовольствия и топлива, и заменой штатных торпед на электрические последней модели. Наш экипаж озадачен больше всех. Вы, как и я, слышали, что люди задают вопросы и высказывают самые экстравагантные предположения. Вот приблизительно то, что я сказал самому себе, но охотно обошелся бы без этих излияний, поскольку, если британцы догадываются о наших намерениях, то считай, что нас уже утопили!
Шпар встал и склонился над картами.
— Вы уже выбрали проход, который мы должны форсировать, господин капитан-лейтенант?
— Да, мы попробуем проскользнуть через Кирк-Саунд — единственный доступный проход.
Прин повел плечами, перестал облокачиваться на дверь, выпрямившись перед своими офицерами.
— Хочу, чтобы вы изучили эти документы и доложили мне, выполнима ли, на ваш взгляд, эта задача или нет. Я намерен закрыть вас здесь, и вернусь в 21.30.
Он взял фуражку с вешалки и, закрывая дверь, добавил:
— До скорого, желаю хорошо поработать!
Ровно в половине десятого Прин шел по коридору, ведущему к его каюте. Он дважды громко стукнул в дверь, повернул ключ и вошел.
Гюнтер Прин, командир U-47, «Сигнал», 1941 год.
Эндрасс и Шпар спокойно курили. Он скользнул в кресло, вопросительно глядя на них.
— Слушаю вас.
— Это выполнимо при смене приливо-отливных течений, — кратко доложил Шпар.
— Лично я думаю, что поход будет успешным, — добавил Эндрасс, раздавив сигарету о пепельницу.
Эта простая фраза прозвучала так убедительно, что Прина тотчас покинули все сомнения. С такими людьми он не мог потерпеть неудачу. Он и не пытался скрыть улыбку удовлетворения. Вновь став серьезным, он изложил план действий.
— Выходим утром послезавтра. Время операции — ночь с пятницы 13-го на субботу 14-го, из-за новолуния. Вам следует тщательно изучить гидрографический атлас течений, их силу и периоды, время смены направлений. Это — самое главное!
Полагая, что сказано достаточно, он встал, открыл шкафчик и вынул бутылку белого рейнского и штопор.
— Откройте, — сказал он, обращаясь к Эндрассу, поймавшему бутылку в воздухе, а сам повернулся, чтобы взять бокалы.
— За наш успех! — Воскликнул он, разлив вино.
Поговорив еще несколько минут, Эндрасс и Шпар направились на выход.
— Разумеется, никому ни слова, и постарайтесь не думать об этом сегодня вечером, — напутствовал Прин, держа руку на дверной ручке.
Двое шагнули в пустынный коридор.
— Вы не должны быть суеверны, отход в воскресенье, а все ставки на пятницу 13-го, — прошептал Эндрасс подтрунивающим тоном.
— Будем надеяться, что это принесет нам удачу. А нам она понадобится как никогда.