ПОД СВЕТОМ ФАР
ПОД СВЕТОМ ФАР
Прин лежал полностью одетым в своей каюте и размышлял. Теперь, когда лодка находилась всего в нескольких милях от цели, глупая техническая неисправность угрожала все разрушить. Операция должна начаться следующей ночью. У Вессельса с его механическими силами было всего лишь несколько часов для устранения неисправностей. Нетрудно было представить себе лицо коммодора в случае неудачи, поэтому идея о возвращении в базу казалась Прину невыносимой.
Сбросив ноги с койки, он резко поднялся. Мельком взглянул в зеркало, отразившее круглое лицо с энергичными чертами. Глаза, обрамленные резко очерченными бровями, сияли холодным серо-голубым светом, выдавая сильную волю. Чуть опущенные концы век, удлиненные складками, доходившими до висков и морщинки по сторонам тонких губ придавали лицу ироническое выражение, выдавая властность натуры. Он рассеянно провел левой рукой по щекам, потемневшим от пятидневной щетины, взял фуражку и надел ее. Сдвинув зеленую шторку, закрывавшую вход в каюту, он вышел и повернулся направо к маленькой радиорубке, в которой находилась аппаратура гидроакустиков.
В радиорубке телеграфист Штайнхаген в наушниках на мгновение обернулся к нему, но затем вернулся к своим шкалам.
Шторм, похоже, утихал, и лодка больше не содрогалась от резких и непредсказуемых ударов. Широко расставляя ноги, Прин пересек ЦП, проверив четверых вахтенных, стоявших на рулях и насосах, управляющих движением воды в трюмно-балластной и осушительной системах, а также обслуживавших систему вентиляции. Затем прошел пост унтер-офицеров, у складного стола, закрепленного в центре отсека, перекинулся парой слов с известным остряком — старшим матросом Вальцем, коком, суетившимся на своем крошечном камбузе, и прошел через переборочную дверь в дизельный отсек. Несмотря на вентиляцию, там было очень жарко. Он с тревогой оглядел вышедший из строя дизель правого борта. Стандартный рев левого дизеля фирмы M.A.N, работавшего на полный ход, оглушал. Вессельс, находившийся в другом конце отсека, сразу же заметил Прина. Командир видел, что тот пытается что-то объяснить штабс-обер-машинисту Штрунку.[10] Вессельс вытер истекающее потом лицо куском белой ветоши, вынутой из кармана комбинезона, и повернулся к Прину.
— Думаю, что все будет в порядке! — прокричал он.
— Еще долго?
— Трудно сказать, по надеюсь, что нет.
— И когда, по-вашему, сможем погрузиться?
— В половине пятого.
— Отлично! Тогда сразу и начнем.
Прин вернулся в каюту, исполненный уверенности. Он знал, что у стармеха нет привычки болтать попусту.
Неисправность дизеля подсознательно вернула его к мыслям о трудностях, которые он готовился встретить на пути к Скапа-Флоу. Сидя на койке, он пытался представить вид блокшивов, перекрывающих канал. Мысленно он повторял маневры по проходу между ними, рассеянно сопровождая взглядом свой свитер, раскачивавшийся на крючке в такт неистовой качке корпуса подлодки. Он изучил документы настолько хорошо, что мог нарисовать план Кирк-Саунд в мельчайших деталях. Но, вне всякого сомнения, без 1400 «лошадей» каждого из двух дизелей ему не обойтись.
Из переговорной трубы донесся простуженный голос:
— Командира просят прибыть на мостик.
Он взглянул на часы: 04.00. Да, самое время подниматься на мостик. Он надел сапоги, клеенчатые доспехи и направился к трапу в ЦП.
Эндрасс доложил об изменении курса в 01.30: больше ничего не произошло.
Небо оставалось пасмурным, а море было покрыто пеной. Ледяные брызги хлестнули по лицу, и Прин плотней натянул зюйдвестку.
— Механики собираются запускать дизель? — спросил старпом.
— Они собираются приступить к ремонту, как только мы ляжем на грунт. Вессельс настроен оптимистично: говорит, чтобы все исправить, много времени не займет.
Видимость стала превосходной. Прин взял бинокль. Вскоре его острый глаз разобрал на фоне волн темнеющую массу острова. Опустив бинокль на грудь, он взглянул на звезды.
— Курс 130!
Затем повернулся к Эндрассу:
— Погружаемся через 10 минут. В 04.45 собрать команду в носовом отсеке!
— Яволь, герр капитан-лейтенант! — ответил старпом, полагая, что именно тогда командир объявит всем о миссии в Скапа-Флоу, интересно, как?
В разрывах облаков показались открытые кусочки неба. Прин снова взял бинокль и нацелил его в корму в направлении земли. Острова были теперь едва различимы. Он склонился к переговорной трубе:
— Замерить глубину эхолотом!
— 90 метров.
— По местам стоять, к погружению! — Приказал он, нажимая клаксон срочного погружения.
Замерзшие, с покрасневшими от ветра и соли глазами и веками люди на мостике с нетерпением ожидали этой команды. Они посыпались вниз в рекордное время. Прин сам задраил люк и спустился в боевую рубку.
Тревога! Задраивается рубочный люк.
Задраивается рубочный люк.
— Погружаться на глубину 90 метров! Ложимся на грунт! — Крикнул он, пытаясь перекричать шум воздуха, выходящего из балластных цистерн и рев врывающейся туда воды. Одновременно он задраил переговорную трубу, соединяющую мостик с боевой рубкой.
Пока звучал сигнал погружения, в центральном посту, дизельном и электромоторном отсеках был выполнен целый ряд привычных маневров: механики остановили левый дизель, разобщили линию вала, соединяющую его с электромотором, и закрыли захлопки подачи воздуха к дизелю и газовыхлопа, то есть все мероприятия, сопутствующие остановке дизеля. Как только тот был застопорен, электрики пустили электромотор; клинкеты вдувной и вытяжной вентиляции были перекрыты. Те, в чьем заведовании находились клапаны вентиляции ЦГБ, открыли их, за исключением клапанов средней группы.
В центральном посту Вессельс контролировал по сигнальным лампам на пульте погружения-всплытия открытие-закрытие забортных отверстий. Получив приказ командира из боевой рубки о погружении на 90 метров, он открыл клапаны вентиляции ЦГБ средней группы, дернув на себя специальные рычаги на подволоке.
Бортовая и килевая качка уменьшились, а затем и вовсе пропали. Лодка уходила на глубину с минимальным дифферентом. Инженер-механик непрерывно докладывал глубину погружения. Наконец, гул электродвигателей прекратился, легкий удар, и U-47 легла на грунт.
Личный состав начал прибывать в носовой отсек. У переборочной двери Эндрасс пересчитывал их, чтобы убедиться, что все в наличии. Из-за небольшого размера отсека всем пришлось самостоятельно определяться в пространстве. Занявшие места на верхнем ярусе коек были вынуждены согнуться.
Собравшиеся в отсеке не двигались и хранили молчание. Доносилось лишь легкое трение корпуса о песок, придавая моменту необычайную торжественность.
Послышались шаги, и в отсеке появился Прин. Он давно уже подготовил короткую речь, но в итоге произнес совсем другое:
— Этой ночью мы идем в Скапа-Флоу, — сказал он, чеканя каждый слог.
Новость была встречена полной тишиной. Капля конденсата с шумом упала на металлическую палубу.
— Не скрою от вас тот факт, что операция эта не из легких и, тем не менее, она выполнима, в противном случае я бы на нее не согласился.
Напряженные лица подводников внимательно уставились на своего командира. Прин оглядел бледные физиономии, освещенные тусклым светом электрических светильников, и почувствовал, что наряду с искренним удивлением его люди испытывают облегчение оттого, что до них, наконец, довели цель похода. По его губам скользнула призрачная улыбка, как это часто бывало, и он продолжал:
— Инженер-механик должен завершить ремонт топливно-масляной системы правого дизеля. Те из вас, кто не стоит на вахте, дежурстве или в дизельном отсеке, должны оставаться в койках и отдыхать. Вахта поднимет кока в 15.00. Обед в 17.00. В ходе всей операции горячей пищи не будет; только бутерброды на боевых постах. Кроме того, каждый получит плитку шоколада. Придется экономить электричество, и все светильники, в которых нет особой необходимости, должны быть выключены. Двигаться только по необходимости, чтобы не расходовать кислород, остаемся на грунте до вечера. Никакого шума. Невзирая на глубину, акустика способна довольно точно нас обнаружить. В ходе самой операции — полная тишина: мне нужна полнейшая тишина. Ни один приказ или доклад не должен повторяться дважды!
Он прекратил говорить и слегка опустил голову, давая всем понять, что речь закончена, по тут же выпрямился и добавил:
— В наших же собственных интересах, проснувшись, быть в лучшей форме, поэтому всем спать! Доброй ночи!
Внешне невозмутимые люди, словно прикованные к месту, не могли разойтись. Командир развернулся кругом и вышел, сопровождаемый взглядами, которые он чувствовал своим затылком и спиной.
Снова стало слышно, как капли конденсата падают с подволока на палубу.
Прин зашел в каюту, задернул за собой зеленую шторку и снял фуражку. Позволил себе упасть на койку и долго лежал, теряясь в лабиринтах мыслей. Затем сел и пробежал пятерней по волосам. Его внимание привлек журнал боевых действий. Протянув руку, он взял его, чтобы записать события прошедшего дня. Подсел к небольшому столику, откинутому рядом с койкой, и начал писать.
«12.10.39. Юго-восточный ветер, 7–6 баллов. Пасмурно.
Находимся в подводном положении, лежим на грунте у побережья Оркнейских островов. Всплыли вечером, и подошли к берегу для уточнения места. С 22.00 до 22.30 британцы были настолько любезны, что включили все огни на побережье, чтобы я смог получить точнейшее местоположение».
Он положил авторучку. Теперь следовало описать неисправность правого дизеля, обратив внимание на наличие морской воды в топливной системе, но не было никакого настроения продолжать. Он решил немного вздремнуть, полагая, что всегда найдется время завершить зги записи. Он снял куртку, лег и выключил лампу. Сквозь просветы в торопливо задернутой шторе пробивался луч света, потом кто-то выключил свет в проходе, оставив лишь лампу ночного освещения. Он закрыл глаза с намерением заснуть. Временами из дизельного отсека доносился приглушенный шум механических работ. За переборкой, в ЦП, в расстоянии полутора метров от зеленой шторки, вахта монотонно перешептывалась. Время от времени течение вызывало бульканье воды в корпусе и надстройке.
Прин открыл глаза и попытался грубо оценить, сколько же он оставался в полудреме. Он напряженно вслушивался, но из дизельного отсека не доносилось никаких шумов. Он слышал только вахтенных, шептавшихся где-то рядом. Не в состоянии ждать дальше, он встал, надел ботинки, откинул штору и на цыпочках пошел в дизельный отсек. Откашливание или шевеление мужских тел, ворочающихся на койках, свидетельствовало о том, что не один он мучился бессонницей. Когда он тихо проходил через отсек унтер-офицеров, поднялось несколько голов, чтобы посмотреть, кто идет.
Дизельный отсек был погружен во мглу. Единственная лампочка бросала свет на лицо Вессельса, склонившегося над отсечным журналом. Поглощенный его заполнением, он не услышал Прина и выпрямился, лишь когда тот тронул его плечо и спросил низким голосом.
— Ну что, получилось все, как планировали?
— Да, полагаю, что неисправность устранена, командир. Мы узнаем об этом наверняка сегодня вечером, когда дадим ход, — ответил старший механик с легкой улыбкой.
Прин нахмурился и сказал: — Никаких шуток, Вессельс, все должно работать и работать хорошо. Вам известно, что я собираюсь выжать максимум из «железа». Оно не должно сломаться ни в Скапа-Флоу, ни в Кирк-Саунд, где скорость течения 10 узлов. Если Вы не уверены и сомневаетесь в результате, лучше скажите, пока еще есть время. Понятно?
— Не волнуйтесь, герр капитан-лейтенант, все будет в порядке. Нет никаких причин для отказа техники. Уверен, что неисправность устранена, возможно, не навсегда, но можете быть спокойны, оба дизеля, как и прежде, выдадут полную мощность, — заверил инженер-механик спокойным тоном.
— Прекрасно, Вессельс, это именно то, что мне нужно, — ответил Прин примирительным тоном.
Отойдя на несколько шагов, он вернулся назад и добавил:
— Эти записи могут подождать. Вы наверняка устали, и самое лучшее для Вас — пойти отдохнуть. Ночью будет трудно.
— Я почти закончил, командир. Минут через пять я буду уже крепко спать.
Ответ Вессельса окончательно убедил и одновременно удивил его. Инженер-механик не выглядел особо взволнованным от перспективы похода в Скапа-Флоу и преуспел в ремонте дизеля подручными средствами. Он всегда восхищался его спокойствием и способностью заснуть за пять минут.
Возвращаясь в каюту, Прин увидел свет в кают-компании. Он заглянул. Шпар сидел, обхватив голову руками и облокотившись на стол, перед картой Скапа-Флоу.
— Последний раз решил пробежаться по деталям прохода Кирк-Саунд, герр капитан-лейтенант, — пояснил он низким голосом.
Чтобы не разбудить Эндрасса, койка которого, прикрытая занавеской, находилась позади стола, Прин ничего не ответил и возвратился в свою каюту. Там он улегся и закрыл глаза, думая об экипаже и эффекте, произведенном его объявлением. Потом услышал, как Вессельс прошел в кают-компанию, чтобы отдохнуть. Приглушенный разговор Шпара с механиком доносился с другой стороны занавески. Звуки становились все слабее, глуше, и Прин, наконец, заснул.
Эндрасс откинул занавеску у своей койки, мимо которой проходил вахтенный, направлявшийся в «палату лордов», как именовался носовой торпедный отсек, чтобы разбудить кока Вальца.
Прин, оставаясь в полудреме, тоже услышал его и понял, что скоро вставать. Когда Вальц проходил мимо занавески, он открыл глаза и через промежуток заметил, что ботинки у кока обернуты ветошью, чтобы бесшумно ступать по металлической палубе.
Ровно в 16 часов фон Фарендорф зашел в кают-компанию. На противоположном борту, за зеленой занавеской царили темнота и безмолвие. «Похоже, — сказал он себе, — у командира стальные нервы, если он может спокойно спать за несколько часов до операции, в которой все они смогут уцелеть лишь чудом».
Вахтенному офицеру было двадцать четыре года, а выглядел он не больше чем на двадцать. Он был строен, и из-за своего роста приобрел привычку сутулиться. Какое-то время он оставался на месте, размышляя о Прине с примесью восхищения и зависти. Он зевнул, затем провел рукой по своим льняным волосам и решил наведаться на камбуз, чтобы поживиться кофе.
Вскоре он вернулся во второй отсек с кофейником на подносе, банкой сгущенного молока, двумя чашками и двумя кусками черного хлеба с копченой ветчиной. Эндрасс высунул голову из-за занавеса и взял кофе, дружелюбно предложенное ему фон Фарендорфом. Они пили кофе и ели бутерброды, не вымолвив ни слова. С последним глотком фон Фарендорф нарушил тишину:
— У меня забавное чувство относительно идеи атаковать Скапа-Флоу. Вам не кажется, что скоро мы станем частью истории?
— Разумеется, мы прославимся на весь мир, о нас будут говорить во всех странах. По крайней мере, нас наградят и дадут хороший отпуск. Ну, а если мы провалим задание, то, в этом случае, просто продолжим список наших незадачливых предшественников. В любом случае, можно быть уверенным в том, что U-47 будет у всех на устах.
— Вы не должны так говорить. Мы пройдем, я в этом уверен. Не представляю себя оставшимся в Скапа-Флоу.
— Это в значительной степени будет зависеть от Шпара. Самым сложным будет форсировать заграждения с таким узким пространством для маневра при 10-узловом течении.
— По крайней мере, это — спорт, а значит именно то, что меня будоражит и вдохновляет. Шпар хорошо знает свое дело. Я в нем уверен. Что касается командира, то с его самообладанием он может провести лодку всюду, где есть достаточно воды, чтобы плавать.
— Он строг с людьми. Вы можете его не любить, но он вызывает уважение, а в опасности будете рады, что здесь с вами именно он.
— Согласен, думаю, мы прорвемся, и будь что будет, игра стоит свеч, не так ли?
— Пора кончать разговоры, капитан уже не спит. И сейчас всыплет нам за то, что переводим кислород, — сказал фон Фарендорф, косясь на зеленую занавеску.
Прин в своей каюте снова открыл глаза и держал их открытыми. Он слышал шепот, не разбирая слов, но было нетрудно догадаться, о чем речь. Он чувствовал себя достаточно отдохнувшим и готовым на все. Он надеялся, что его людям также удалось поспать.
Знакомые шумы подсказывали, что лодка просыпается. Резкий запах топлива, масла и пота смешивался со сладковатым запахом одеколона, исходившим от по-своему «блестящих» мужчин, и запахами готовящейся пищи. Чутье подсказывало, что Вальц готовил телячьи отбивные с капустой. Время приближалось к шести вечера. В кают-компании был накрыт стол, и офицеры ждали, когда командир присоединится к ним. Со своего места Эндрасс увидел, как зеленая занавеска резко распахнулась. Появился Прин и занял свое место. Звон ножей и вилок о миски раздавался из «палаты лордов» и унтер-офицерской кают-компании. Поскольку все молчали, царила гнетущая атмосфера. Наконец, Прин заговорил, снимая, таким образом, обет молчания. Это было просто необходимо для подъема морального духа, а что касается воздуха, то его обновят на ближайшем всплытии. Фон Фарендорф больше не мог скрывать своего волнения. С глазами, горящими от возбуждения, он начал без умолку говорить, не замечая, что присутствующие через силу воспринимают его трескотню. Они еще не закончили пить свой кофе, когда в кают-компании появились штабс-машинист Бём и обер-машинист Рёмер. Они доложили об установке взрывных устройств для того, чтобы уничтожить лодку, если та будет повреждена, и возникнет угроза ее захвата врагом. Первый установил заряд в ЦП, второй в электромоторном отсеке. Тем временем, обер-механикерсмаат[11] Блеек проделал то же самое в «палате лордов». Прин отдал этот приказ Вессельсу, а механик выбрал этих трех человек за их хладнокровие. Если команде придется оставить корабль, они будут оставаться на борту, чтобы привести заряды в действие, прежде чем оставить лодку.
В «палате лордов» уже очистили стол после приема пищи. Унтер-офицер Блеек, с помощью матросов Тевеса, Лоха и Херманна занимались перемещением с нижних стеллажей двух запасных торпед в удобное положение для быстрой загрузки в 1-й и 2-й торпедные аппараты. Эти четверо двигали торпеду по левому борту. Блеек и Тевес направляли стальную «рыбу» руками, а Лох и Херманн работали с талями, понемногу поднимая торпеду к погрузочному рельсу, установленному над их головами, пока та не достигла уровня торпедного аппарата № 2. Тевес выпрямился и обтер небритую щеку, по которой струился пот, тыльной частью руки. Спертый, несвежий воздух превращал самую легкую работу в тяжелый труд, и он задыхался. Мелкие капли конденсата искрились на борта корпуса, на крышках аппаратов, на трубопроводах, везде, куда ни посмотри вокруг.
Затем настала очередь торпеды правого борта. Секундная стрелка на часах ЦП без устали бежала вперед. Приближалось время всплытия. Один за другим люди переходили на боевые посты, не дожидаясь сигнала тревоги. Старший матрос Хольцер, обнаружив своего старшину Бёма в ЦП за вентиляцией и продувкой станции погружения-всплытия, направился к эхолоту. Шпар тоже находился на рабочем месте, расположившись за небольшим столом, где была расстелена карта подходов к Скапа-Флоу. Вскоре прибыл и Вессельс. В боевой рубке старший матрос-рулевой Шмидт увидел всех, кто собирался заступать на верхнюю вахту, уже одетыми в прорезиненные плащи: унтер-офицеры Самманн и Дзиаллас, старший матрос Хэнзель, фон Фарендорф и Эндрасс.
Старпом, широко расставив ноги, скрестил руки на груди, боцман Самманн был поглощен чисткой ногтей, а Хэнзель буравил его подбородок сосредоточенным взглядом школьника во время устного экзамена. Они услышали, что кто-то поднимается по трапу из ЦП, и в проеме люка появилась голова торпедного электрика Шмизека. Без слов тот обосновался перед прибором управления торпедной стрельбой (ПУТС).
— Интересно, как там погодка? — поинтересовался фон Фарендорф, не обращаясь ни к кому конкретно, а так, ради словца.
— Шторм, похоже, закончился. С утра ветер устойчиво слабел, а с ним и море, так что все спокойно! — ответил Эндрасс.
Гнетущая тишина охватила группу. Лица людей были серьезны, ожидание активных действий порождало нервозность.
Прин натянул свои прорезиненные доспехи поверх синего пуловера с глухим воротником. Поправил некогда белую фуражку и облокотился ладонями на косяк крошечной радиорубки. Функмаат Бланк[12] напряженно прослушивал горизонт. Развернувшись, он доложил:
— Шумы винтов отсутствуют, герр капитан-лейтенант!
— Хорошо, Бланк.
Командир прошел ЦП, схватился за поручень трапа и поднялся в боевую рубку. Фон Фарендорф осторожно взглянул на часы: 18.57.
Глаза присутствующих обратились к командиру. Казалось, тот взвешивает свое решение, после чего на его лицо вернулся обычный сумрачный взгляд.
— По местам стоять, к всплытию!
Эти четыре слова возымели немедленный результат. Общая напряженность тут же спала. В боевой рубке выключили все освещение.
— На перископную глубину!
Заработали насосы. Отработанными жестами Вессельс корректировал дифферент при всплытии с грунта.
С гулом заработали электромоторы.
— Лодка всплывает… под килем один метр… два метра, — докладывал Вессельс.
На перископной глубине волнение поверхности чувствовалось меньше, чем в прошлый раз. Лодку не качало, как вчера, и это означало, что море успокоилось…
— Поднять перископ!
Прин сдвинул фуражку на затылок и осмотрел горизонт вкруговую. Что-то, вероятно, вызвало его подозрение, поскольку он продолжал наблюдение, поворачивая перископ.
— Бём, вы чистили призму? — спросил он громко, не отрываясь от окуляров.
— Так точно, герр капитан-лейтенант. Почистил и тщательно проверил, — ответил старшина команды трюмных.
— Забавно. Все будто окутано белой вуалью.
Он выпрямился, сложил рукоятки и тут же скомандовал:
— Всплывать на поверхность! Опустить перископ!
Командир повернулся к Эндрассу.
— Ведь сейчас ночь, не так ли? Я же не сумасшедший. Это не может быть отблесками маяка Роуз-Несс на облаках, к тому же сейчас — новолуние!
Труба перископа медленно сползла в шахту.
Старпом собрался открыть рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Шипение сжатого воздуха в трубопроводах и в металле надстройки заглушил шум булькающей воды, мчавшейся из шпигатов, но и его перекрыл голос Вессельса:
— Верхний рубочный люк над водой!
Эндрасс медленно открыл клапан переговорной трубы на мостик, чтобы уравнять внутриотсечное давление с атмосферным. Сжатый воздух из лодки со свистом помчался наружу. Прин снял бинокль с крючка и водрузил на шею. Поднявшись по трапу, он отдраил люк и открыл его, а затем энергично выскочил на мостик. Ледяной бриз ударил его в лицо. Странное рассеянное сияние очевидно демаскировало лодку. Он оглядывал небо, когда вахта поднималась на мостик, занимая свои места.
— По правому борту… чисто!
— По левому борту… горизонт чист!
— По корме чисто!
— Как дизеля? — спросил Прин, чувствуя биение сердца при воспоминании о ремонте.
— Готовы к пуску, герр капитан-лейтенант, — прозвучал характерный голос в переговорной трубе.
— Оба дизеля, малый ход!
Правый дизель простонал, сделав пару оборотов. Разгоняясь, он взревел, но с первого раза не запустился… Вторая попытка. Прин скрежетнул зубами. Однако топливные насосы не подвели. Сделав четверть оборота, дизель завелся и заработал в нормальном режиме.
С ревом запустился левый дизель, после чего Прин склонился к переговорной трубе:
— Мои поздравления, Вессельс. Отличная работа!
Инженер-механик U-47 лейтенант Ганс Вессельс.
Фон Фарендорф разглядывал небо с удивлением. Сияние продолжалось, играя всеми цветами радуги, затем исчезло, но лишь для того, чтобы несколько мгновений спустя возобновиться с новой силой.
— Итак, это великолепное полярное сияние, — прокомментировал Эндрасс.
— Провентилировать корабль! — скомандовал Прин.
Лопасти вдувного и вытяжного вентиляторов с гулом завращались. Лодка возвращалась к обычному ритму дизелей. С мостика отчетливо наблюдался белый кильватерный след.
Позади горизонта, к северу, Полярное сияние освещало облака сверху. Прин поднял глаза. Если бы северо-северо-восточный ветер очистил небо, как это вполне могло случиться, свечение было бы еще ярче. Тогда темный контур U-47 еще четче выделялся бы на серебряной глади моря. Что им было делать? Ведь было учтено все, кроме Полярного сияния. Отложить операцию на день? Это природное явление очень редко случается две ночи подряд. На две-три секунды он закрыл глаза. Поток мыслей заполнил сознание. Удастся ли ему поддержать на должном уровне моральный дух своих людей в течение следующих суток, которые могут стать роковыми? Он принял свое решение — победить или погибнуть! Надо идти этой ночью. В конце концов, свечение поможет им не только обнаружить врага, но и самое главное — определить цель.
— Оба дизеля, полный ход!
Волна, рассекаемая носовой оконечностью на 17-ти узлах, становилась все крупней. Приемники воздуховодов, выведенные побортно в ограждение рубки, производили звуки подобные свиному хрюканью, которое было трудно выносить долгое время. Из-за течений график движения был строго расписан на ближайшие десять минут.
А внизу экипаж с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух, очищавший тяжелую и грязную внутриотсечную атмосферу. В центральном посту Хольцер внимательно следил за показаниями эхолота. Он услышал, как дизели снизили обороты, а чуть позже увидел, как отметка глубины стала медленно расти. Шпар взял карандаш и отметил на карте счислимое место, в то время как вахтенный унтер-офицер в ЦП докладывал на мостик по переговорной трубе значения глубины.
Острова, казалось, утопали в своеобразном ореоле. Скалы четко выделялись на фоне молочного неба, но берег все еще сливался с морем из-за яркого свечения и скачущих сполохов Полярного сияния. Невосприимчивую к зыби, которую она пронизывала подобно кинжалу, лодку больше не качало. Фантастические облака, словно подсвеченные адскими кострами, непрестанно формировали все новые чудовищные силуэты. Их тени, крутясь, бежали по волнам. Эти пламена то разрастались, то утихали, чтобы вдруг вовсе исчезнуть и вновь разгореться еще сильнее, чем прежде. Что там такое — отражение облака или волны? А может быть видение корабля, то появляющегося, то исчезающего среди гребней и впадин?
Гул воздухопроводов заглушался свистом ветра в ушах Дзиалласа. Он опустил бинокль, протер линзы куском замши, и снова направил его на горизонт. Он предпринимал титанические усилия, чтобы проникнуть сквозь эту неосязаемую завесу, смазывающую очертания.
— Судно на створе маяка! — выкрикнул Дзиаллас, не отрывая бинокль от глаз.
Хотя Прин пробежал взглядом по волнам, море казалось по-прежнему пустынным.
— Тебе привиделось. Ничего нет, — ответил фон Фарендорф Дзиалласу и опустил бинокль.
— Судно прямо по курсу. Сливается с береговой линией. Похоже на траулер или небольшой транспорт, — подтвердил Эндрасс.
Оно не стоит риска быть обнаруженным, даже если это — безобидный нейтрал. Без колебания Прин нажал рычаг ревуна.
Старший матрос Герхард Хэнзель — один из двух живых немецких свидетелей, находившихся на верхней вахте в ходе операции (из архива Герхарда Хэнзеля).
Хэнзель бросился в рубочный люк. Скользнув руками и ногами по поручням трапа, он провалился вниз и сразу же отскочил в сторону, чтобы избежать удара ботинок последовавших за ним Самманна, фон Фарендорфа и Эндрасса. Через девять секунд после сигнала ревуна Прин уже висел на кремальере люка, стараясь быстрее закрыть его с помощью собственного веса.
— Открыть клапана вентиляции ЦГБ, — скомандовал Вессельс.
— Пятая, четвертая, третья, вторая… открыты клапана вентиляции средней группы! — однотонно отчеканили голоса людей, державших руки на манипуляторах клапанов.
Вессельс неотрывно наблюдал за сигнальными лампами, говорящими о положении забортных отверстий ЦГБ. Они зажглись одновременно, показывая, что клапана вентиляции открыты.
Дизели были остановлены, винты вращались электромоторами, а захлопки трубопроводов газовыхлопа и подачи воздуха к дизелям — закрыты. Вода с шумом заполняла ЦГБ. Дифферент на нос нарастал: 5°… 10°, продолжая увеличиваться. Это было опасно, потому что глубина под килем составляла уже меньше длины лодки. «Есть первая!», — резко выкрикнул Вессельс. Механик до последнего момента оставлял клапаны вентиляции кормовой группы закрытыми, чтобы увеличить дифферент и тем самым ускорить погружение.
Дифферент отошел. От вибрации корпуса позвякивала посуда в кают-компании. Электродвигатели работали на полный ход.
— ЦГБ заполнены, глубина 10 метров… 15 метров… 20 метров, — докладывал Вессельс.
— Всплывать на перископную глубину! Оба мотора, средний вперед! — скомандовал Прин.
— Продуть быструю!
Последние слова инженер-механика утонули в свисте сжатого воздуха. Пять тонн воды, ревя, помчались из цистерны, обычно заполненной, чтобы предотвратить выброс лодки на поверхность.
— Быстрая продута! Кингстон закрыт!
Уголками глаз Вессельс наблюдал за двумя парами рук, крутивших вентили клапанов. Давление воздуха в цистернах стало чрезмерно большим, и Бём мгновенно стравил его в отсек. Бросок давления вызвал гул в ушах. Можно было тщательно проверять трубопроводы, клапаны и заглушки системы ВВД (воздуха высокого давления), но они никогда не были абсолютно герметичны. Это было обычным явлением и происходило на всех лодках.
— 14 метров, — доложил Вессельс, не отводя глаз от манометра. Прин находился в ЦП рядом с механиком, опершись стеной на трап, ведущий в боевую рубку.
— Поднять перископ, — тихо скомандовал он.
Несмотря на сияние, озарявшее поверхность моря, он не смог найти судно, скрытое прозрачной завесой.
— Черт бы его побрал! Что же такое происходит? — громко выругался он.
Затем выпрямился и сложил рукоятки перископа.
— Опустить перископ!
Он поднялся в боевую рубку и включил электропривод перископа атаки. Эндрасс и фон Фарендорф уже присоединились к нему, когда из переговорной трубы раздался голос Бланка.
— Шум винтов по пеленгу 320!
— Оба мотора, малый вперед! Выключить эхолот и вспомогательные механизмы! — Приказал Прин, вдавливая лицо в резиновые окуляры.
Теперь характерный шум винтов, режущих воду, явственно слышался в отсеках.
Пчт… Пчт… Пчт… Пчт…
Все подняли глаза, будто их взгляды могли пронзить стальной борт и увидеть корпус судна. Прин продолжал вращать перископ.
— Это не турбины. Похоже на торговое судно, и идет оно не очень быстро, — заметил Эндрасс.
— Да, но что непонятно — почему ничего не видно через этот суп, и, тем не менее, все ясно, — сказал Прин, пытаясь настроить перископ.
Судя по шуму, судно находилось совсем рядом. Затем постепенно: «Пчт… Пчт… Пчт…» шум винтов начал слабеть.
Прин отклонился от перископа и обратился к офицерам:
— С меня хватит. Взгляните сами, если повезет.
Эндрасс припал к окулярам первым и добрую минуту всматривался, прежде чем уступить место фон Фарендорфу.
— Безнадежно. Ничего. И все же оно недалеко, — сказал он.
— Не забывайте, мы находимся у берегов Шотландии. Возможно это — призрак, — ответил фон Фарендорф, в свою очередь, отходя от перископа.
— В любом случае, в таких условиях перископная атака практически невозможна. Хорошо, что мы поняли это, — прокомментировал старпом, оставив без внимания шпильку фон Фарендорфа.
— Дело — дрянь! — заключил Прин, и его лицо выражало беспокойство, когда он отправил перископ в шахту.
— Мы можем снова включить эхолот, командир? — раздался снизу из ЦП низкий голос Шпара.
— Да.
В боевой рубке воцарилась тишина. Можно было услышать лишь приглушенный гул электромоторов. Тогда Шпар заговорил снова:
— Командиру, время подвернуть вправо на 15 градусов!
— Право 15 по компасу! — повторил Прин.
23.25. Выждав несколько мгновений, он скомандовал:
— Всплывать! Моторы, средний вперед!
— Продуть главный балласт! Всплывать на поверхность, — повторил Вессельс.
Лодка всплыла, и вахта вернулась на струящийся мостик. Первым движением фон Фарендорфа был осмотр горизонта по корме в надежде увидеть судно, только что прошедшее над ними. Для него не составило трудности обнаружить в бинокль смутный силуэт небольшого парохода, следовавшего в открытое море. Он немедленно доложил о своем открытии Прину, но тот, занятый изучением острова, ничего не ответил.
Теперь лишь несколько легких облаков оставались на сияющем небе, прежде чем исчезнуть окончательно в направлении зюйд-зюйд-вест. Берег просматривался отчетливо. По левому борту виднелись скалы острова Рональдсей, а позади него — характерный силуэт холма Уорд, самой высокой точки острова, четко выделявшегося на фоне светлого искрящегося неба. Дальше, к северу, остров Бюррей, отделенный узким проходом Уотер-Саунд, казалось, продлевал побережье острова Южный Рональдсей. Впереди была юго-восточная оконечность острова Мейнленд, самого крупного из Оркнейских островов.
Припав к биноклю, Прин неспешно осматривал побережье. Показался маяк Роуз-Несс, затем подошла очередь 10-метрового каменного знака, увенчанного крестом, обозначавшего вход в пролив Холм-Саунд, в который им предстояло войти. Он опустил бинокль и склонился над переговорной трубой:
— Курс 320!
— На румбе 320,— доложил Шмидт.
Нос покатился влево, и перед глазами верхней вахты открылся проход Хой-Саунд. Невидимая рука погасила огни на небе, погрузив его и землю в темноту.
Приливно-отливное течение подхватило лодку, подталкивая ее в узкость. Так же внезапно, как они исчезли, тысячи огней замерцали снова, окрасив все вокруг оранжевым цветом.
— Десять метров… девять метров… семь метров… — без устали докладывал Хёльцер.
— Заглубить надстройку на случай посадки на мель, — скомандовал Прин в переговорную трубу.
В центральном посту Вессельс открыл и быстро закрыл клапана вентиляции средней группы ЦГБ, лодка погрузилась примерно на 40 см.
— Приняли в среднюю, командир. Осадка — 5,1 метра!
Чтобы уйти от сулоя,[13] образующегося у низкого мыса Бюррей-Несс, Прин решил прижаться к берегу Мейнленда.
— Право руля!.. Так держать!
Пролив Холм-Саунд, ширина которого не превышала мили, казалось, заканчивался тупиком. Земля окружала его со всех сторон, и выхода не было видно. По мере приближения к нему течение становилось все сильней.
— Лево руля, ложиться на курс 310°…
— Курс 310,— доложил Шмидт из рубки.
По правому борту открылся маяк Роуз-Несс, на удивление близко. Когда лодка проходила под ним, он возвышался как бельведер, мертвенно бледный и враждебный. По левому борту, к северо-западу, в полутьме вырисовывался внушительных размеров залив. В его западной части больше ощущался, чем проглядывал, знак, обозначавший самую высокую точку острова — 73 м. Как и предполагалось, тихие берега оказались совершенно пустынными. «Никаких следов наблюдательных пунктов», — пробормотал Эндрасс, словно убеждая себя.
Прин первым заметил затонувшее судно:
— Блокшив поперек канала, справа 60 в дистанции 2 мили, — воскликнул он, явно волнуясь.
Еще ярче, чем блистающее небо, за черным призрачным скелетом, блокировавшим вход, впереди, насколько хватало глаз, сверкая, раскинулась гладь залива Скапа-Флоу.
Скапа-Флоу! Это магическое имя пробудило в Прине бурю эмоций, лишив возможности трезво рассуждать. Наконец-то он на досуге мог рассмотреть собственными глазами этот таинственный залив.
— Курс 270, — скомандовал он твердым голосом. И нацелив бинокль на затонувший пароход, добавил, — мы в проливе Кирк-Саунд!
Блокшив стремительно увеличивался в размерах. Поначалу Прин отнесся к поискам трех других блокшивов легко и непринужденно. Однако, к его глубокому разочарованию, оказалось, что все далеко не так-то просто. С возрастающим волнением он несколько раз обследовал поверхность пролива, но безуспешно. Блокшив, по непонятной ему причине, оставался в одиночестве.
— Проклятье! Где же эти несчастные блокшивы? — скрежетнул он зубами.
Хёльцер продолжал непрерывно докладывать, а переговорная труба делала его голос еще более гнусавым:
— Четыре метра под килем… три метра… два с половиной.
И тут Прин все понял, физически ощутив нечто подобное удару в поддых. В центральном посту доклад Хёльцера также не остался без внимания. Как ужаленный, Шпар подскочил к переговорной трубе:
— Право на борт, командир! Мы находимся не в Кирк-Саунд, а на пути в Скерри-Саунд! — выкрикнул он поспешно.
Наверху, стоявший в рубке Шмидт, получив приказание командира, стремительно переложил штурвал и доложил: «Руль право на борту, лодка катится вправо!»
Верхняя вахта, оцепенев, затаила дыхание. Прина пробил холодный пот: то, что он наблюдал лишь один блокшив вместо трех, находившихся между островками Глимс-Хольм и Лэмб-Хольм, подтверждало его ошибку. Затонувшее судно в действительности преграждало не Кирк-Саунд, а Скерри-Саунд. Учитывая скорость, с которой следовала лодка, можно было легко оказаться на мели.
Маневрирование U-47 в ночь с 13 на 14 октября 1939 г., воспроизведенное унтер-офицером Эрнстом Дзиалласом, одним из двух живых немецких свидетелей. Оно формально подтверждает теорию присутствия второго корабля к северу от линкора «Ройал Оук».
U-47 описала циркуляцию вправо почти на 90 градусов. Прин сглотнул слюну и в последний раз оглядел остов судна, находившегося совсем близко. Оно, казалось, дразнило его, а затем проскользнуло влево вместе с этими двумя островками.
В ЦП, с комком в горле, Шпар оправлялся от испуга. Он повернул голову к Хёльцеру. Капли пота выступили подобно жемчугу на лбу старшего матроса, несмотря на леденящий сквозняк. Его черты обострились, а глаза не отрывались от шкалы эхолота, Хёльцер продолжал доклад загробным голосом:
— Два метра… один метр… полметра… под килем — ноль!..
Хруст… хруст… Оглушительное трение киля о песчаный грунт с угнетающей быстротой разнеслось по отсекам лодки.
— Оба дизеля, полный ход! — взревел Прин.
На мгновение он задумался о результатах ремонта топливной системы правого дизеля, и вот уже грохот обоих дизелей вырос на несколько тонов. U-47 побежала вперед еще быстрей.
— Полметра под килем, — прохрипел Хёльцер. Горло у него пересохло. Он вдруг почувствовал безумное желание заткнуть уши, будто невозможность слышать зловещий скрежет принесла бы всем избавление от напастей. Стоявший рядом Бём тупо уставился вперед, покусывая верхнюю губу. Вессельс слегка согнулся в готовности продуть цистерны. Склонясь над картой, Шпар чуть слышно бормотал. Поглощенный своей работой, он ни на кого не обращал внимания, вслушиваясь в доклады Хёльцера.
— Один метр… полтора метра… два метра…
Глубина, несомненно, увеличивалась. Шпар сглотнул и вызвал мостик.
— Герр капитан-лейтенант! Риска посадки на мель больше не существует. Предлагаю лечь на курс 30°, чтобы обойти мелководье у Лэмб-Хольма. Осторожней! Скоро войдем в канал Кирк-Саунд!
U-47 двинулась прямо к темнеющей громаде острова Мэйнлэнд. Островок Лэмб-Хольм отчетливо просматривался справа по носу.
— Ложиться на курс 30 градусов! Оба дизеля, средний ход! — незамедлительно отреагировал Прин.
Дизели сбавили обороты, и белые усы, расходившиеся от форштевня, уменьшились.
Эндрасс попытался взять пеленги, блокшивы, закрывавшие канал, все еще заслонялись Лэмб-Хольмом. Фон Фарендорф с любопытством разглядывал пейзаж. Самман стоял с приоткрытым ртом, частенько поглядывая на небо. Никогда в жизни он не видел Полярного сияния. Обратив внимание на его поведение, Прин развернулся, чтобы сделать замечание, но не смог ничего сказать, столкнувшись с замешанном на удивлении, ребяческим восторгом своего главного боцмана.
Хэнзель постоянно облизывал губы. Дзиаллас не отрывал бинокль от глаз. Верхняя вахта одновременно могла наблюдать надстройки затопленных кораблей, появившихся из-за Лэмб-Хольма, по левому борту и в носовых секторах.
По левому борту широко открывался Кирк-Саунд. Лодка, под воздействием течения двигавшаяся боком, напоминала краба.
Менее чем в 250 метрах от острых и диких утесов Мейнленда, Прин скомандовал тоном, вновь ставшим спокойным:
— Лево на борт!
— Руль лево на борту, — доложил Шмидт из рубки.
— Курс 300!
В очередной раз корабль резко развернулся. Как тень лодка проскользнула на середину прохода Кирк-Саунд между Мейнлендом и Лэмб-Хольмом, подгоняемая течением.
Из тысяч искр образовался синий свет, медленно перекочевавший в оранжево-желтую часть спектра. Затем крутые берега и островной пейзаж погрузились в кромешную тьму, подчеркнув впечатление необитаемости.
Фон Фарендорф внезапно ощутил, что его оглушает рев дизелей. Привыкший к этому звуку, он был склонен его игнорировать, но контраст с окружавшей их полнейшей тишиной, был слишком разителен. Пальцы схватили бинокль, висевший на груди. Ему казалось невероятным, что люди на берегу до сих пор не пробили тревогу. Он покосился на Эндрасса. Неподвижное лицо старпома оставалось бесстрастным. У этого парня были железные нервы. Осторожно он толкнул Хэнзеля локтем в ребро.
— От нашего грохота они, в конечном счете, проснутся, и будет весело, — прошептал он в ухо рулевому-сигнальщику.
— Если они не все поголовно оглохли, а, похоже, это именно так, — ответил Хэнзель шепотом, чтобы не услышал командир. Фон Фарендорф покачал головой, подчеркивая свои сомнения, и вновь вернулся к вахте.
— Стоп дизеля! Моторы средний вперед! — скомандовал Прин, словно подслушав, о чем перешептывались его люди.
Рев M.A.N-овских дизелей внезапно смолк. Обрушившаяся как топор тишина окутала лодку. Это было не просто отсутствием звука, а физическим наступлением тишины. Журчание течения перекрывало тихий гул электромоторов. U-47 сливалась с окружающей средой, становясь тенью среди теней. Напряженность на мостике спала. Подсознательно каждый человек чувствовал, что ночь и тишина создали невидимый щит для вражеских глаз и ушей. Призрачная вуаль плыла в прояснившемся небе. Командир со старпомом всматривались в свои бинокли в направлении блокшивов.
— Последнее препятствие перед Скапа-Флоу, — почти радостно воскликнул Прин. — И выключить эхолот, — добавил он в переговорную трубу.
— Точно как на фотографии, — заметил Эндрасс, не отрывая глаз от бинокля.
Прин согласился, внутренне поздравляя себя за то, что не поленился запечатлеть в памяти все детали карт и аэрофотосъемки, поскольку все увиденное точно соответствовало этим деталям.
Внизу в ЦП Шпар, склоненный над картой, как мог, способствовал успешному продвижению своей лодки.
За три четверти часа течение полностью поменяло направление, и с 23.12 повернуло на запад, то есть прямо к Скапа-Флоу. Командир не колеблясь, как это и было задумано, собирался следовать северным проливом. Он был не так глубок, как южный проход, но в последнем наблюдалось противотечение у юго-восточного берега острова Лэмб-Хольм. Они намеревались войти в канал примерно в 00.15. Шпар решил проверить высоту прилива в Кирк-Саунд. Он взял лист бумаги, на которой отмечал время полной и малой воды у мыса Бюррей, выбранном как расчетная точка.
«13-го октября: малая вода — 17.13, полная вода — 23.23.
14-го октября: малая вода — 05.34, полная вода — 11.45.»
Быстро проведя вычисления, он получил тот же результат:
В полночь высота прилива в проходе Кирк-Саунд должна быть на 3,2 метра выше нуля глубин, уменьшаясь до нуля к 05.00. Он вернулся к карте, чтобы сверить показания эхолота, цифры, которые знал наизусть. С их осадкой 5,1 м глубина будет достаточной, но не больше того.
В проходе между блокшивами под килем останется лишь несколько сантиметров. Лодка достигла изгиба, где Кирк-Саунд поворачивал налево.
— Ложиться на курс 260!
— На румбе 260! — доложил Шмидт в переговорную трубу.
Прин оцепил расстояние, отделявшее их от блокшивов, в 6–7 кабельтовых, и те стали расти на глазах.
— Пойдем севернее блокшивов, — обронил он без лишних комментариев.
Он снова взял бинокль и сосредоточился на блокшиве, ближайшем к норду. Его силуэт продолжал темнеть на фоне скал Мейнленда, четко выделяясь на фоне молочной поверхности пролива Кирк-Саунд. Это было все, что осталось от двухмачтового парусника. Могучая сила течения заставила его развернуться на ост, подобно воротам калитки, параллельно берегу.
Приливно-отливная волна через Кирк-Саунд, где прошел Прин, и где впоследствии был возведен «Барьер Черчилля» (Имперский военный музей).
Теперь Кирк-Саунд был зажат выступом Мейнленда справа и Лэмб-Хольмом слева. Скорость течения в этом бутылочном горлышке, суженном наличием блокшивов, значительно возросла.
Полярное сияние внезапно прекратилось, погрузив острова в непостижимую темноту. Прин опустил бинокль на грудь, не проронив ни слова. Явственно слышалось шипение водяных струй. С неба лился синий свет, холодный как ледяной ветер, стегавший их лица. Заграждение приближалось с невероятной скоростью.
— Право на борт! Так держать!
— На румбе 270, — репетовал Шмидт.
Течение подхватило U-47 и швырнуло вправо к парусному судну, словно соломинку. Лодка начала рыскать по курсу то вправо, то влево.
Находившемуся в рубке Шмидту стало очень трудно удерживать заданный курс. Руль был бессилен. Прин постоянно корректировал курс. Стоявший внизу Шмидт, уставившись на компас, неистово вертел штурвал то в одном направлении, то в другом. Опытный матрос обливался потом.
Люди на мостике оставались неподвижными. Все вертелось в неистовом темпе, но те несколько мгновений показались бесконечностью.
Свободное пространство между затопленным парусником и останками парохода казалось едва достаточным, чтобы позволить U-47 проскользнуть через него. Малейшая ошибка могла стать фатальной.
Обстановка напоминала дурной сон. Течение, ударяясь о борт парусника, образовало внушительный бурун в его носовой части, и всем показалось, что на палубе замаячили тени команды призраков.
Перед пароходами, затопленными поперек пролива Кирк-Саунд, природный изгиб заставлял поворачивать огромную массу воды, неумолимо впитывавшуюся областью пониженного давления, возникавшей между остовами затонувших судов. Море вторгалось туда с дикой силой, сопровождаясь шумом водяных масс.
Наконец остов парусника миновал траверс рубки. И кровь вновь застыла в его венах.