На Крайнем Севере

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На Крайнем Севере

Журнал «Беседка» оказался неким трамплином для молодого Брема. Ее издатель Эрнст Кейль решил, что его «звездный писатель» вполне готов для поездки в Норвегию, и в редакции нашлись для этого деньги. А уж как радовался сам Альфред! Он недавно задумал глобальный труд о птицах, а вот знаний о северной фауне ему явно не хватало. Его спутником стал сын известного зоогеографа Карла Бергхауза. От современных средств передвижения пришлось по разным причинам отказаться.

Из дневника: По Норвегии в повозке

«Кто желает путешествовать по переполненной Европе, должен ехать в Норвегию. Мы, живущие в странах, где мало моря или вовсе его нет, мы не едем, мы мчимся к нему. Часто стук колес заменяет нам последнюю радость общения с природой, и отдых наш зависит от воли других, нам его навязывающих…»

В Северной Европе и Норвегии еще путешествуют по-старому.

Здесь ты принадлежишь самому себе. Здесь ты самостоятелен. Заблудись в зелени полуострова и вновь почувствуй себя свободным…

Из Христиании (Осло) в небольшой повозке («полустул-полукибитка») они двинулись к Фокстуэну, городку близ Домбаса. Такое транспортное средство оказалось весьма пригодным для местных дорог — легким, удобным и комфортным. В качестве тягловой силы выступала лошадка местной породы — проворная и сильная.

Дружелюбие норвежцев, их готовность помочь в любую минуту произвели неизгладимое впечатление на Брема. Везде путешественники получали поддержку. Страна и народ вдохновили Альфреда: «Поездка по Норвегии укрепляет тело и душу и останется зарядкой на всю жизнь! Можно преодолеть все неурядицы, если хоть однажды прикоснешься к этой очаровательной природе».

Чтобы ближе познать природу Скандинавии, Брем со своим спутником не спеша пересек всю страну. В Фокстуэне он познакомился с охотником Эриком Свенсоном, который стал ему незаменимым другом и помощником. Он знал любой уголок окрестных гор и болот, к тому же мог понимать язык животных.

15 августа Брем вышел с друзьями на оленью охоту. Доврефьел являлся типичным горным хребтом в Южной Норвегии, который разрезается глубокими долинами рек, текущих к морю. Горы постепенно сходили на нет, крутые склоны становились редкостью. Все чаще встречались холмы, усеянные валунами. Примерно на 759 метрах над уровнем моря горы оказывались покрыты лесом — с соснами в распадках и березами по верхам. Внезапно лес кончился, остались только ива, можжевельник, мхи и лишайники. Здесь было царство оленей, в которое до сих пор удавалось проникать только опытным натуралистам и охотникам.

Свенсон шел очень быстро, так что Брему и его спутнику было трудно за ним поспевать. После почти двухчасового подъема добрались до вершины. В отдалении сверкала снежная шапка 2286-метрового Снехетта.

Преследовать животных было чрезвычайно трудно. Едва они наконец разыскали след оленей, горная вершина сразу исчезла из виду и погода сыграла с ними дурную шутку, заметя не только следы животных, но и их собственные. Пришлось укрываться за скалами, отказавшись от любых передвижений до полного прекращения снегопада.

Эрик Свенсон оказался надежным проводником в охоте на тетеревов. Она состоялась не на рассвете, как ожидал Брем, а в конце дня. Полуночное солнце было достаточно ярким и освещало окружающие болота, которые образовались там, где вода не успевает стечь в нижние слои почвы. Брем, который исходил эти области вдоль и поперек, отметил: «Вся Лапландия — это огромное болото и горные хребты, которые вздымаются как острова, и существует здесь всего несколько мест, где человек, преодолевая неблагоприятный климат, обрабатывает тяжелые почвы, — это оазисы в пустыне. Бывает песчаная пустыня, а это пустыня водяная».

Можно было целыми днями бродить здесь, не встретив жилья. Вместе со стадами они пересекали долины, добираясь до границ мхов и лишайников. Зимой коротали дни в бревенчатом домике.

Живой мир здесь не очень разнообразен, и виной тому главным образом кровососы.

Из дневника: Облака кровососов

«Если нам приходилось ехать по тундре, мы и наши лошади неизменно были окружены полчищами насекомых — этакими живыми облаками. Тысячами они сидели на лошадях, на одежде. Каждый шаг провоцировал новую атаку мошкары. Все средства оказывались неэффективными. Ни березовый деготь, ни табак, ни покрывала на лице не могут избавить от этих вездесущих тварей».

Главный интерес для Брема представляли птицы Крайнего Севера. Поэтому он избрал основной целью посещения группу островов, лежащих в северной части западного побережья, к юго-западу от островов Вестеролен. В то время как крупные острова являются как бы продолжением континента, более мелкие, а также шхеры представляют свой неповторимый мир.

Из дневника: Под северным сиянием

«Благодаря Гольфстриму на Лофотенах, где горы выросли примерно на 1200 метров, стояла зима и шли обильные осадки. Повсюду были разбросаны поселки, где люди жили не земледелием, а рыбалкой. В то время как летом здесь тихо и пустынно, так как нет работы, в зимний период начинается суета, особенно в те месяцы, когда долгая ночь на Севере вступает в свои права и вместо солнца светит только луна, а вместо закатов и восходов только северное сияние, и человек собирает на море обильную жатву. Из всех норвежских поселков выходят лодки на лов рыбы, вплоть до мест, находящихся за Полярным кругом».

Весной северные острова становятся птичьим раем. «Только две причины побуждают их оставаться на этих землях, — пишет Брем, — брачный инстинкт и ожидание близкой смерти. Во время зимних бурь они летят к скалам только на короткое время, чтобы смазать жиром свое оперение, а при наступлении весны независимо от расстояния собираются в колонии. При приближении лодки навстречу устремляются дружные защитники гнезд. Вскоре огромная стая кружит над лодкой, стоит невероятный гвалт».

В настоящем птичьем заказнике, как мы выразились бы сейчас, Брем побывал на Лофотенах, где нашли пристанище для птенцов кайры и гагарки. Зоолог надолго задержался на северных Лофотенах, где недалеко от берега расположены скальные образования или островки, так называемые «ники», похожие на колокола высотой до 300 метров.

Один из трех таких островков оказался как раз такой птичьей горой. Брем дождался штиля и подобрался поближе, чтобы ничего не пропустить из великого птичьего шоу.

Из дневника: Карнавал жизни

«Куда ни бросишь взор, всюду сидят птицы. Во всех углах, концах, во всех щелях и дырах, они были справа и слева, вверху и внизу, летели сверху и снизу. Со стенок, с вершины горы вниз, в море он бросались такой плотной массой без перерыва, что даже не удавалось выделить глазом каждую конкретную птицу. Тысячи их сидели, тысячи танцевали, еще сотни летали, кувыркаясь в этом карнавале жизни, и все вокруг было наполнено хлопаньем крыльев, писком, криками… Попытка подняться на вершину горы, чтобы поиметь полное представление об окрестностях, не удалась. Наверху все тоже роилось и жужжало».

Брем не уходил со скалы 18 часов, впитывая в себя навсегда сценки из птичьей жизни. В полночь наконец все угомонилось. Птицы сидели неподвижно, образуя длинные белые линии, выставив вперед лишь грудь и клюв. На восходе шум возобновился, и спуск Брема, окруженного тысячами крачек, превратился в паническое бегство.

Аналогичное зрелище представилось ему во время визита на лежащие недалеко от мыса Нордкап островки Сверхольт, место гнездовья моевок. На скале 800 метров длиной и 200 — высотой они устроили тысячи гнезд в пещерах. Встревоженная выстрелами, гигантская стая птиц взмыла в воздух и постепенно опустилась на поверхность моря. Брем был очарован: «Как мне описать это незабываемое зрелище? Надо ли говорить, что море было как темное платье, опутанное миллионам ярких бусин? Или сравнить чаек со звездами с небес? Я знаю только одно — нигде больше я не видел такого красивого океана. И как будто бы не хватало еще красок: полуночное солнце на короткое время кутало розовым светом предгорья и самих птиц, гребни волн стали золотыми, и мы стояли, не в силах пошевелиться…»

Из дневника: Пронзительные крики чаек

«Почти каждый камень, который поднимался над поверхностью моря, был усеян птицами. Некоторые из них проводили там по многу часов. Рядами, как солдаты на плацу, сидели они по десять, двадцать, сотне штук в странных позах, вытянув свои длинные шеи и расправив крылья, подставив таким образом все части тела благословенному солнышку и одновременно внимательным глазом осматриваясь окрест.

Когда мы отплывали, пронзительные крики чаек заглушили шум прибоя, и когда сизый остров растаял в тумане, вместе с ним растворились в стылом воздухе и последние возгласы птичьего племени Лофотен. Они остались там, где были всегда, — в своем холодном доме на севере Европы, неприветливые к чужакам и нежно заботящиеся о своем потомстве…»

Орнитологические экспедиции обычно включают в планы работы сбор коллекции птичьих тушек. Но любитель животных Альфред далеко не всегда мог выполнять эту работу. В данном случае изящные тушки, украшение любого собрания, никак не входили в его планы. «У меня рука просто не поднималась приносить несчастье этому миру пернатых, особенно в их праздничных брачных нарядах. К чему лишние страдания?»

Но и без тушек он получил здесь столько ценной информации, что хватило бы на толстую книгу. Главное, что он открыл, это то, что у различных районов северных гор имеется своя фауна, отличная от других регионов. Для Брема как орнитолога огромный интерес представляли фьорды, где птицы, горы и море составляли единое целое, одно продуктивное сообщество.

В Норвегии он также встретился со старыми друзьями: оказалось, что родная ласточка долетает до 64-й широты, а «друг воробей» даже до 65-й! Особой популярностью пользовалась в Норвегии сорока, которую здесь даже охраняли.

Но чем дальше проникал зоолог на север, тем меньше видов встречалось ему, но попадались новые, неизвестные для этих мест виды, особенно среди болотных и водоплавающих, а также куропаток и хищных, которых он мог внимательно наблюдать в их естественной среде.

Альфред Брем блестяще описал свое путешествие в журнале «Гартенлаубе» и, понятное дело, использовал этот материал в своей обширной работе, над которой в те годы трудился.