Возвращение в Каир

Возвращение в Каир

Когда прибыла остальная часть денег, путешественники стали готовиться к обратной дороге. Генерал-губернатор щедро приказал выдать в полное их распоряжение две небольшие гибкие лодки, которые обычно перевозят лес на север. На них было достаточно свободного места, что также явилось немаловажным фактором при транспортировке животных. Наутро 29 августа подняли парус и 3 сентября были уже в устье Атбары, последнего притока Нила.

В Бербере команда приготовила судно для последнего опасного участка у порогов. Вскоре пустыня уже тянулась бахромой по берегам реки. Брем обязательно хотел увидеть те грандиозные памятники древней культуры, которые на пути в ту сторону он не смог посмотреть. Комплекс пирамид Мероэ давал прекрасную возможность приобщиться к древностям. Построенные из песчаника памятники сильно разрушились[10].

Поселок Абу-Хамед, ворота в Нубийскую пустыню, знаменовал собой начало опасного участка водного пути. Команда умело и решительно преодолела все коварные места.

Храмовые комплексы Напаты, расположенные у подножия священной горы Баркал, оказались полностью разрушенными.[11]

Царские гробницы в целом были похожи на пирамиды области Мероэ, хотя они гораздо меньше, чем пирамиды в Гизе. Например, если длина стороны Великой пирамиды 233 метра, то расположенные на небольшой территории «пирамидки» Мероэ и Напаты имеют длину стороны 10, а высоту всего 20 метров.

После монотонных пустынных берегов нубийское побережье Нила порадовало хоть некоторым разнообразием: появились финиковые пальмы и зеленые поля. Около Эд-Деббы путешественники достигли точки, где в прошлый раз сошли с лодки и двинулись пешком.

В Дондоле путешественники позволили себе несколько выходных, которые были использованы для орнитологической охоты, принесшей большую добычу.

Между тем близился главный рискованный порог в Вади-Хальфе. Европейцам неоднократно говорили об опасностях, которые грозят при преодолении этого участка реки. Однако Брем и Мюллер были непреклонны в своем решении плыть этим путем. Но надо было позаботиться хотя бы о бесценных коллекциях — они ни в коем случае не должны были пропасть. Под присмотром слуги Али Арха коллекции были выгружены на берег. Нубийским же спутникам была предоставлена свобода выбора — и никто из них не решился плыть через пороги. Капитан, старый и опытный речной волк, в последний раз попытался уговорить молодых людей сойти на берег, однако те не внимали никаким мудрым советам.

И вот настал долгожданный, но страшный день 5 октября. Кораблик дрейфовал в направлении скального лабиринта.

Из дневника: Сквозь скальный лабиринт

«5 октября. На закате солнца палуба маленького корабля оживилась. Пришли важные рейсы, люди опытные и бывалые, бодрые и крепкие матросы — и все предлагали нам свою помощь. Лоцман выбрал из них лучших и наиболее крепких. По нашему желанию, пришел наконец и беллаль, наш прежний старый рейс, пришедший помочь молодым людям своими советами. У каждого весла стало по два гребца, а на руле трое лоцманов. На берегу поставили матроса с громадным деревянным молотком, который должен был развязать канат, державший нашу лодку. Он уж был готов.

— Мужи и сыны Нубии, читайте фатха, — скомандовал беллаль. И все присутствовавшие хором громким голосом стали произносить первые строки вечной книги — Корана.

— Помилуй нас, Господи, от беса, окамененного Тобою!

— Во имя Всемилостивейшего!

— Слава и хвала Создателю, Всеблагому, Царствующему в день судный! Тебе послужим, Тебе помолимся, да направишь нас на истинный путь, на путь тех, к которым Ты милостив, а не на тот путь, по которому ходят заблудшие, возбудившие праведный гнев Твой! Аминь!

Тогда Беллаль сказал: «Эшхету ину ла иль лаха иль Аллах!» и все отвечали ему: «By нешхэту ину Мухаммед рассуль Аллах!» И по данному знаку все весла опустились в воду.

Таково было краткое общепонятное богослужение перед началом опасного плавания. Оно являлось вполне достойным здешнего народа. И слова и деяния религии вовсе не пустые формулы для магометанина; для него это глубоко прочувствованные истины. Пока мы все молились, чтобы Бог отвел нас от пути заблуждающихся, они молились в то же время, чтобы Аллах показал им сегодня истинный путь. Молитва этих иноверцев и на нас произвела глубочайшее впечатление: не страх опасности смирил нас, а благоговение к религиозности этого полудикого народа, который не начинает ни одного дела, ни за что не берется, не сказав перед тем: «Во имя Бога Всемилостивейшего!» — именно так, как сотни лет перед тем повелел им Пророк. Религия действительно руководит и управляет всеми действиями благочестивого магометанина, влияет на всю его жизнь.

Невозмутимая река медленно несла нашу барку вниз по течению. Продолжая молиться, нубийцы гребли по направлению к лабиринту утесов, расстилавшемуся перед нами, и вскоре достигли первого порога. С ужасною силой рвались волны через подводные камни, едва скрытые под поверхностью воды; барка трещала и стонала по всем швам; весла бездействовали, и судно, не повинуясь рулю, беспорядочно вертелось в бушующей пене. Волны, перебросившись через борт, окатили нас, и мы каждое мгновение ожидали, что барка развалится. Гул водопада был оглушителен; в этом хаосе звуков невозможно было расслышать никакой команды. Береговые утесы теснились все более и, казалось, хотели совершенно заградить нам путь. Тоскливо вперяли мы глаза в узкое ущелье, видневшееся между высокими черными массами блестящего сиенита.

В этом узком отверстии кружились и бушевали исполинские волны. С некоторым замиранием сердца приближались мы к нему. Внезапно все пали ниц, так как корабль с треском ударился о подводные скалы. Однако последствием этого случая, отнявшего у нас всякую надежду, был лишь небольшой пролом и легкая течь. Притом же повсюду кругом рассеяны скалы, на которые по нужде можно выплыть и спастись, стало быть, чего же бояться?

Мы собрались с духом и приготовились как можно спокойнее вступить в опасное ущелье, в котором должны были очутиться через секунду. Мы стояли по крайней мере двенадцатью футами выше уровня реки по ту сторону водопада. Но это продолжалось одно только мгновение, потому что сила течения уже захватила нас. С обеих сторон нависли над нами отвесные скалы в расстоянии каких-нибудь восьми футов от барки, и все весла убрали. Но если барка разобьется об эти утесы, какая возможность взлезть на них? Конечно, никто не залезет, и мы тут погибнем. Но вооружимся мужеством! Вперед! Эти страшные волны не погубят, а спасут нас: они захватывают, подбрасывают корабль и стремительно несут его дальше. Как стрела из лука, летит наша барка через ущелье между скалистыми стенами. Как вдруг, о Аллах! прямо перед нами на том конце водопада возвышается громадный утес: упрямая вершина его возникла из бушующей бездны и, вместо того, чтобы сломиться под напором кипящих волн, служит только к тому, чтобы усилить их бушеванье. Высоко взбивается пена; белый прибой охватывает вершину утеса, словно седые кудри рассыпаются вокруг этой исполинской головы — и прямо на нее летит наша барка! «Во имя Божие, гребите, гребите, молодцы мои, вы смелые, вы сильные мужи, гребите, гребите!» — кричит и стонет рейс.

Впереди летит, раскачиваясь и ныряя, наша вторая барка, проворно забирает она влево, юркнула вниз — раздается радостный крик ее матросов — она вне опасности. «За нею, за братьями вашими, молодцы мои, бравые молодцы», — умоляет, командует, льстит старый рейс. Но это оказывается невозможным: мы летим вниз, также не задев за утес, но с другой стороны.

За нами идет дахабие, принадлежащая правительству. Она слишком длинна, чтобы с достаточною быстротой повиноваться движениям руля; хотя и забирает влево, но волны сильнее ее — раздается ужаснейший треск — дахабие налетела на утес! Великан-таки добился своей жертвы и грозно держит ее на своей голове. Тщетно силится кучка матросов сняться с утеса; он крепко держит их. Рейс в отчаянии поднимает руки к небу, кричит, зовет нас на помощь, умоляет — мы не можем разобрать ни слова из того, что он говорит; да и какую помощь мы можем оказать ему, раз сами пока принадлежим реке. Однако дахабие еще может спастись как-нибудь, потому что она принадлежит правительству. Вот уж один отважный, искусный пловец бросился в разъяренные волны: плывя от одного утеса к другому, он доберется до берега и принесет недобрую весть своим товарищам матросам, собравшимся в Абкэ. Так или иначе, наверное пустят-таки дахабие по течению, хотя это будет стоить неимоверных трудов. Между тем оставшиеся на ней матросы занялись, кажется, починкою проломов.

А где же мы? Чего еще высматривают наши рейсы, с таким беспокойством оглядывая окрестные скалы? И точно, нам кажется, что отсюда нет выхода. Мы заблудились, попали в настоящий лабиринт! Тоскливое опасение овладевает всею прислугою. Ни матросы, ни лоцманы не могут понять, куда мы попали. Некоторые матросы уже скидают остальную одежду, чтобы пуститься вплавь до берега: о спасении барки никто больше и не думает. У весел нет гребцов, у руля нет лоцмана.

Барка все еще стремится вперед между скалами, но со всех сторон вода отступает, наш фарватер становится все мельче. В этот страшный час раздается голос семидесятилетнего беллаля, этого «Абу-Реизина», отца лоцманов; голос его пересиливает вопли матросов и грохот водопада: «За весла, герои! Не с ума ли вы сошли, дети неверных? Работайте! Работайте! Собаки! Мальчишки! Молодцы мои, бравые удальцы! Машаллах! Аллах керим! Иа Аллах амаль!» — а сам хватается за руль. Тут влево открывается широкий рукав реки, туда беллаль направляет барку, искусно попадает в течение и твердою рукой выводит нас в настоящий фарватер. Опасность миновала, и мы ружейными выстрелами приветствуем показавшееся на горизонте, осененное пальмами селение Вади-Хальфа. Арабы падают ниц, и как перед началом плаванья, восклицают: «Слава и восхваление Тебе, Создателю мира!» Полчаса спустя мы приплыли в Вади-Хальфа. Как лестно для нас сознание, что мы счастливо избегли такой ужасной опасности! Однако в другой раз я бы уж не согласился переплывать водопад у Вади-Хальфа, изведав однажды все его ужасы».

Около получаса длился этот неистовый танец по порогам, пока наконец приключения не окончились. Второй раз, как признался сам Брем, в такую авантюру он не пустился бы.

Стоянка в Асуане была недолгой. На следующий день появился Эдфу, а уже 15 октября — Иена. Тысячи водоплавающих птиц населяли здесь затопленные поля и представляли прекрасный материал для орнитологов.

Вот уже Луксор, Асьют и Кенне позади. 28 октября над морем пальм поднялись верхушки Великих пирамид… Город халифов был рядом.

Верхом на ослах подъехали к воротам древней столицы, жизнь которой сразу же захватила спутников в свой водоворот. Прежде всего им был необходим отдых и покой, которыми они смогли насладиться в комфортабельном доме. У австрийского консула Чемпиона скопилась для них кипа почты, а вот денежного перевода все еще не было. Мюллер был склонен сразу же ехать дальше, однако большой груз с животными требовал особой заботы.

Вынужденный простой использовали для ознакомительной поездки на озеро Манзала, в ней принял участие примкнувший к ним барон фон Вреде, обследовавший с 1843 года пустыни юго-востока.

В середине февраля барон Мюллер вступил на борт корабля, увозившего его в Европу. Брему, который оставался в Африке, трудно было расставаться со старым спутником, хотя они и не стали друзьями.

Из дневника: Прогибание со спутником

«Я ехал с ним сюда из Германии и проехал всю Северную Африку до страны негров, целых два года делил радости и невзгоды, мы много пережили вместе, спали под одним одеялом в одной палатке, пили из одного котелка и черпали воду из одного источника. Даже если он и был иногда несправедлив ко мне, мы все равно как братья, и вот наши пути разошлись: он едет домой, а я возвращаюсь на дальний юг. И я прижимаю его к своему сердцу и говорю: «Прощай»».