Глава двадцать первая БОЛЬШАЯ ЧИСТКА

Глава двадцать первая

БОЛЬШАЯ ЧИСТКА

Не многим удавалось поговорить откровенно с Виталием Васильевичем Федорчуком.

В 2007 году с 89-летним экс-министром встретился корреспондент украинского еженедельника. В небольшом интервью с красноречивым названием «О чем молчит генерал Федорчук?»[69] трижды встречается слово «ненавидел». Там, где речь идет об Андропове.

Об отношениях с Андроповым: «Он меня ненавидел так же, как я его». На должность главного милиционера Юрий Владимирович назначил Федорчука, «ненавидя и желая унизить». «И ничего. Я это пережил», — говорит Виталий Васильевич. Щёлокова, свидетельствует генерал, Андропов «ненавидел лютой ненавистью».

Читая эти откровения пятьдесят первого министра, в столь преклонные годы одолеваемого разрушительными страстями, думаешь: сам не жил и другим не давал. Находясь в таком состоянии, он не мог получать удовольствия от своей работы. Хотя есть свидетельства, что иногда Виталий Васильевич был способен проявлять что-то вроде участия. Генерал Галустьян, понимая, что в центральном аппарате ему несдобровать, пришел к министру с просьбой о переводе заместителем начальника Управления внутренних дел на БАМе, в Тынду. Федорчук по-свойски и даже с отеческими нотками сказал: «Вот это правильно. Я тоже в своей жизни много ездил. Ты еще молодой, у тебя всё впереди». Кивнул головой на портрет Андропова и развел руками, дескать, сам всё понимаю, но что могу поделать?

Едва ли не большую неприязнь, чем новый министр, в МВД вызывал его заместитель по кадрам Василий Яковлевич Лежепеков. Того, направив в МВД, тоже «унизили». В первые месяцы 1983-го заместитель председателя КГБ Лежепеков занимался тем, что направлял чекистов в органы внутренних дел «на укрепление». Предпочитали укреплять младших соседей, конечно, теми, кто похуже. Сулили блага — жилье, очередное звание, но всё равно после долгих уговоров, посулов и запугиваний из каждых пяти кандидатов трое-четверо предпочитали любыми способами от такой чести уклониться. Затем пришел черед самого зампреда…

Разговор Андропова с Лежепековым по «кремлевке» (В. Некрасов «МВД в лицах». М., 1999) чем-то напоминает давний, известный читателю диалог Брежнева и Тикунова. Беседе аппаратчиков на их новоязе хочется дать «человеческий» подстрочник.

«Андропов. Здравствуй. Тебе Савинкин разве ничего не объяснил?

Лежепеков. Ну, был разговор. Это ваше решение направить меня в МВД? (А то он не знает.)

Андропов. Да. (А то ты не знаешь.) Тебе нужно пойти туда и поработать вместе с Федорчуком так, как работал со мной. (Можешь называть себя андроповским кадром, мне не жалко) Там развелось много гнили — нужно почистить. (В КГБ вы с Федорчуком не нужны, а в милиции — одним дуболомом больше, одним меньше…)

Лежепеков. Тогда я согласен. (Отныне он направлен в МВД не решением отдела адморганов ЦК, а „по личной просьбе Андропова“.)

Андропов. Молодец. Давай. (Одной головной болью меньше.)»

К тому времени Василий Яковлевич знал уже все абсолютно точно из разговора с его будущим начальником.

«Федорчук. Я не просил вас на работу в МВД, но когда это предложил Юрий Владимирович, то ответил, что возьму с удовольствием.

Лежепеков. Тогда мне ясно, что это инициатива Чебрикова.

Федорчук. Возможно».

Виталию Васильевичу при переводе в МВД в качестве компенсации за моральный ущерб дадут звание генерала армии и обещание наградить вскоре Звездой Героя Социалистического Труда (не наградят), а Василия Яковлевича повысят до генерал-лейтенанта.

Повысить-то их повысили, но и унизить — унизили. Неудивительно, что когда в МВД впервые увидели пятьдесят первого министра, то многие прочитали на его суровом лице: «Как я вас тут всех ненавижу!» С таким же настроением придет на новое место службы в марте 1983-го и его заместитель по кадрам. В прошлой своей жизни они привыкли иметь дело почти исключительно с врагами, в борьбе с которыми все средства хороши. Подслушивать врага, следить за ним, набирать на него компромат, если он не сдается — уничтожать (не перевоспитывать же его) — это абсолютно нормально и даже нравственно. Осталось себя вновь и вновь убеждать, что ты пришел в «стан врага».

Игорь Иванович Карпец, в то время начальник ВНИИ МВД, с ужасом наблюдает, что происходит в Главном управлении уголовного розыска с его кадрами:

«С приходом министра Федорчука, его „серого кардинала“ Лежепекова и их сподручных началась „охота на ведьм“… Всех самых лучших сыщиков, собранных в группу ст. инспекторов по особо важным делам — В. Ф. Корнеева, Б. В. Слободина, А. И. Арбекова, Ф. Д. Светлова во главе с их руководителем — А. С. Муравьевым — „ликвидировали“, ликвидировав группу как самостоятельное подразделение. Трагична судьба А. С. Муравьева… Он был вызван в Управление кадров министерства (ведомство Лежепекова, Мельника и др.), с ним велся длительный и, видимо, очень тяжелый разговор. Зная характер Алексея Сергеевича, я представляю, что „разговаривающим“ было с ним нелегко. Он же, выйдя оттуда, вернувшись в главк, сказал товарищам, что уезжает к матери, по-моему, в Смоленскую область. Через два дня мы получили известие о том, что А. С. Муравьев — могучий человек, прошедший войну, видевший смерть и в уголовном розыске, честный, прямой — окончил жизнь самоубийством, выстрелом из охотничьего ружья. Последние его слова были: „Меня толкали на подлость, пусть не рассчитывают на это…“ По факту самоубийства полагалось вести следствие. Его не было.

…Не было расследования по факту самоубийства еще одного из начальников отделов, работавших при мне, — Владимира Николаевича Нечаева. Меньше всего можно было думать, что он способен на это. Выдержанный, корректный, прекрасный специалист… В тот же период после „крупного разговора“ не выдержало сердце у Юрия Константиновича Щербакова — начальника отдела по борьбе с наркоманией, еще молодого, но весьма квалифицированного работника».

Из созданных при Щёлокове структур одной из первых пала служба профилактики правонарушений. Ее расформировывают за ненадобностью. Действительно, сложно представить Федорчука, который бы занимался этим муторным делом, например, созданием летних лагерей для трудных подростков. Ликвидировали центр по передовому опыту, ряд других научных центров.

К этому можно добавить такие милые картинки, словно они совсем из другой, варварской эпохи.

В ведомственных музеях прячут экспонаты, подаренные Щёлоковым. Сотрудники Центрального музея МВД по приказу свыше с металлических кубков, мраморных статуэток соскабливают дарственные надписи с именем бывшего министра…

Фотографии Щёлокова изымаются из архивов органов внутренних дел по всей стране и уничтожаются. «Чистят» даже личные архивы милиционеров[70].

Из библиотек изымают печатные работы не только Щёлокова, но и, например, Карпеца и других подозрительных авторов по списку.

То один, то другой сотрудник МВД вдруг обнаруживает за собой наружное наблюдение. За генералом, вернувшимся из Афганистана, год ходил «топтун» — но это еще как-то можно понять. Ученый-криминолог Анатолий Алексеев получил предложение от Федорчука стать его помощником. Соблазн был, вспоминает Анатолий Иванович: лампасы получить, улучшить жилищные условия. Но тут ученый обнаружил за собой «наружку». «Насилу сумел отвертеться», — говорит Алексеев.

Поневоле задаешься вопросом: а что натворило МВД? Пыталось совершить государственный переворот? Найдены массовые захоронения замученных? Какие имелись в тогдашнем МВД пороки, которые нельзя было устранить, что называется, в рабочем режиме, как это и делается обычно, когда в организации меняется руководитель? За что его так?

Конечно, любой пятьдесят первый министр внутренних дел, окинув свежим взглядом доставшееся ему ведомство, обнаружил бы в нем немало недостатков. Все-таки его предшественник занимал свой пост 16 лет. Зарвались хозяйственники — это понятно, с ними надо серьезно разобраться (не забывая, что «после Брежнева» в любое крупное ведомство ткни — и сажай хозяйственников на скамью подсудимых рядом с Калининым). Разрослись штабные и кадровые подразделения. Стал вовсе не нужен и вреден ведомству «молодой, энергичный» брежневский зять (который при жизни тестя все-таки кое-что полезное для МВД сделал). Но при этом: мы знакомы с кадровым составом Министерства внутренних дел начала 1980-х. Это — враги? «Гниль»?

В 2008–2009 годах автор этих строк имел возможность проехать по райотделам одной из губерний Центральной России. Не сказать, что везде охватывало чувство безнадеги. (Хотя некомплект в уголовном розыске 15 процентов — такое в 1970-е трудно было представить. Один старый сыщик рассказывал автору, что права работать в угро в то время он добивался десять лет.) Но почти всякий раз, когда безнадега отступала и ты видел работу, обнаруживалось, что эта работа держится, как на гвозде, на человеке, который либо начинал в МВД в 1970-е, либо у таких людей учился. Вот вам и все разговоры про «гниль».

Была «гниль», были коррупционеры, взяточники (там, где таковой была власть), но при всем том Министерство внутренних дел и в 1982 году находилось на такой высоте, о которой в последующие годы можно было только мечтать.

Щёлоков — руководитель министерства, в котором обнаружились финансово-хозяйственные нарушения… Это, конечно, никуда не годилось. Нет в этом достаточного масштаба, достойного людей, выполняющих личное поручение Ю. В. Андропова. Как тогда объяснить войну, которую затеяли в МВД пятьдесят первый министр, его заместитель и пришедшие с ними? Министерство до них возглавлял враг — никак не меньше. Мы говорили о том, что Николай Анисимович Щёлоков ставил крупные цели. Ну, вот и Виталий Васильевич Федорчук тоже их ставил.

Есть разные оценки, сколько сотрудников МВД было уволено из органов в ходе той «чистки» по отрицательным мотивам. Без риска ошибиться можно сказать: свыше ста тысяч человек, то есть примерно каждый десятый. Многие по доносам и без объяснения причин[71]. В некоторых регионах массовых увольнений не было — это зависело во многом от настроя местного УКГБ и степени влиятельности руководства региона. Бывший начальник тульского УВД А. И. Сафонов рассказывал автору: «К нам прислали „на усиление“ четырех сотрудников УКГБ. Дали самых ненужных. Я их поставил на должности, чтобы они ни на что не влияли. Вскоре они от нас сбежали».

При этом Лежепеков впоследствии сожалел, что они прошли только по верхам, надо было копнуть глубже.

На должности увольняемых милиционеров приходили сотрудники органов госбезопасности. По прошествии трех лет практически никого из них в МВД не осталось. В. Полубинский как исключение приводит такой пример: «Сверх определенного разнарядкой срока отслужил до выхода в отставку с должности заместителя начальника ГУВД Москвы А. П. Бугаев, оставив у сотрудников МУРа и других оперативных служб главка самые добрые воспоминания о себе и как профессионал, и как человек».

Если бы сотрудники КГБ шли в милицию работать, а не чистить, не было бы, наверное, такой беды.

Не будем перегружать книгу цитатами и цифрами, их легко найти в соответствующей литературе. Расскажем читателю о том, как сложились судьбы некоторых известных ему персонажей.

…После операции в Грузии, в результате которой к январю 1983 года спецгруппа ОРЧ ГУБХСС вернула государству семь миллионов рублей, оперативники этого подразделения находились на гребне успеха. Им так казалось. Вилен Апакидзе сказал: «Ребята, не волнуйтесь, Федорчук вас не тронет. Группа создавалась с ведома Андропова». Сергей Бутенин узнал, что их начальник в конце 1950-х служил в охране советского посольства в Венгрии и с тех пор был знаком с Юрием Владимировичем.

«Тем не менее Федорчук проехал по нам танком, — говорит Бутенин. — ГУБХСС он фактически разогнал, уволив из главка человек 180. Мы почти всю агентуру разом потеряли. Стал набирать комитетчиков, приглашал их из регионов, давал им квартиры. Потом почти все они разбежались, поскольку профессионально не были готовы к милицейской работе. Их руками он боролся со „щёлоковщиной“ в нашем главке.

Вот как сфабриковали дело против Андрея Ярцева из нашей спецгруппы. У него была агентесса. Ей сказали: либо посадим за валютные операции, либо давай показания на Ярцева. „Ты давала ему деньги?“ — „Нет, — отвечает, — это он мне платил“. В итоге слепили обвинение, что он получил от нее взятку в виде духов, двух кассет и костюма „Адидас“. На суде адвокат спрашивает: „Какие духи давали?“ Она: „Не помню, может быть, и не духи“. Адвокат: „А кассеты на какой пленке?“ — „Не помню“. „Какой костюм ему дали, помните?“ — „Тот, который для мужа покупала“. Пригласили в зал суда ее мужа — вошел шкет 46-го размера, а у Андрея — 56-й. Дело и развалилось. Когда Ярцева выпустили, агентесса пришла к нему домой и встала на колени: „Простите, меня сломали“. А человек почти три года провел за решеткой. Он умер в 2009 году, не дожив до шестидесяти лет. Другого нашего товарища держали в тюрьме девять месяцев и тоже выпустили за отсутствием состава преступления.

Против меня, как ни старались, ничего не могли найти, потому что у меня даже велосипеда тогда не было. В конце концов, в 1985 году уволили „за отсутствие оперативного мастерства“, хотя за три месяца до того наградили „за оперативное мастерство“.

А Вилен и вовсе попал в жернова. В марте 1983 года его уволили, но не трогали. Позже он нам рассказал, что уже тогда с него стали требовать показания против Щёлокова, поручения которого он выполнял. Поначалу даже сулили должность начальника УВД одной из областей. В конце 1983-го он вдруг надолго исчез. Вернулся — мы его не узнали! Как оказалось, через провокатора его выманили в одну из республик и там упрятали в „психушку“, где три или четыре раза вкачивали „сыворотку правды“ — инсулин. Хотя и двух уколов инсулином бывает достаточно, чтобы сделать человека инвалидом. Он и стал инвалидом. Ходил с палочкой — колени не держали, все зубы выпали. Ему не было 50 лет. Потом он до конца дней работал советником по безопасности в академии у Абела Аганбегяна. Крайне порядочным был мужиком, ярким, равнодушным к материальным благам. Такая судьба…»

Многие секреты того времени мы никогда не узнаем.

Время отфильтровало, где была «гниль», а где — не «гниль». Интересно было бы сравнить, как сложились судьбы выдвиженцев Щёлокова и выдвиженцев Андропова, кто из них оказался богаче, порядочнее, кто тяжелее перенес крушение идеалов…

9 февраля 1984 года умер Юрий Владимирович Андропов. 13 февраля генеральным секретарем ЦК КПСС был избран Константин Устинович Черненко.

Ждали изменения андроповского курса. Но изменений не произошло. Если бы Черненко пришел к власти сразу после Брежнева, изменений бы тоже не произошло.

Следственная группа Главной военной прокуратуры, как уже отмечалось, после смены первых лиц несколько дней находилась в растерянности, ожидая, что ударят по рукам, но потом ее руководитель Миртов сказал: продолжаем работать.

В мае 1984 года Николая Анисимовича начинают вызывать на допросы как свидетеля по делу о злоупотреблениях в ХОЗУ МВД. Проводятся очные ставки. Заключенный в Лефортове Калинин, как мы знаем, написал множество «чистосердечных признаний», на основании которых главным образом и выстраивались обвинения против экс-министра.

О чем спрашивают следователи Щёлокова? Вот выдержки из протокола допроса, который В. Р. Миртов проводил 3 июля 1984 года с 11 часов до 14 часов 55 минут.

Из ответов Щёлокова:

«…Помню, что как-то от МВД УССР были доставлены букинистические книги. Со списком этих книг я был ранее ознакомлен в ходе следствия, осмотрел свою личную библиотеку, среди книг оказалась часть киевских. Список на одном листе в количестве 11 (одиннадцать) штук прилагаю к протоколу допроса, а сами книги передам в ближайшие день-два.

…Никаких изделий из бивней мамонта, а тем более самих бивней у меня никогда не было. Если кто-либо говорит о таких подарках мне — это сущая чепуха.

…В Златоусте Челябинской области мы заказывали как сувениры художественное литье — „Конь с попоной“, штук десять. Дарили их ответственным работникам правоохранительных органов, в числе которых были т. т. Горкин и Руденко.

…Категорически отрицаю, что из МВД Уз. ССР мне, якобы, передавался узбекский ковер размером 10?10 м. Объявленные показания обвиняемого Калинина о том, что этот ковер, якобы, разрезанный в Москве на 4 части, был развезен по квартирам членов моей семьи — считаю глупостью и наговором. Никаких „ковровых четвертинок“ у нас в квартирах нет и быть не могло…

…В Гусь-Хрустальном заказывались иногда хрустальные вазы и другие изделия для подарков от МВД СССР. Мне лично ни ваз с моим портретом, ни других изделий из Владимирского УВД не передавалось. Если и были какие-то подобные подарки к моему 70-летнему юбилею, то они переданы в музей МВД. В квартире держать вазу с портретом, напоминающую урну в крематории, я никогда не стал бы.

…Я впервые слышу сегодня и о том, что якобы от Цепкова (начальника ГУВД Московской области. — С. К.) на мое 70-летие были доставлены 10 молочных поросят. Это вздор. За столом у меня на даче № 8 было не более 15-ти человек, а вся кухня организовывалась через ресторан „Прага“».

И так почти на пяти машинописных страницах. Учтем, что перед следователями сидит человек, который 16 лет занимал одно из самых «хлебных» мест в стране. Да в какое время! Да при каких национальных традициях — благодарить за оказанную услугу! МВД, вспомним, — ближайший к населению правительственный орган. Здесь — вопросы прописки, выдача заграничных виз, содержание мест лишения свободы… А проблемы на дорогах? А раскрытие преступлений — главное? Не забудем, что МВД ведет серьезную промышленную и хозяйственную деятельность. Министр внутренних дел только и слышал: посодействуйте, посодействуйте, посодействуйте. В его приемной побывали известнейшие люди страны. У него подчиненные, которые от него зависят, в каждой точке Союза. А коллеги в других странах? Земляки из Молдавии, Днепропетровска, которые, конечно, не понимают, как можно прийти к нему на прием или зайти в гости с пустыми руками? Попробуй уследи за подарками. Что-то отдашь в музей, а иную красивую или полезную вещь и жалко отдавать…

На таком «хлебном» месте желающему обогатиться не надо воровать вещдоки. Не надо вымогать взятки. Не надо поощрять спекуляцию через «закрытый магазин для своих». Не надо рэкетировать антикваров. Достаточно, например, «порекомендовать» человека на должность в одном из известных регионов — и привезут тебе всё, что хочешь… Он мог ворочать миллионами, а его спрашивают про книги, молочных поросят, четвертинки ковров. Поэтому соратники пятидесятого министра, которые читали то, что выше процитировано, только и могли сказать: «Да, товарищ Калинин…»

…Из первых же допросов Николай Анисимович мог понять, что, если сверху не поступит сигнала «стоп», его рано или поздно добьют, не «бивнем мамонта», так «четвертинкой ковра». Однако такого сигнала сверху не поступит. В аппарате к этой истории привыкли. Она застарела. Бывший «всесильный министр» — искупительная жертва, чем быстрее завершат разбирательство с ним, тем быстрее отвяжутся от других из «брежневского окружения».

Каток уже не остановить.

В последние месяцы Николай Анисимович не общается практически ни с кем, кроме родственников. У старых соратников своих проблем навалом. А самому звонить неудобно. Чем он занимается? В основном читает. И сам много пишет. К сожалению, по словам его сына, из написанного им в то время ничего не уцелело.

Однажды, гуляя по Бережковской набережной, В. Ф. Некрасов узнал в идущем впереди человеке Щёлокова. Владимир Филиппович подошел, представился. Николай Анисимович сказал: «Я вас помню. Спасибо, что узнали. Многие теперь от меня отвернулись». Поговорили, разошлись…

В ноябре проходят обыски одновременно на квартире у Николая Анисимовича, на квартирах и дачах его родственников. Он очень сильно переживает, что подставляет под удар и своих детей. Александр Ильич Хорошко, входивший в следственную бригаду, вспоминает, что квартира бывшего министра не показалась ему роскошно обставленной, самым примечательным в ней было — библиотека, в которой следователь увидел много старых и редких книг.

В тот день Николай Анисимович при появлении рано утром в его доме следственной бригады выложил из сейфа 9,5 тысячи рублей, объяснив, что эти деньги получены им в комиссионном магазине за проданную мебель. Щёлокову оставили 500 рублей, 9 тысяч у него забрали. Мог ли он эти деньги отдать кому-нибудь на хранение? Наверное, мог. Следователям показалось, что он готов к их визиту. Однако Щёлоков этого не сделал. Он по-прежнему не считал себя виновным и не думал, что деньги у него заберут. Такое ощущение, что старика просто грабили…

С самого начала разбирательства Николай Анисимович ведет себя наивно и неразумно с точки зрения интересов своей защиты. Его подозревают в том, что он присвоил ту или иную вещь, — всего лишь подозревают. И он сразу эту вещь возвращает. Получается, что тем самым он признаёт факт присвоения государственного имущества. В феврале 1983 года, как мы уже упоминали, он возвращает три иномарки, которые переданы ему в собственность решением правительства. Можно осуждать сам факт, что советские руководители принимают такие подарки от зарубежных фирм, однако Щёлоков машины не украл, он проинформировал Совмин, получил разрешение. Видимо, что-то мешало Щёлоковым пользоваться этими машинами — они не выезжали из гаража МВД (была и четвертая машина, которую министр подарил Брежневу). Николай Анисимович свою собственность сдает — одну из машин выкупает. Есть признание вины, есть возврат присвоенных ценностей — тысяч, наверное, сразу на сорок. Неразумно поступил — но как совестливый человек. Вилен Апакидзе однажды встретил Щёлокова. Тот сообщил, что его спрашивали о часах, которые ему подарили на юбилей члены коллегии МВД. Николай Анисимович намеревался их найти и вернуть (он забыл, что они с Чурбановым подарили эти часы Брежневу). Апакидзе стал Щёлокова отговаривать. Потом поделился с Бутениным: «Чудит Дед! Он же не украл эти часы — есть решение коллегии. Я бы ни за что не вернул».

Щёлоков не прятал ценности, считал это ниже своего достоинства, у него даже мысли такой не возникало — таково мнение, вспомним, члена следственной группы военной прокуратуры.

Джон Эдгар Гувер говорил: «За 40 лет своей карьеры я встречался с тысячами преступников. У них было общее: все они были лжецами».

Если человек не был лжецом…

6 ноября 1984 года Николая Анисимовича лишают звания генерала армии. Указ об этом появляется в печати 10 ноября — в День милиции.

7 декабря — заседание Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Решается вопрос об исключении его из партии. Николай Анисимович присутствует, отвергает все предъявленные ему обвинения. Решение КПК: «За грубое нарушение партийной и государственной дисциплины, принципов подбора, расстановки руководящих кадров, злоупотребления служебным положением в корыстных целях в бытность министром внутренних дел СССР члена КПСС Щёлокова Николая Анисимовича (партбилет № 00 139 000) из партии исключить». Стоит отметить, что летом того года в партии был восстановлен верный сталинский соратник В. М. Молотов. На этот шаг решимости у Черненко хватило.

Видевшие Николая Анисимовича в эти дни отмечают, что, несмотря на обрушивающиеся на него удары, он сохраняет самообладание. Даже такой недоброжелательный свидетель, как главный военный прокурор Катусев, отмечает: «Держался Щёлоков хорошо, без признаков явно выраженной депрессии, однако моментами выдержка покидала его (имеется в виду момент обыска. — С. К.). Особенно это проявилось, когда он протянул нам маршальскую звезду генерала армии со словами: „Будете в Министерстве обороны… мне-то лучше, чтобы вы ее сдали, чтобы мне не возиться. Мне же она ни к чему…“».

Наконец последний удар. Президиум Верховного Совета СССР решает лишить Н. А. Щёлокова звания Героя Социалистического Труда и других наград, кроме боевых. Это решение — грубейшее нарушение закона, поскольку принять его может только суд. Николаю Анисимовичу домой звонит чиновник из Президиума ВС и предлагает сдать награды. Щёлоков говорит: «Приезжайте и забирайте». Назначает время.

12 декабря днем он — в гостях у сына. Уходя, незаметно уносит в сумке охотничье ружье[72].

13 декабря. Он действует деловито, просто, как человек, для которого органично чувство ответственности. В столовой на журнальном столике подготовлены папки с документами. На обеденном столе — портмоне, а в нем — 420 рублей и записка зятю с просьбой заплатить за газ и свет на даче и рассчитаться с прислугой. Рядом два коротких, по странице каждое, письма. Одно адресовано детям (в нем, в частности, Николай Анисимович просит сына подготовить сестру Ирину к трагическому известию). Адресат второго письма — К. У. Черненко. Николай Анисимович пишет: «Так начинался 1937-й год…» Он заверяет членов Политбюро, что не нарушал законности, ничего у государства не брал, просит избавить от преследований его детей. Заключительные слова этого письма (воистину — послания глухим, на которых его поступок не произведет никакого впечатления): «Прошу Вас, не допускайте разгула обывательской клеветы обо мне, этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, а это в свое время испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все доброе. Прошу меня извинить. С уважением и любовью — Н. Щёлоков». Письмо датировано: 10 декабря 1984 года. То есть было написано заранее.

Примерно во втором часу дня 13 декабря Игорю Щёлокову на работу звонит жена. Говорит, что телефон Николая Анисимовича не отвечает. Игорь Николаевич: «Я в тот же момент всё понял». Они застали Николая Анисимовича лежащим в холле, в парадном мундире генерала армии, с наградами. Он выстрелил картечью себе в висок. Ему было 74 года.

Похоронен Николай Анисимович Щёлоков на Ваганьковском кладбище в Москве, рядом — могилы его жены и матери.