Глава восемнадцатая РОКОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава восемнадцатая

РОКОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

«Уважаемый гражданин генерал-полковник!

Рассказывая о злоупотреблениях, творившихся в системе МВД СССР при бывшем министре Щёлокове, привожу следующий факт, который имел место в 1979 году…»

Так начинается «чистосердечное признание», сделанное 16 сентября 1983 года бывшим начальником ХОЗУ МВД Виктором Андреевичем Калининым. Он пишет из следственного изолятора КГБ в Лефортове на имя главного военного прокурора А. Г. Горного.

Пик таких признаний Калинина пришелся на первые числа сентября 1983 года, сразу после того, как он попал в СИЗО. В одном из них Виктор Андреевич отмечает, что «тюрьма удивительно обостряет проникновенность в себя, заставляет заниматься самоанализом». Его явки с повинной изобилуют восклицаниями, вроде «Правда, правда и еще раз правда!», а начинаются: «Вспоминая о прошлой своей преступной деятельности, я хочу следствию рассказать об одном факте, который имел место в кабинете Щёлокова…» Или: «Касаясь своей преступной деятельности, нарушения закона членами семьи Щёлоковых и других лиц, привожу факты разбазаривания государственных средств…»

«…Летом 1979 года, — продолжает подследственный, — я выезжал вместе с Щёлоковым на охоту в Калининградскую область. На охоте присутствовал бывший начальник УВД Калининградской области генерал-лейтенант Соболев Валерий Михайлович, после охоты мы с Щёлоковым поехали в особняк Калининградского обкома КПСС, где был размешен бывший министр.

Через некоторое время в особняк приехал генерал Соболев, который передал Щёлокову шахматы из чистого янтаря с серебряной окантовкой и пакет с деньгами. Помню, Соболев благодарил Щёлокова за перевод на работу в Москву. Соболев говорил: „Я всегда с вами, Николай Анисимович“. Я в это время тоже был в комнате и упаковывал подарки от сотрудников УВД.

Щёлоков шахматы передал мне для упаковки, а пакет, который ему передал Соболев, положил себе в карман брюк. А вечером, когда мы уезжали, он разорвал пакет и выбросил его в урну, а деньги положил в карман кителя. После поездки в Калининград бывший министр Щёлоков выделил Соболеву В. М. 4-комнатную квартиру (проспект Мира) через Совет министров РСФСР.

В дальнейшем я Соболева очень часто видел за длительными интимными разговорами с Щёлоковым в комнате отдыха бывшего министра.

Написано мною искренно и чистосердечно».

Автор книги имел возможность встретиться с непосредственными участниками той истории, чтобы попытаться выяснить, как было дело…

Приближался юбилей министра безопасности ГДР Диккеля. Об этом напомнил Николаю Анисимовичу начальник ГУК Дроздецкий, долго работавший в социалистической Германии и хорошо знавший Диккеля. У Щёлокова с немецким коллегой были очень теплые отношения. Стали думать, что подарить. Кто-то подал идею: вручить министру безопасности ГДР шахматы из янтаря, а выпускают их в Калининграде. Эти шахматы и передал Щёлокову, когда тот находился в командировке в Калининграде, председатель местного облисполкома (а не генерал Соболев). Только были они не из янтаря, а из янтарной крошки — дешевый ширпотреб стоимостью не больше пяти рублей, каким пользуются любители в парках. В Москве, рассмотрев сувенир, генералы решили, что дарить его Диккелю на юбилей стыдно. Поэтому шахматы остались в кабинете у Николая Анисимовича. Впоследствии эта пустяковая история не раз прозвучит в качестве одного из подтверждений нечистоплотности пятидесятого министра, который якобы «присвоил шахматы из чистого янтаря с серебряной окантовкой, приобретенные для вручения министру безопасности ГДР Диккелю».

Добавим, что перевод Валерия Михайловича Соболева в Москву состоялся в 1975 году, за четыре года до описанных событий. Квартиру в столице он получил только в 1980-м, в год Олимпиады, став к тому времени (решением Политбюро) начальником 5-го главка. Пять лет в очереди на квартиру — это даже многовато для сотрудника центрального аппарата МВД при Щёлокове, тем более такого ранга. То есть свои «разоблачения» лефортовский заключенный высосал из пальца, полагая, что именно их от него и ждут.

Следователи прокуратуры, как убедимся далее, знали цену бывшему начальнику ХОЗУ и его показаниям. Однако в закрытых информационных сообщениях, посылаемых в Политбюро и другим «лицам, принимающим решения», эти свидетельства озвучивались. Есть же магическая формула: «В деле имеются показания…» Соответствующая репутация отставленному министру создавалась. На показаниях Калинина во многом и будут строиться обвинения в адрес пятидесятого министра. Главный военный прокурор А. Ф. Катусев, к 1991 году окончательно политизировавшийся, скажет: «С этого момента (после того как Виктор Андреевич попал в тюрьму и занялся „самоанализом“. — С. К.) в поле зрения следствия попали преступные эпизоды, свидетельствующие о предельном цинизме Щёлокова»[46].

Генерал Соболев не знал, что Калинин на следствии пытался его оклеветать. Когда Виктор Андреевич вернется из мест заключения, Соболев поможет ему устроиться на работу. Через некоторое время Калинина уволят. Бывший его начальник позвонит Валерию Михайловичу: «Кого вы нам порекомендовали? Уходя, он унес с собой телефонные аппараты».

Теперь предоставим слово «стороне защиты» — также одному из руководителей ХОЗУ, утверждающему, что генерал Калинин, спасая себя, Николая Анисимовича оговорил.

Евгений Сергеевич Залунин 13 лет (в 1966–1979 годах) возглавлял коммунально-дачную службу МВД СССР. Он был посвящен во многие детали быта Щёлоковых, в какой-то момент стал вхож в семью министра (уточняет: «по хозяйственным вопросам»). Специфическое положение Евгения Сергеевича позволяло ему наблюдать в быту и первых лиц государства. Имел возможность изучать этот быт в сравнении. Но прежде всего: что представляло собой дачное хозяйство Министерства внутренних дел? В нем, хотя бы отчасти, следует разобраться, иначе в будущем не всё будет понятно.

«Союзному министерству от МООП РСФСР досталось в наследство 12 летних дач, — рассказывает Залунин. — В последующие годы мы их реконструировали, построили еще 42 ведомственные дачи, каждая на две семьи, в поселке Лунево по ленинградскому направлению, под Сходней. Когда наладились контакты с министрами внутренних дел других стран и они стали приезжать в Москву, переделали дачу № 8, находившуюся в Серебряном Бору, в дом приемов. Там, помимо гостиничных номеров, имелись кинозал, сауна, бильярдная. В этом доме останавливались только гости высокого ранга — не ниже министров внутренних дел союзных республик, как правило.

— Дача № 1, где жили Щёлоковы, стояла особняком, в Горках-10 по рублевскому направлению. Она входила в ваше хозяйство?

— Мы ее обслуживали по соглашению с Управлением делами Совмина, за которым она числилась. В постановлении правительства оговаривались права каждого жителя поселка. Белье, ковер, телевизор, посуда — всё это министру выдавалось бесплатно. Ему также полагались уборщица и повар, а вот первому заместителю — только уборщица. Остальные заместители жили на ведомственных дачах.

Николай Анисимович держался строго в оговоренных рамках. Он был очень щепетильным в этих вопросах. Ко всем его личным покупкам мы должны были прилагать счет и накладную. Он стремился немедленно расплатиться. У него была любимая поговорка: „Кредит портит отношения“. Все эти документы Светлана Владимировна хранила в зеленой папочке. Когда Светланы Владимировны не стало, папочка затерялась, но потом ее нашли. Игорь Щёлоков мне говорил, что ее забрали в прокуратуру и, кажется, не вернули.

Близким семье Щёлоковых человеком был Василий Федорович Воробьев, которого еще звали „дядя Вася-печник“. Прекрасный строитель, золотые руки, но в хозяйственных вопросах — безграмотный, неорганизованный. У него квитанции часто терялись, и он, я допускаю, мог подставить министра, без умысла. Щёлоковы ему очень доверяли: его им порекомендовал Ростропович, когда уезжал из Союза. Раньше Воробьев был „завхозом“ у Ростроповича и Вишневской.

— Вы имели дело не только с министром, но и с его близкими. Дом, судя по вашим словам, „держала“ Светлана Владимировна, которую считали женщиной с твердым характером. Она пыталась вами командовать?

— Попросить о чем-то могла, но „командовать“ — такого не было. Николай Анисимович меня сразу предупредил, что все серьезные вопросы я должен решать только с ним. Я придерживался этого правила. А вот Калинин любил оказывать благодеяния членам семьи. Могу засвидетельствовать: Николай Анисимович никогда не требовал подобострастного к себе отношения, он был простым и демократичным человеком. К тому же он не был зациклен на быте. Мне казалось, что он „всегда на работе“.

Светлана Владимировна, насколько я знаю, никогда не вмешивалась в дела мужа. Я был свидетелем такого эпизода. Однажды в День милиции в Колонном зале Дома Союзов она стояла в окружении генералов. Кто-то из них сказал, показывая на полковника: надо бы, дескать, и ему генерала присвоить. Светлана Владимировна ответила со значением: „Министром внутренних дел является Николай Анисимович, ему и решать, кого продвигать по службе. Я к этому отношения не имею“. Все сразу притихли.

Я имел возможность наблюдать в быту и членов правительства, и членов Политбюро[47]. С Андроповым, Устиновым и Громыко даже однажды, на день рождения Галины Леонидовны Брежневой, поднял рюмочку. Так вот, уверяю вас, что Светлана Владимировна была одной из самых дисциплинированных, аккуратных, контролирующих свое поведение женщин их круга. Она работала, водила машину. Знала, что много найдется охотников посплетничать на ее счет, но не давала для этого поводов.

— После 1982 года в коммунально-дачной службе обнаружили спецмагазин, в котором якобы за бесценок можно было купить дефицитные вещи. Чурбанов пишет в воспоминаниях, что даже он об этом магазине ничего не знал, и добавляет, что не понимает, зачем он был нужен Щёлокову.

— Щёлоков к этому магазину отношения не имел. Он редко ходил по магазинам, а Светлана Владимировна делала покупки в 200-й секции ГУМа. Кроме того, в МВД имелись пошивочная мастерская — целый комбинат, обувное производство, комбинат питания. Закажи — и тебе привезут, что надо. Они так и поступали и всегда за это расплачивались. Кроме того, люди имели возможность выезжать за границу. Куда им еще?

В КДС действительно имелся магазин — по сути, одна комната, куда время от времени завозились товары. Он предназначался, по крайней мере так задумывалось, для нужд оперативного состава, чтобы оперативники не выглядели одинаково, а то их часто узнавали по внешнему виду. Магазин имел два входа — это было удобно. Продавалась там в основном одежда. В мою бытность начальником коммунально-дачной службы нарушений в работе этой торговой точки (входящей в систему „Военторга“) не было, мне таких обвинений не предъявлялось, как потом — не знаю, но и потом, кажется, дальше разговоров не пошло.

— Вам что-нибудь известно о происхождении картин, которые имелись у министра? Их у Щёлоковых что-то очень много было — больше 120, по оценке следствия.

— Однажды я летал вместе с министром в командировку в Астрахань, на совещание. Местные художники подарили ему картину „Утро рыбака“. С дарственной надписью, примерно: „Министру внутренних дел Щёлокову Н. А. от художников Астрахани“. Ему отказываться надо было? Он же ее не выпрашивал. По-моему, эта картина осталась у него. Но большинство таких подарков сдавалось в музеи МВД. Он много картин и покупал. На Арбате имелись два комиссионных магазина, где продавались полотна известных мастеров. И дарил. Помню, однажды говорит: „Давайте отберем картины, чтобы отправить их в музей“. У него на даче скопилось много полотен, которые некуда было вешать. А в Кадиевке, в Ворошиловградской области, где он родился, открывался музей. Я помог ему отобрать 68 картин. Он отправил их к себе на родину».

…Скромным в потребностях и щепетильным в финансовых вопросах предстает министр Щёлоков и в воспоминаниях бывшего дежурного его приемной Владимира Васильевича Сорокина.

Каждый месяц Николай Анисимович отдавал своим помощникам в приемную 200–250 рублей, вложенные в конверт. Из этих денег они гасили его расходы на обеды в буфете, приобретение театральных билетов, книг, цветов, которые отправлялись по его распоряжению. Он никогда ничего не брал на дармовщину, говорит Владимир Васильевич. Еду в буфете заказывал самую простую: кислые щи, котлету, клюквенный морс, сырники. «Вещизмом не страдал. Светлана Владимировна купила ему дубленку, навязала. Он один раз ее надел — и потом дубленка у него висела в шкафу, ходил в шинели или в обычном пальто. Перед его семидесятилетием рассылались шифровки на места, запрещающие приезд в Москву. Все сувениры и подарки, которые ему тогда передавали, мы отправляли в музей».

Николай Анисимович, насколько можно заметить, относился к деньгам и вещам так, как к ним относится занятой человек, давно отвыкший о них думать. У него была одна из самых высоких зарплат в стране (с учетом доплат за воинское звание) — около 1500 рублей, столько же получали только министр обороны и председатель КГБ. Светлана Владимировна, как доцент, кандидат медицинских наук, получала около четырехсот рублей. Что же касается расходов, то кремлевский продуктовый паек стоил 70 рублей, семье из четырех человек его хватало на месяц. Щёлокову полагались два таких пайка. Из окружения Николая Анисимовича в его бытность министром никому не приходило в голову, что он может жить не по средствам…

В 1979 году начальник дачной службы министерства Евгений Залунин подал рапорт с просьбой перевести его на другую работу. Его просьбу удовлетворили — назначили заместителем начальника управления спецперевозок. Тем самым Евгений Сергеевич избавил себя от многих неприятностей.

Продолжаем разговор с ним:

«— Каково ваше мнение о Калинине? Когда вы с ним познакомились?

— Виктора Андреевича в ХОЗУ пригласил Бойко[48], они были знакомы еще по комсомолу. Я Калинина до того момента не знал. Потом Бойко перевели в управление кадров, Калинин стал моим непосредственным начальником. В первые лет пять особых проблем у нас с ним не возникало. Потом начались неприятности. В конце концов я вынужден был написать рапорт министру с просьбой перевести на другую должность, а причину указал: „В связи с тем, что я разошелся с генерал-майором Калининым В. А. в вопросах чести и порядочности“.

— В чем проявлялась его непорядочность?

— Начиналось с мелочей. Он съехал с ведомственной дачи и прихватил с собой несколько рюмок из цветного стекла на сумму около двух рублей. Я спрашиваю: кто платить должен? Он: „Смешная сумма, о чем говорить…“ Дальше — больше. На одном из наших объектов Виктор Андреевич снял четыре хрустальных чешских люстры. Даже не предупредил меня. А у нас как раз проходила ревизия, комиссия приехала на объект и увидела голые потолки. Я ему звоню: „Что ж ты меня подставляешь?“ — „Ой, забыл доложить“. — „Немедленно заплати“. Он заплатил. В общем, после очередного такого случая я понял, что однажды он подведет меня под монастырь. И написал рапорт министру.

— Николай Анисимович в вашем конфликте принял сторону Калинина?

— К тому времени я уже устал от хозяйственных обязанностей и материальной ответственности. В детали не вдавался. Попросил министра перевести меня в транспортное управление, поскольку по основной своей специальности я транспортник. Насколько мне известно, он хотел уволить Калинина. Почему не уволил? Не знаю, кто-то его, наверное, отговорил. Незадолго до смерти Николая Анисимовича мы с ним разговаривали по телефону, и он сожалел, что этого не сделал.

Ни Николай Анисимович, ни Светлана Владимировна никогда чужого не брали. Их доверием многие злоупотребляли, верно. Тот же Калинин мог от имени министра запросто себе что-то заказать. Из-за одного проходимца оказалось скомпрометировано целое министерство…»

Виктор Андреевич не упускал случая «поймать на крючок» родственников своего начальника, иногда, к сожалению, это ему удавалось. Например[49], в 1981 году тесть министра обратился к хозяйственнику с просьбой заменить ему телевизор «Рубин», служивший более пяти лет. Заменить не получилось, и старый телевизор у Попова выкупили, заплатив за него, как за новый, 650 рублей. Дочь министра Ирина Щёлокова сдала на склад коммунально-дачной службы импортную магнитолу, полагая, что она будет продана через комиссионный магазин. С ней расплатились (по документам — выдали 1500 рублей, по показаниям Щёлоковой — не более 1300 рублей), потом выяснилось, что магнитола осталась непроданной. Сам Николай Анисимович эти факты пояснит так: «Список вещей, якобы сданных моей семьей, я видел в ходе ревизии, в 1983 г. Никаких разговоров ни с Калининым, ни с другими лицами у меня не было. Поэтому прием таких вещей считаю инициативой Калинина, подхалимством семье со стороны его, других работников ХОЗУ». Обычно Николай Анисимович отвечал на вопросы следователей сдержанно, но тут чувствуется, что он возмущен.

Залунин приводит такой эпизод: «Когда у Николая Анисимовича умер тесть, он вызвал меня и Калинина и попросил организовать похороны. Дал начальнику ХОЗУ на эти цели 3,5 тысячи рублей. По-моему, более чем достаточно. Потом я узнал, что какие-то расходы Виктор Андреевич отнес на счет хозяйственного управления»[50].

Однако чем больше негативного узнаем мы о Викторе Андреевиче Калинине, тем очевиднее вопрос: как мог такой человек 16 лет возглавлять хозяйственное управление МВД?

Автор задавал его всем без исключения соратникам пятидесятого министра. В ответ — только недоуменное пожимание плечами. «Щёлоков доверял людям». «Калинин не всегда таким был, только в последние годы». «Хотел уволить — в семье заступились». «Должность у Калинина была такая. Разве в других ведомствах завхозы не воровали?» Чурбанов, отбывавший наказание в одной колонии с бывшим начальником ХОЗУ, пишет, что тот умел казаться «образцовым» и на службе, и в зоне. Но убедительных объяснений соратники Щёлокова не дают. Зато их с легкостью дают его обвинители.

Попробуем поискать ответ самостоятельно. Оправдывать — такой задачи автор себе не ставит. Ошибка Щёлокова как руководителя в данном случае бесспорна: главным хозяйственником министерства был жулик. Однако мы достаточно хорошо знаем Николая Анисимовича, чтобы приписывать ему циничное желание иметь под рукой именно такого завхоза[51]. Вместе с тем не оставляет ощущение, что министр по каким-то причинам и не собирался глубоко вникать в деятельность ХОЗУ.

Менялся ли Николай Анисимович со временем?

Часто говорят о «двух Щёлоковых». Один упорно трудился и много сделал для министерства; а другой — примерно с середины 1970-х — занялся обустройством быта своей семьи, что привело к закономерным последствиям. Все[52] соратники пятидесятого министра эту версию отвергают. Заведенный механизм — до последнего дня пребывания в должности. А многоопытный П. Г. Мясоедов уточняет: «Щёлоков не менялся, менялись обстоятельства, люди вокруг него».

С середины 1970-х жизнь в СССР приобретает всё больше черт абсурда. Советским людям неудобно включать телевизор — стыдно за своих руководителей. Государством управляют люди немощные, больные, старчески капризные. Нормы поведения номенклатуры, как обычно, задает первое лицо. Брежнев быстро дряхлеет и впадает в детство (так сказать точнее, чем — «в накопительство»). Леонид Ильич получает в подарок иномарки — а значит, можно и другим[53]. Брежнев любит, когда его пышно встречают в поездках по стране — расцветает традиция встреч-проводов, она стала настоящим бедствием для таких регионов, как, например, Краснодарский край. Первое лицо обожает подарки — а кто из высоких начальников их не обожает? Тут только подай сигнал. И начинается форменная растащиловка.

Это было время подарков и угощений «неизвестно за чей счет». Много внимания этой заезженной теме уделять не будем, ограничимся впечатляющим свидетельством бывшего помощника М. С. Горбачева (Валерий Болдин «Крушение пьедестала». М., 1995). Перед нами картина как будто из XIII века — московский князь снаряжает посольство к ордынскому хану:

«Л. И. Брежнев и его команда, собираясь в командировку, запасались многочисленными дарами от часов до золотых и серебряных наборов, портсигаров и сервизов. Управляющий делами ЦК Н. Е. Кручина показывал мне ведомости, в которых перечислялись подарки для местных руководителей и зарубежных деятелей. Стоимость их была внушительна. Для последней поездки Брежнева в Узбекистан были выписаны подарки на всех руководителей республики, их замов, замов замов, помов, стенографисток, машинисток и даже водителей машин, на которых ездили эти стенографистки. На это направлялись десятки, сотни тысяч партийных рублей… И в ответ шли драгоценные броши, колье, кольца, оружие в золотых и серебряных ножнах, золотые безделушки и многое другое, что, скорее всего, не попадало в Гохран. Сдавать в Гохран такие пустяки тогда считалось несовременным. Напротив. Из Гохрана брали и брали многие драгоценности по стоимости золотого и серебряного лома на вес».

Немудрено, что хозяйственники, которые обеспечивали потоки даров в обе стороны, допускали при этом «усушку и утруску». Где десять брошей для начальства — там и одиннадцатая для себя любимого. Ловкач мало чем рискует. Может быть, за его руками последят оперативники, может быть, отечески предупредят, может быть, на худой конец, его уволят, но официальную ревизию к нему точно не направят, потому что его должность криминальна по определению. На акт ревизии о нарушениях начальнику придется как-то реагировать. А как? Завтра завхозу опять доставать броши и кинжалы на десятки тысяч по непонятным статьям расходов. Честный человек на эту должность и не пойдет. Легче начальнику закрыть глаза и глубоко не вникать, до тех пор, пока не поступит сигнал, что его подчиненный зарвался.

А ведь за каждым таким подарком «неизвестно за чей счет» стояло преступление. Понимали ли это Леонид Ильич и его падкое на знаки внимания окружение? Генеральный секретарь мог, снаряжая свое «посольство», тратить партийные деньги. А руководитель в регионе, вынужденный часто принимать гостей, должен был иметь под рукой «кошелек», то есть вороватого хозяйственника или теневика. Ничего принципиально нового, всё как будто взято из бессмертного «Ревизора». Гоголевский городничий помог сплутовать купцу, когда тот строил мост, и «написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было», а в ответ потребовал «поздравление» дочке на свадьбу, да посерьезнее, чем балычок или голова сахара.

Вот одна из типичных для того времени историй (с не вполне типичным финалом). З. возглавлял большое хозяйство по заготовке рыбы на юге страны. Однажды секретарь обкома попросил его подготовить подарок для важного гостя. З. придумал: попросил местных умельцев сделать парусник из костей кашалота. Заплатил за уникальную работу около 20 тысяч рублей, найдя возможность списать их по какой-то статье. Секретарь обкома сказал: «Понравился твой подарок. Хорошо бы мне иметь таких штук пять в резерве». У З. волосы дыбом: где взять 100 тысяч?! Потом попросили его накрыть стол для встречи начальника военного округа. А тот с собой еще привез человек сорок свиты. Так и увяз коготок З., научился он заготавливать свою рыбу в мутной воде, делать из воздуха 100 тысяч рублей и больше. В конце концов он попал за решетку. Так безобидная на первый взгляд любовь руководства к подаркам и застольям делала из людей преступников[54].

Похожими мотивами объяснял свое грехопадение бывший завотделом Сочинского горкома партии Анатолий Перепади[55]:

«Помню, как-то в один из воскресных дней летом 1974 года мне на квартиру позвонил третий секретарь горкома партии Чуприн И. А. и говорит: „Меня попросил Виктор Федорович (первый секретарь горкома Гавриленко. — С. К.) передать тебе, чтобы ты к 16 часам сегодня подготовил банкетный зал на горе Ахун на 10 персон. Будем есть шашлыки“. Я ему ответил, что как я всё это сделаю? Он мне в ответ: „Меня просили передать, я передал, а ты выкручивайся“. Вот я и начал выкручиваться. Попросил дежурную машину в ГАИ, приехал туда и с помощью заведующего шашлычной организовал стол в банкетном зале на 10 персон. А ровно в 16 часов на трех „Волгах“ подъехали гости —10 человек, в т. ч. Гавриленко и Чуприн со своими женами. Чуприн меня заметил и благосклонно кивнул головой.

После того как они уехали, я поинтересовался у официанта, все ли в порядке. Он ответил, что да, всё в порядке, гости остались довольными, поблагодарили, но почему-то не рассчитались, и показывает мне счет, что-то около 120 рублей… Я оплатил счет».

Потом были и другие счета. А кончилось поборами: местные работники торговли стали регулярно оплачивать Перепади «расходы на курортный сезон».

…В сравнении со многими другими хозяйственниками того времени Виктор Андреевич Калинин выглядел, может быть, даже и ничего. Ущерб, нанесенный в 1979–1982 годах им и его подельниками, суд оценил в сумму 67,1 тысячи рублей. Цифра не поражает воображения, учитывая, что МВД было одним из ведущих в стране промышленных министерств. Виктор Андреевич попался, в отличие от некоторых других… Не повезло…

Теперь обратимся к эпизоду из уголовного дела № 6–83 в отношении группы сотрудников ХОЗУ МВД во главе с В. А. Калининым. Министру Щёлокову на его семидесятилетие от лица коллегии МВД были подарены золотые часы с цепочкой. Два непосредственных участника события — Калинин (в показаниях на следствии) и Чурбанов (в мемуарах) — описывают его по-разному. Каждый из них себя выгораживает: подарок ведь приобретен с нарушением. Виктор Андреевич покупал часы марки «Налпако» на средства ХОЗУ за четыре с половиной тысячи рублей, а Юрий Михайлович, как первый заместитель министра, утверждал покупку и лично вручал подарок Щёлокову (Калинин в показаниях: «Вся эта процедура была угодливой и мерзкой»). По документам прошло, что часы подарены лидеру Чехословакии Гусаку. При этом Юрий Михайлович уверяет, что о стоимости «Налпако» и о том, по какой статье списали 4,5 тысячи рублей, он ведать не ведал, а Виктор Андреевич — что именно Чурбанов распорядился списать часы «на демократических друзей» и утвердил акт. Оба единодушны в том, что строго следовали указаниям министра…

Впрочем, у юбиляра этот дар долго не задержится. Щёлоков и Чурбанов преподнесут часы «Налпако» Брежневу[56]. Сохранились фотографии, зафиксировавшие момент дарения. Леонид Ильич заинтересованно рассматривает очередную игрушку, чтобы… через несколько минут, возможно, забыть о ее существовании.

Эпоха подарков была одновременно и эпохой тотального дефицита. В стране отсутствовали многие элементарные предметы обихода. Достаточно сказать, что членам Политбюро их любимые шляпы доставляли из-за границы чуть ли не по каналам дипломатии и разведки. В такой ситуации главным достоинством хозяйственника становилось умение достать. Постепенно руководители оказывались в зависимости от своих доставал. А дальнейшее зависело от аппетитов и степени развращенности хозяйственника. Надо строить дачу, а стройматериалов нет. Куда обратиться? К нему. Нужно при ремонте квартиры 30 рулонов импортных обоев (разумеется, не бесплатно, вы — руководитель — следите, чтобы счета оплачивались). Хозяйственник от вашего лица достает 100 рулонов. На излишке зарабатывает, а вам выставляет счет только за 20 — в эту петельку вы попадаете. И вот вы уже и соучастник. Если нарушение всплывет, вас заставят гасить ущерб. Дальше в дело вступает мастерство формулировок. Вас могут обвинить в недостаточном контроле за действиями подчиненного, а могут и в «беспредельном цинизме», с которым вы вступили на путь личного обогащения.

Очень многое, необходимое для повседневной деятельности ведомств, предприятий, негде было достать официальным путем. Покупать приходилось с рук. И это еще одна неизбежная статья нарушений хозяйственников.

Пример: в уголовном деле № 6–83 имеется эпизод приобретения помощником министра В. П. Бирюковым пятидесяти магнитофонных кассет на сумму 550 рублей по фиктивным товарным чекам. Установлено: кассеты действительно пошли в дело, в частности, использовались при записи совещаний и коллегий в министерстве. Почему же они покупались с нарушением? Да потому что — «с рук», в магазинах их не нашли. (В наши дни озадачили бы спонсоров, и те бы принесли. — С. К.) Из материалов дела узнаём, что сотрудникам ХОЗУ часто выписывались премии и пособия по надуманным поводам. Говоря современным языком, это «обналичка». А где «обналичка», там обязательно часть средств прилипает к нечистым рукам…

Исполнительный, образцовый, ловкий хозяйственник-доставала, работающий на «расстрельной» должности, — таков В. А. Калинин. Мы попытались понять, как мог он на ней находиться — в контексте того времени. В какой мере это удалось, судить читателю.

Так или иначе, в этой главе речь шла о самой серьезной и несомненной ошибке Щёлокова-руководителя. У этой ошибки есть имя, отчество и фамилия: Виктор Андреевич Калинин.