Глава первая НЕТИПИЧНЫЙ «ДНЕПРОПЕТРОВЕЦ»

Глава первая

НЕТИПИЧНЫЙ «ДНЕПРОПЕТРОВЕЦ»

«Революция — это миллион новых вакансий», — говорил Наполеон Бонапарт.

Первые руководящие вакансии, появившиеся в России в октябре 1917 года, заняли В. И. Ленин и его соратники. Несмотря на кровавую междоусобицу в партии и практически поголовное уничтожение «ленинской гвардии», уцелевшие представители этой гвардии участвовали в управлении страной вплоть до начала 1960-х.

Н. С. Хрущев (родился в 1894 году) к деятельным участникам Октябрьской революции принадлежать уже не мог хотя бы в силу возраста. Тем более к ним не принадлежали Л. И. Брежнев и члены его Политбюро, все родившиеся в XX веке. Хотя в конце 1970-х и появится анекдот, что известная фраза «сегодня — рано, а завтра — поздно» принадлежит не Ленину, а маленькому бровастенькому мальчику, который подвернулся вождю на ступеньках Смольного…

Еще немного задержим внимание на цифрах. Возможно, эти размышления окажутся совсем не лишними, когда пойдет разговор о событиях 1960–1980-х годов, периоде взлета и заката поколения руководителей, к которому принадлежал и Николай Анисимович Щёлоков.

В 1902 году родился старейший из соратников Брежнева — М. А. Суслов. И дальше: в 1903 году — Н. В. Подгорный, в 1904-м — А. Н. Косыгин, в 1906-м — Л. И. Брежнев и А. П. Кириленко, в 1908-м — Д. Ф. Устинов, в 1909-м — А. А. Громыко, в 1914-м — Ю. В. Андропов и В. В. Гришин… Все эти люди практически ровесники. Их голодная и трудовая юность пришлась на 1920-е годы. Кем они стали бы, не случись революции? Путь наверх, наверное, не был закрыт ни для кого. Однако после революции молодых людей правильного социального происхождения наверху ждали, их тащили туда, на руководящие должности, создав четкие критерии отбора. Путь к жизненному успеху был трудным, полным опасностей, но зато верным. Рабочая специальность. Высшее образование — любым способом, как бы ни было тяжело. Членство в партии. И вот вчерашний паренек с рабочей окраины уже начальник доменного цеха или, скажем, железнодорожного депо, директор предприятия — в неполные 30 лет. Дальше — развилка. Молодой начальник (условно) цеха может либо продолжать свою деятельность на производстве, либо перейти на освобожденную партийную должность и расти по этой линии. А там — как повезет. Если кто-то из его знакомых отправится на повышение в Москву, то и о нем не забудут, и — новый виток карьеры…

Дополнительное ускорение подобным перемещениям по службе придавали репрессии, война. Все это, говоря цинично, новые и новые вакансии… для тех, кто не погиб, не сломал шею на очередном историческом повороте. Правила игры суровые, но ясные. Поэтому в биографиях людей (практически ровесников), достигших в СССР политического Олимпа в 1960–1970-е годы, так много общего.

Теперь приглядимся к отличиям.

В когорте политиков, боровшихся за высшую власть в упомянутые годы, различимы три основные группы (условно): «рабочая кость», аппаратчики и технократы.

Первые начинали свою биографию на производстве, зачастую в раннем возрасте и тяжелейших условиях. Среди них выделился так называемый «днепропетровский клан». Земляки Брежнева, лично знакомые ему люди заполнили все слои управленческой структуры и были наиболее заметным кланом (причем именно кланом) вплоть до середины 1980-х. В большую политику их привел Хрущев, который с четырнадцати лет работал в шахтах Донбасса. За свою жизнь они наголодались, навоевались, наработались в экстремальном режиме при Сталине, перевели дух и слегка успокоились при Хрущеве, осмелев, привели себя к власти, пообвыклись в этой роли, а тут и старость, болезни… Корабль-то плывет, хоть управляй им, хоть нет. «Работяги» ни в коей мере не фанатики идеи. Они жизнелюбивы, расположены к землякам, довольно равнодушны к вопросам идеологии и снисходительны к «грешкам» друг друга, они уверены, что за годы лишений заслужили право на склоне лет предаться радостям жизни. Именно с «днепропетровцами» обычно ассоциируется представление о застое.

Аппаратчики, как правило, начинали свои биографии не с шахт, не с металлургических заводов, а с кабинетов в райкомах комсомола. Они и дальше продвигались по комсомольской и партийной линиям, причем эти линии особенно часто пересекались с линией органов государственной безопасности. Аппаратчиков в руководстве страны в середине 1960-х представляют «железный Шурик» — А. Н. Шелепин (член Политбюро до 1975 года), председатель КГБ В. С. Семичастный, министр охраны общественного порядка В. С. Тикунов, партийный руководитель Москвы Н. Г. Егорычев… Наиболее ярким представителем этого типа руководителей является, конечно, Юрий Владимирович Андропов. Он к группе перечисленных товарищей не примыкает, совсем наоборот, но ментально к ним близок. Наиболее честные из аппаратчиков мечтают о возврате к «ленинским нормам» управления государством. Они честолюбивы, деятельны, «читали Маркса» (в отличие от большинства «работяг»), нетерпимы к инакомыслию. Среди них относительно мало фронтовиков (Шелепин воевал в Финскую). В быту они стараются вести себя скромно — это качество привлекает к ним людей. Как повернулась бы история страны, если бы «промежуточного» Брежнева в конце 1960-х сменил целеустремленный коммунист Шелепин? Не проверишь. В каком-то смысле ответ на этот вопрос был дан в 1983 году. Юрий Владимирович Андропов попытался обновить страну под флагом возврата к ленинизму. И только ускорил неизбежное…

Наконец, группу технократов в высших эшелонах власти представляли члены Политбюро предсовмина А. Н. Косыгин и министр обороны, руководитель оборонной отрасли Д. Ф. Устинов. В какой-то мере к ним можно причислить министра иностранных дел А. А. Громыко. Это очень влиятельные персоны, но на первую должность в стране они не претендуют, поэтому с ними никто особенно и не борется, хотя того же Косыгина в Политбюро многие не любят, и прежде всего сам Брежнев.

Николай Анисимович Щёлоков родился 26 ноября 1910 года в поселке у железнодорожной станции Алмазная, что в нескольких километрах от города Кадиевки (переименованной позднее в Стаханов) в Луганской области. В наши дни Луганская область, входящая в состав Украины, — единственное место, где без всяких «но» хранят память о многолетнем министре внутренних дел СССР. Здесь находятся не один, а даже несколько музеев и экспозиций, посвященных Щёлокову, а также большая коллекция картин, подаренных им землякам. Сегодня в городе Алмазная есть улица Щёлокова.

Таким образом, происхождение у Николая Анисимовича по тем временам, можно сказать, «аристократическое». И по месту рождения (Донбасс), и по возрасту он был своим для значительной части окружения Брежнева.

Фамилия Щёлоковых (Николай Анисимович постарался разобраться в этом вопросе) иногда проскальзывает в исторических летописях, например в повествованиях о древнем Новгороде. Происхождение ее связано, по-видимому, со словом «Щёлок», обозначавшим отвар золы, то есть первые Щёлоковы, по всей вероятности, были людьми едкими, острыми на язык. В Новгородской, Нижегородской областях имеются села с названием «Щёлоково». Фамилию Щёлоков носили поп-расстрига в войске Емельяна Пугачева и начальник штаба Первой конной армии Семена Буденного.

Отец будущего министра, Анисим Митрофанович, — металлург, кузнец, всю жизнь проработал на заводе. По воспоминаниям сына, «он был строгим, но добрым и стремился все сделать для своих детей». Находясь дома, он постоянно что-то мастерил. Одно из первых сильных впечатлений Николая — посещение доменного цеха. Через много лет он весьма красочно расскажет в своем дневнике, как ребенком зачарованно смотрел на «струи огненных дождей», «зарево чугунных леток» и на самих металлургов, которые стояли у печей, «как гуси, вытянув шеи, закрывая от жара лица руками».

Мария Ивановна Щёлокова, супруга Анисима Митрофановича, вела домашнее хозяйство и занималась врачеванием. По словам сына, природа наградила ее «народной мудростью, добротой и доброжелательностью». И еще: «Ласковая рука матери часто ложилась на наши головы, реже это делал отец».

У Марии Ивановны и Анисима Митрофановича было трое сыновей: старший Филипп, средний Сергей и младший Николай. В бараке, рассчитанном на восемь семей, Щёлоковы занимали комнату. Подобно другим рабочим семьям, они держали живность — корову, свинью, кур. В поселке имелась церковь, которую Мария Ивановна вместе с сыновьями до революции достаточно регулярно посещала.

Когда началась Гражданская война, металлургический завод остановился (производство на нем будет возобновлено только в 1932 году). Местное население по большей части разъехалось по селам, оставшиеся выживали за счет нескольких шахт, которые еще худо-бедно продолжали работать. За уголь и хлеб Донбасса шла яростная борьба между всеми противоборствующими силами. Кого только не повидали за эти годы жители станции Алмазная: белых, красных, зеленых, махновцев, петлюровцев, немцев, австрийцев… Тяжелее всего пришлось им в неурожайные 1920–1921 годы, когда привычным блюдом стали щи из крапивы, щавеля, лебеды. Всё мало-мальски ценное, имевшееся в доме Щёлоковых — часы, сапоги Анисима Митрофановича, швейную машинку, — пришлось обменять на продукты. Выручала и корова: «Нажав серпом мешок или сноп луговой или болотной травы осоки, несли ее домой кормилице нашей — буренке. Кормилицу мы все холили и жалели. Ведь это она спасла от голода в тяжелые неурожайные 20-е годы» (из дневника Н. А. Щёлокова).

В восемь лет Николай научился ездить верхом, а с десяти стал работать коногоном на шахте. Анисим Митрофанович вместе с сыном Филиппом в начале 1920-х уезжали батрачить на Кубань. Вернувшись, Щёлоков-старший устроился на шахту, стал бригадиром. За минувшие годы население края сократилось, и семья получила возможность переехать в отдельную квартиру из двух комнат.

Трудное детство. Но тогда это не казалось чем-то необычным. Детство, юность, надежды на скорые перемены к лучшему… В своем дневнике семидесятилетний Щёлоков вспоминает, как в эти «беспечные годы» они с друзьями играли в городки, футбол, разводили голубей, ловили пескарей в пруду, весьма романтично замечает, что нет большей радости, чем проскакать галопом на быстром коне, «когда ветер шумит в ушах и дубовые ветки хлещут по лицу».

Из дневниковых записей министра внутренних дел Щёлокова (ноябрь 1975 года): «Те, кто не был в Донбассе, представляет, будто бы там всё в угле, копоти и в дыму. Какое заблуждение! К сожалению, не все знают, что Донбасс — не только уголь, это настоящая жемчужина природы. Сколько здесь лиственных и хвойных лесов, а сколько уток и другой дичи! И, кажется, нет краше рек Луганки и Северского Донца с берегами, утопающими в зелени».

Он был романтиком, Николай Анисимович…

Мальчик из рабочей семьи вступает в жизнь. Пока ничего необычного, всё — как у других его сверстников и земляков. А чем он отличается от других? О чем мечтает?

Он учится рисовать. Чтобы приобрести бумагу, карандаши и краски, собирает лекарственные травы, мел и несет их продавать на базар в Кадиевку. В 14 лет Николай пишет портрет Тараса Шевченко, который много позднее подарит музею поэта в Киеве. Еще несколько юношеских работ Щёлокова — пейзажи — находится в его музее в городе Стаханове. В зрелом возрасте Николай Анисимович оставит серьезные занятия живописью, но страсть к рисованию сохранит: нередко на долгих партийных совещаниях он будет коротать время за этим занятием.

Из дневника Щёлокова видно, насколько значительное место в его жизни занимает увлечение живописью. Мальчиком он мечтает познакомиться хоть с каким-нибудь «настоящим» художником. Пройдет время, и вот он уже наблюдает полотна знаменитых мастеров в музеях Рима, Берлина, Антверпена… И фиксирует свои переживания — для себя. А с кем ими поделиться? С товарищами по партии? Они бы, наверное, только насторожились, узнав, какие мысли занимают столь ответственного работника.

Но прежде — случай из жизни одного из таких товарищей. В начале 1960-х официальная советская делегация впервые по приглашению папы римского отправилась в Ватикан. Ее возглавлял Н. В. Подгорный, будущий «президент» СССР. Рассказывают, что организаторы визита из советского дипкорпуса придумали «домашнюю заготовку»: в музее, который должен был посетить Подгорный, они приметили картину Ренуара. Высокому гостю полагалось в этом пункте маршрута блеснуть эрудицией: «О! Какой прекрасный Ренуар!» И вот они подходят к картине… Всё по плану. Николай Викторович останавливается и восклицает: «О! Какой прекрасный… Репин!» Переволновался человек, бывает.

Возвращаемся к записям Щёлокова.

«Старое полотно по тонам красок, по манере письма способен определить почти каждый грамотный человек (не каждый, как мы только что убедились. — С. К.). Именно по этим тонам, по манере письма хоть чуть-чуть походивший в художественные галереи человек сумеет отличить Рафаэля от Тициана, Ван Гога от Гогена, Рембрандта от Ван Дейка, Брюллова от Тропинина, Репина от Архипова, Васильева от Куинджи.

Когда я увидел в Италии картины Боттичелли, мне показалось, что ничего подобного я не видел… „Рождение Венеры“ действительно величайшая картина в мире. Я любовался Боттичелли, радовался красоте его полотен, но объяснить почему — я не мог. Это остается и сегодня для меня не прочитанной еще книгой.

Все мы с трепетом смотрим на великие полотна мировой живописи, говорим о них тихо, шепотом, будто бы как в храме, боясь потревожить или помешать кому-то священно молиться… Без конца хочется любоваться этими воистину великими произведениями искусства. Поэтому понимаешь, почему часами сидят люди, любуясь, отдыхая, наслаждаясь красотой композиции, рисунка и тонами красок. Эти картины воистину чаруют и волнуют людей и спустя четыреста лет».

Но пока до посещения музеев мира Николаю далеко. Надо окончить школу, получить специальность, выбиваться в люди. Выбор у паренька из Донбасса невелик: либо шахтер, либо металлург. Он будет металлургом.

…Где-то рядом живут многие из будущих руководителей страны.

В доме при металлургическом комбинате в одной комнате ютилась и семья Брежневых — в поселке Каменское (с 1936 года — Днепродзержинск). Когда в Гражданскую завод остановился, Брежневы уехали в Курскую область. Вернулся сюда Леонид Ильич только в 1931 году. За время отсутствия он выучился в техникуме на землемера, поработал по специальности в Свердловской области, женился, стал отцом дочери Галины, поступил было в Москве в Институт сельскохозяйственного машиностроения, но оставил его, не имея возможности жить с семьей в столице. В Каменском устроился слесарем в теплосиловой цех и стал учиться на вечернем отделении металлургического института. Тоже просматривается будущее металлурга. Хотя, кажется, Леонид Ильич уже понимает, что тяготеет к общественной работе. В возрасте двадцати пяти лет вступает в партию.

Илья Яковлевич Брежнев, Анисим Митрофанович Щёлоков и тысячи других рабочих Донбасса мечтали выучить детей, дать им путевку в иную, лучшую жизнь, благо для этого появились условия. «Для меня высшей наградой будет, если вы получите высшее образование», — говорил детям Брежнев-старший. Впоследствии интеллектуалы с университетскими дипломами, помощники и «спичрайтеры» генерального секретаря будут подшучивать над его познаниями в области тех или иных наук, да и сам он вполне добродушно будет воспринимать эти шутки. «Кто поверит, что Леня Брежнев читал Маркса!» — как-то воскликнул он, вычеркивая из речи слишком умную цитату. Но тут хочется проявить к нему снисхождение. Крохи познаний Леонид Ильич буквально вырывал в не юном уже возрасте, обремененный семейными заботами, после тяжелого труда в цехе. Его вдова Виктория Петровна много лет спустя вспоминала в беседе с писателем В. Карповым: «Получалось так: когда утром идет на работу, то вечером — в институт, а если вечером работает — утром учится. Бывало, придет, одни зубы белые: кочегар есть кочегар! Ванны не было. Воду на плите нагревали, кочегара отмывали, в студента превращали!.. Вот так четыре годика прокрутились».

Мучение, да и только. Отметим, что сам процесс обучения вряд ли доставлял Леониду Ильичу удовольствие. К книжной премудрости он не тяготел.

Кремлевские «днепропетровцы» во главе с Брежневым рубежа 1970–1980-х в упрощенном нынешнем восприятии — отчасти гоголевские персонажи. Люди малообразованные, любители выпить-закусить, поохотиться, сибариты и жизнелюбы… Это представление о них, верно оно или нет, во многом распространялось и на Щёлокова. Между тем и по стилю руководства — деловому, эмоциональному, с внимательным погружением в детали, и как личность с достаточно широким кругом интересов министр внутренних дел заметно отличался от своих земляков. Не всегда, видать, было ему с ними просто. Он грамотно пишет, хорошо без подготовки говорит, воздержан в еде и питье, избегает застолий, много читает — с детства, любит играть в шахматы, его с молодой, элегантной супругой видят в театрах, картинных галереях и на концертах. В круг близких ему людей входят художники, писатели, ученые, актеры, музыканты и даже известные диссиденты — вне всякого сомнения, ему с ними интересно, он к ним тянется. Он станет доктором экономических наук, чем, между прочим, вызовет неудовольствие Леонида Ильича. «Днепропетровец»? Да, но совсем нетипичный. Об этом мы еще поговорим.

…Пока Николай Щёлоков стремится к производственной карьере. Именно здесь он намерен добиться успеха.

До перехода на партийную работу Брежнев — слесарь, Андропов — «волжский матрос»… Случайные повороты их биографий. Видно, что они были в поиске, только нащупывали свое будущее. Щёлоков же успел реализоваться в первой своей специальности.

Все-таки эти целеустремленные мальчишки не могут не вызывать симпатий, как бы ни сложились дальше их судьбы.

1926 год. Окончив школу-семилетку, шестнадцатилетний Коля Щёлоков устраивается работать на шахту в Кадиевке (которая вскоре станет родиной стахановского движения). После работы спешит на занятия в горнопромышленное училище. Поздно вечером отправляется домой в Алмазную, а это шесть километров пешком. Подъем у него в пятом часу — надо успеть на поезд до Кадиевки. Перевести дух в этой гонке за образованием можно только в воскресенье… Из развлечений — кино и танцы в клубе и еще молодежные диспуты на разные жгучие темы от «Есть ли Бог на небе?» до «Может ли комсомолец носить галстук, а комсомолка красить губы?» Коля мечтает стать лектором-международником, в дополнение к своей основной профессии.

В 1929–1933 годах Щёлоков учится в Днепропетровском металлургическом институте. Вуз он заканчивает уже членом партии. Отслужив срочную в артиллерийских частях под Черниговом, Николай в 1934 году приходит на Днепропетровский металлургический завод им. Г. И. Петровского («Петровку»), где вскоре становится начальником мартеновского цеха.

Середина 1930-х. Будущим руководителям Советского государства «эпохи застоя» около тридцати. Чего они добились?

Как будто не столь уж многого. Их должности: слесарь-кочегар в теплосиловом цехе… инженер-конструктор на оборонном предприятии… руководитель областного комсомола… инженер-текстильщик… землемер… А ведь половина жизни позади! Через много лет не все из них будут склонны вспоминать свое довоенное прошлое (а Юрий Андропов и вовсе станет его скрывать). Но в свои неполные тридцать Николай Анисимович Щёлоков гордится тем, чего он достиг. Его отец о такой карьере в металлургической отрасли и мечтать не мог. Быть молодому начальнику цеха директором крупного металлургического комбината, это как минимум. А скорее всего, выше взлетит. Пока же в цехе Щёлокова выпускают продукцию для всесоюзных строек и внедряют новые технологии. Например, под его руководством была проведена первая в стране доменная плавка «на кислородном дутье».

Репрессии — это тоже миллион новых вакансий. В конце 1930-х многие руководящие кресла в партийных и правительственных органах опустели. Туда, как в вакуумную трубу, и затянуло слесарей, сталеваров, землемеров, инженеров, железнодорожников, комсомольских активистов — членов партии с высшим образованием. В 1938 году начальник мартеновского цеха Щёлоков избирается на должность первого секретаря Красногвардейского райкома партии Днепропетровска. Еще через год он — председатель Днепропетровского городского совета, по-нынешнему «мэр» Днепропетровска — одного из наиболее промышленно развитых городов юга России.

Вклад области в металлургическую отрасль СССР перед войной: производство стали —16,5 процента, чугуна — 20 процентов, проката —18,2 процента.

При этом руководство страны намерено развивать отрасль и дальше, считая, что металлургия не обеспечивает всех потребностей оборонной промышленности. Последний предвоенный съезд партии (1939 год) ставит задачу увеличить выплавку металла.