НАГРАДА ЗА ГРАЖДАНСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НАГРАДА ЗА ГРАЖДАНСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

— У церкви нет больше денег, — сказал падре Миранда. Во взгляде, которым он иногда пересекал возбужденное лицо Мирамона, не было прежнего интереса. — У церкви нет больше денег. Мексиканская церковь разорена.

Мирамон метался по президентскому кабинету, с горящими скулами и бешеными глазами. Он уже больше не выглядел постаревшим мальчиком. Это был просто старый человек.

— Вы видели, что написали эти мерзавцы в своей прокламации? — задыхаясь и дергая губами, спросил он. — Эти столпы общества, цвет мексиканской буржуазии! Вы видели?

Он схватил со стола лист.

— «Поскольку основа государственных финансов разрушена, а расходы на ведение войны непрерывно растут, остаются только разорительные налоги, основанные на полной несправедливости: изъятия и принудительные займы касаются лишь небольшой части общества». Вы слышите? Их интересуют только их капиталы! «Небольшая часть общества»! А десятки тысяч людей, мобилизованных нами и нашими противниками? Как будто эти жалкие песо, на которые я их же защищаю, сравнимы с кровью моих солдат! Негодяи! Они будут платить!

— Они не будут платить, дон Мигель, — думая о чем-то ином, неохотно сказал Миранда. — Они спрячутся, сбегут, или что-нибудь в этом роде. Они не верят в вас и платить не будут.

Мирамон остановился перед священником. Его правая ладонь медленно сжималась и разжималась.

— Вы же знаете, падре, что не я виноват в нашем поражении. Я не мог быть одновременно по всей Мексике. Страна не поддержала меня. А мои личные усилия, как бы велики они ни были, оказались недостаточны. Мне не в чем винить себя. Я верю, что счастье дается народу только за его гражданские добродетели…

Миранда молчал. Он считал, что спорить бессмысленно.

— Мне трудно было воевать, — сказал Мирамон и пошел к окну, выходящему на дворцовую площадь, — мне трудно было воевать, ожидая ежечасно удара в спину. Я не домогался этого поста. Но Сулоага сам назначил меня! А потом?!

Сулоага действительно вел себя непоследовательно. Девятого мая 1860 года он объявил, что отрешает генерала Мирамона как временного президента от должности и возвращается к власти. Всем было ясно, что его приход усугубит трудности. И Мирамон поступил со своей обычной решительностью. Он арестовал Сулоагу. Тогда-то он произнес одну из своих исторических фраз: «Я покажу вам, как должен вести себя президент!» Незадолго до битвы при Силао, когда Мирамон с армией ушел на север, навстречу Ортеге, Сулоага бежал в горы Мичоакана.

Власть разваливалась. Офицеры отводили глаза, встречая взгляд своего каудильо. После того как Ортега при Силао отпустил две тысячи пленных, дезертирство стало бедствием…

Гонсалес Ортега — после отставки Дегольядо командующий конституционными армиями — заболел. 17 октября генерал Игнасио Сарагоса принял командование.

30 октября он взял Гвадалахару.

Освобожденный Мирамоном Маркес с батальонами ветеранов шел деблокировать город. Он опоздал.

Сарагоса выступил ему навстречу, отсек от подкреплений и методически, серией последовательных ударов с разных направлений разгромил.

В начале ноября генерал Сарагоса во главе объединенной либеральной армии двинулся на Мехико.

Порфирио Диас очистил от реакционеров Оахаку и угрожал столице с юга…

Мирамон понимал, что война проиграна. Но ярость, бушевавшая в нем, обида на тех, кто отступился от него, кто не поддержал его с той же страстью, с которой он сам готов был драться за свою идею, заставляла дона Мигеля искать новых и новых средств.

Он продал с молотка имущество столичных учебных заведений. Это были гроши.

Он вошел в сопровождении нескольких офицеров в помещение английского посольства, уже оставленного сэром Матью, и конфисковал семьсот тысяч песо, составлявших проценты по мексиканскому долгу Великобритании. Матью объявил его грабителем.

Армия Сарагосы приближалась. Английских денег не хватило для снаряжения новых батальонов — слишком много ветеранов полегло и разбежалось после Силао, слишком много артиллерии было потеряно за последний год.

Тогда генерал-президент обратился к банкиру Жеккеру, швейцарцу, принявшему недавно французское подданство…