Наука смирения

Наука смирения

Екатерина столкнулась с непростой задачей — приспособиться к новым для нее, непонятным и во многом чуждым ей нравам и обычаям французского двора. Она была здесь чужой, о чем постоянно напоминало ей окружение, в которое забросила ее судьба. Это окружение отвергало и презирало ее. Ей предстояло не только научиться понимать французский народ, но и постараться заслужить если не любовь, то, по крайней мере, терпимое отношение с его стороны. Задача почти неразрешимая, учитывая, сколь враждебно, по сообщению венецианского посла, к ней относились все. Французы были недовольны женитьбой Генриха Орлеанского на Екатерине Медичи. Знать ненавидела ее за то, что приходилось преклонять колено перед принцессой столь низкого происхождения. Что же до простого народа, то он не мог постичь, как возможно, чтобы представительница купеческого сословия, пусть и племянница папы, делила супружеское ложе с сыном монарха. Добрые подданные короля оказались консервативнее его самого, так и не сумев перебороть свое предубеждение против Екатерины Медичи — впрочем, также как и многие историки.

Однако Екатерина не пала духом, не спасовала перед трудностями. Не пытаясь исправить непоправимое (то есть свое происхождение), она вооружилась тем, в чем была сильна, проявив свои лучшие качества: природный ум, гибкость, умение таить свои чувства и мысли. С малолетства жизнь приучила ее контролировать себя, когда надо, польстить человеку, снискать его расположение. Ее непритязательность, скромность и смирение перед лицом сильных мира сего сослужили ей добрую службу. Если бы она совершила непростительную ошибку, вздумав кичиться своим положением второй по рангу принцессы крови, ее стерли бы в порошок. И она старалась быть незаметной, снискать обезоруживающей улыбкой расположение к себе. Скрыв свое лицо под непроницаемой маской обходительной простушки, она долгое время оставалась вне подозрений, тая от окружающих свой глубокий ум.

Не блистая красотой, она очаровывала своей беседой. Она умела деликатно, не выставляя напоказ, обнаружить свою образованность, более широкую и глубокую, чем у большинства придворных — не только дам, но и кавалеров. Обладая приобретенным во Флоренции и Риме утонченным вкусом к музыке, поэзии, живописи, скульптуре и архитектуре, она к тому же неплохо знала греческий и латынь, продолжив занятия ими и во Франции. Никто из придворных не мог сравняться с нею знаниями по географии, астрологии, естествознанию и математике. Даже сестра короля, знаменитая Маргарита Ангулемская, была сильна лишь в литературе. Екатерина своим умом, образованностью и утонченной итальянской культурой, равно как и обходительностью, сумела завоевать ее расположение, обретя в ее лице надежного друга и защитника.

Овладев французским, Екатерина говорила хотя и с акцентом, но довольно правильно. Зато вышедшая из-под ее пера обширная продукция на этом языке представляет собой настоящую головоломку. Написанное ею требует в прямом смысле этого слова расшифровки, поскольку в основу ее письма был положен фонетический принцип: как слышу, так и пишу. Впрочем, это служит проблемой лишь для людей XXI века (особенно тех, для кого французский язык — иностранный); современники же, скорее всего, без особого труда разбирали написанное Екатериной Медичи. Иначе ей пришлось бы сделать одно из двух: или научиться писать как следует, или прекратить попусту марать бумагу.

Сознавая шаткость своего положения в королевской семье и постоянно ощущая враждебность придворных, не прощавших ей ее чудесного возвышения, Екатерина сделала всё для того, чтобы удержаться на высоте, на которую вознесла ее судьба. Она всячески выражала абсолютную покорность и глубокую признательность королю, выбравшему ее в жены своему сыну. Точно так же она держала себя и по отношению к супругу, считая его, так же как и короля, своим господином. Эта школа смирения воспитала из нее настоящую французскую патриотку, впоследствии подававшую принцам крови пример преданности Франции.

Не делало более комфортным положение Екатерины при французском дворе и поведение ее «доброго дядюшки», папы Климента VII. Возвратившись из Марселя в Рим, он тут же принял у себя посла Карла V, дабы заверить его в своей верности императору. Эго было прямым предательством Франциска I, которого папа еще совсем недавно уверял в дружбе, благословлял и услаждал обещаниями. Он выдал послу все секретные планы французского короля относительно Милана и Урбино, которые тот рассчитывал передать Генриху Орлеанскому. О передаче Франции Пармы, Пизы, Ливорно, Реджо и Модены уже не было речи. Даже своей скоропостижной кончиной 25 сентября 1534 года Климент VII умудрился насолить Франциску I: все проекты французского короля, столь легкомысленно построенные на мезальянсе сына Генриха, в одночасье рухнули. Вдобавок ко всему выяснилось, что драгоценности из приданого Екатерины не принадлежали папе, являясь собственностью Ватикана, и потому не подлежали отчуждению от папского престола. Денежная же часть приданого так и не была выплачена. Франциск I понял — правда, несколько поздно, — что его одурачили.

Жестокое разочарование постигло и Генриха Орлеанского, принесшего себя в жертву на алтарь супружества в надежде получить герцогство Миланское. Теперь ему, герцогу Орлеанскому, не оставалось ничего иного, как оставаться в тени своего старшего брата, дофина Франсуа, которому предстояло быть королем Франции. И без того мрачная мина Генриха еще больше омрачилась. Супругу свою он любил по обязанности, пунктуально исполняя свой супружеский долг, однако безрезультатно. Наследника, появление которого на свет могло бы хоть в какой-то мере оправдать присутствие Екатерины в королевском семействе, по-прежнему не было и не ожидалось. Всю горечь ситуации Франциск I выразил одной фразой: «Я получил совершенно голую девицу».