Маленькая герцогиня

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Маленькая герцогиня

А спустя еще три месяца и сама она едва не оказалась в гробу, когда тяжелая болезнь сразила ее. Однако в крошечном теле нашлось довольно жизненных сил, чтобы побороть недуг. Катерина поправилась, и в октябре ее привезли в Рим показать Льву X, которого не на шутку перепугала перспектива потерять столь ценное дитя, залог его будущих политических комбинаций. Еще ранее, сразу же после смерти родителей девочки, он назначил ее опекуном кардинала Джулио Медичи. Папа и кардинал являлись кузенами: Лев X (в миру Джованни Медичи) был вторым сыном Лоренцо Великолепного, а Джулио — бастардом Джулиано, брата Лоренцо. Они были почти ровесниками (Джованни в 1519 году исполнилось 43, а Джулио — 41 год), а поскольку вместе воспитывались в доме Лоренцо, то считали друг друга скорее братьями, нежели кузенами.

Именно кардинал Джулио, «злой гений» семейства Медичи, не обладавший такими качествами его представителей, как щедрость, великодушие и обходительность, но мечтавший о восстановлении величия своего рода, занимался но поручению Льва X организацией бракосочетания родителей Катерины. По прошествии менее чем года, когда оба родителя девочки были мертвы, кардинал Джулио поспешил во Флоренцию, дабы, разместившись во дворце Медичи, принять на себя заботы по воспитанию сиротки, которую, когда придет время, можно будет использовать для дальнейшей реализации династических планов семейства. Папа возложил на него также и заботы по управлению Флоренцией, дабы флорентийцы не забывали о Медичи как своих господах. В течение пяти месяцев Джулио управлял строптивым городом, по мере сил стараясь удовлетворять требования его обитателей, что само по себе было не простым делом.

Когда кардинал Джулио привез в Рим оправившуюся от болезни пятимесячную Катерину, Лев X, взяв девочку на руки, отметил, что она хорошо выглядит. При этом, как и полагается, он пролил слезу умиления и процитировал строку из Вергилия: «Secum fert aerumnas Danaum» («Несет с собою бедствия данайцев»). Заботы по воспитанию Катерины папа возложил на ее тетку, Клариче Строцци. Это было мудрое решение. Клариче приходилась сестрой безвременно скончавшемуся Лоренцо, и Лев X неоднократно заявлял, что для семейства Медичи было бы гораздо лучше, если бы Клариче родилась мужчиной, а Лоренцо — женщиной. В ней, достойной представительнице рода Медичи, соединились все качества, благодаря которым семейство достигло могущества и славы: мужество, сила воли, ум, обходительность. Лучшей воспитательницы для Катерины невозможно было найти. Передавая последнего отпрыска рода Медичи на воспитание Клариче (как говорили, «единственному мужчине в семье»), Лев X сделал всё возможное, дабы исправить роковую ошибку природы.

Катерина не прожила в Риме и двух лет, как скончался папа Лев X, и кардинал Джулио принял все необходимые меры, чтобы унаследовать ему. Однако ни его дипломатический талант, ни щедрые взятки не помогли заручиться необходимым количеством голосов членов конклава, и на папский престол, к удивлению многих, взошел под именем Адриана VI искренне благочестивый фламандец, бывший наставник императора Карла V. Кардинал Джулио, не скрывая своей досады, покинул Рим и посвятил себя делам семейства во Флоренции. Однако не прошло и двух лет, как Адриан VI, по всей вероятности отравленный, скончался, и на сей раз удача улыбнулась Джулио: 19 ноября 1523 года он стал папой Климентом VII.

Первым делом он, стремясь защититься от имперских притязаний Карла V, поспешил заключить секретный договор с Франциском I. Однако после того, как в начале 1525 года французы потерпели сокрушительное поражение под Павией, причем сам король оказался в плену у испанцев, папа переметнулся на сторону победителя, императора Карла V. Но и тут его постигла неудача. Победоносная имперская армия, включавшая в себя 25 тысяч наемников, не получавших жалованья и потому намеревавшихся поживиться за счет грабежа, двинулась на Рим. Вечный город не представлял из себя надежного убежища, поэтому Клариче Строцци возвратилась с Катериной во Флоренцию, которой тогда управлял от имени папы кардинал Сильвио Пассе-рини, с полным комфортом разместившийся во дворце Медичи. Под его опекой тогда уже находились два юных отпрыска-бастарда рода Медичи, Ипполито и Алессандро, и Катерина стала третьей. Она сразу же полюбила Ипполито, который был лет на десять старше ее, и возненавидела Алессандро. Под наблюдением Клариче продолжались воспитание и образование Катерины. Восприимчивый ум девочки легко и быстро схватывал всё, чему учили ее наставники. Жажда знаний заставляла ее предпочитать часы занятий играм со сверстниками, друзьями и родственниками из семейств Сальвиати, Строцци и Орсини.

Ипполито, сыну одного из братьев отца Катерины, исполнилось 16 лет. На два года младше его был Алессандро, если верить папе Клименту VII — сводный брат Катерины, бастард ее отца. Однако многие не верили этому. Чрезвычайная привязанность, которую Джулио в качестве кардинала, а затем и папы питал к этому отталкивающему и тупоумному юноше, позволяла догадываться, что тот был бастардом самого Джулио. Эта догадка подкреплялась и тем, что впоследствии папа сделал Мавра, как называли Алессандро за смуглый цвет лица, курчавые черные волосы и толстые негроидные губы, правителем Флоренции вместо Ипполито, которому все симпатизировали. Правду, однако, скрывали от Катерины, которой ее новый опекун, кардинал Пассерини, внушал, что Алессандро — ее сводный брат.

6 мая 1527 года произошло событие, многим казавшееся невероятным, хотя и служившее логическим продолжением «мудрой» политики папы Климента VII (на него впоследствии и возложили всю ответственность за происшедшее) — захват и разграбление Рима. Рассказы о бесчинствах императорских наемников, своей жестокостью превосходивших гуннов и вандалов, доходили до Флоренции, производя на восьмилетнюю Катерину неизгладимое впечатление. Командиром германских рейтар, которые вместо жалованья получали разрешение грабить, был барон фон Фрундсберг, известный своей жестокостью и носивший у себя на шее тяжелую золотую цепь, которой он намеревался удавить папу римского — он сам и его люди были лютеранами. Религиозный фанатизм добавлял грабителям жестокости.

Как только во Флоренцию пришло известие, что папа находится на положении пленника в замке Святого Ангела, в городе тут же вспыхнуло народное восстание с целью свержения власти Медичи, олицетворением которой служили ненавистный кардинал Пассерини и его питомцы. Синьория приняла решение о восстановлении республиканского строя, причем Ипполито, Алессандро и Катерине позволялось оставаться в городе на положении частных лиц, и на ближайшие пять лет они освобождались от уплаты всех налогов. Однако революционный порыв городских низов внес в это решение свои коррективы. Возмущенная толпа, собравшаяся у дворца на Виа Ларга, выкрикивала проклятия по адресу всех Медичи и особенно Климента VII.

Тем временем Пассерини в своей резиденции обсуждал с двумя молодыми подопечными, стоит ли принять предложение Синьории или же счесть за благо, пока не поздно, покинуть Флоренцию, ибо разъяренная толпа явно выражала намерение разграбить дворец. Катерина присутствовала при этом обсуждении в качестве стороннего наблюдателя. Внезапно в помещение ворвалась Клариче. Она принялась громко — так, что даже на улице было слышно, — осыпать едкими насмешками кардинала, который довел дело Медичи до столь безнадежного состояния. Под конец она посоветовала кардиналу убираться из дома, который он не имеет права называть своим, и из города, который ненавидит его, заявив, что в этот роковой час она берет на себя спасение чести семьи.

Пассерини последовал ее совету и вместе с Ипполито и Алессандро через заднюю дверь спешно покинул дворец, когда толпа, ворвавшись через парадный вход, уже принялась грабить огромный дом. Представители народа запретили Катерине и ее тетке покидать город, предпочтя оставить маленькую герцогиню на положении заложницы на тот случай, если впредь возникнут какие-либо осложнения с папой Климентом.

Катерину заперли в монастыре Санта-Лючия, своими высокими стенами напоминавшем крепость. Ей отвели простую келью, единственным украшением которой служило распятие на стене, а из мебели были только кровать и стул. Ничего похожего на роскошь дворца ее предков. Вместо великолепной серебряной и хрустальной посуды — грубая деревянная ложка и оловянные миска с кружкой в мрачной трапезной. Отныне ее окружало враждебное молчание монахинь, прерывавшееся лишь бормотанием молитв. От всего этого на глаза Катерины наворачивались слезы отчаяния.

Однако тетушка Клариче, разлученная с племянницей, но не перестававшая хлопотать за нее, добилась, чтобы ее перевели в монастырь Санта-Кате-рина, условия пребывания в котором были менее суровы. Не успокоившись на достигнутом, донна Клариче обратилась к французскому послу с просьбой, чтобы тот употребил все свое влияние и добился от имени своего короля более гуманного обращения с бесценной заложницей, на которую имел политические виды и сам Франциск I. Трудно сказать, сколько еще тянулась бы эта тяжба, если бы помощь не пришла, откуда не ждали: в ноябре Флоренцию посетила чума, унеся 14 тысяч жизней, и 7 декабря 1527 года Катерину тайно, под покровом ночи, в целях безопасности перевели в монастырь Мурате, считавшийся более здоровым местом. Монастырь хранил добрую память о благодеяниях Лоренцо Великолепного, и здесь юной Катерине воздали добром за добро.

Это была аристократическая обитель, в которую поступали на воспитание или постригались в монахини представительницы наиболее знатных семейств Флоренции. Молитвы и труды там чередовались с приятным времяпрепровождением. Катерина проявила себя способной ученицей. Она чувствовала себя счастливой, окруженная заботой и любовью монахинь, видевших в ней с отцовской стороны внучатую племянницу двух пап, а с материнской — дальнюю родственницу Матильды, королевы Португалии, которая тремя столетиями ранее положила начало традиции ежегодно присылать в монастырь семь ящиков сахара, дабы подсластить и без того не слишком обременительную жизнь невест Христовых. И спустя десятилетия, уже будучи королевой Франции, Екатерина Медичи с теплотой душевной вспоминала время, проведенное среди монахинь Мурате.

9 декабря 1527 года, спустя два дня после прибытия Катерины в Мурате, Климент VII, переодевшись в лохмотья, сумел бежать из замка Святого Ангела. Вновь обретя свободу, он не помышлял ни о чем ином, кроме мщения. То, что Флоренция вновь восстала и в очередной раз изгнала его семейство, для него было еще более нестерпимо, чем разграбление Рима и последовавшие затем мытарства. Одержимый стремлением покарать мятежников, он пошел на секретное соглашение с Карлом V, обещая возложить на его голову императорскую корону, как того требовал обычай, и предлагая женить Алессандро на его внебрачной дочери и провозгласить их герцогом и герцогиней Флорентийскими, после того как город будет взят, а его республиканское устройство упразднено. Для этого он нанял за 30 тысяч флоринов и обещание отдать на разграбление Флоренцию тех же самых головорезов, которые незадолго перед тем разграбили Рим. Они шли под предводительством самого Климента VII, лично благословлявшего их на совершение того же преступления в отношении его родного города.

Флорентийцы содрогались от одной только мысли о восстановлении тирании Медичи и были полны решимости защищать свою свободу. Каждый вносил посильный вклад в подготовку города к войне. Под руководством Микеланджело укрепляли городские стены. Формировалось и вооружалось войско, создавались запасы продовольствия.

В сентябре 1529 года имперцы под командованием принца Филиберта Оранского приступили к осаде Флоренции. Во время этих бурных событий жизнь маленькой герцогини протекала в стенах монастыря Мурате. Когда вокруг города сжалось кольцо осады, Катерина стала объектом подозрений и ненависти флорентийцев. Под подозрение попали и сами монахини Мурате, в большинстве своем представительницы флорентийской аристократии. Один член Синьории предложил выставить Катерину на городской стене в качестве мишени для вражеских пуль, другой — отправить ее в бордель. К счастью, отвергнув предложения радикалов, Синьория решила перевести маленькую герцогиню обратно в монастырь Санта-Лючия, внушавший республиканским властям города больше доверия.

Ночью 30 июля 1530 года монахини Мурате были разбужены громким стуком в ворота их обители. С улицы доносились топот лошадиных копыт и грубые мужские голоса. Лишь после продолжительного стука по воротам и неоднократных требований открыть именем республики ворота монастыря отворились. Группа сенаторов во главе с Сильвестро Альдобрандини предъявила официальный ордер на выдачу им «девицы Катерины Медичи». Однако исполнить решение Синьории оказалось не так-то просто. Препирательства с монахинями, не желавшими расставаться со своей подопечной, затянулись, а применить силу в святом месте сенаторы не решались. Сама Катерина, побледнев, точно вкопанная стояла рядом с настоятельницей. Она понимала, что за стенами Мурате ее ждет неизвестность. Может быть, даже ее собираются убить под покровом ночи. Но и в свои 11 лет она способна была показать твердый характер. Глядя прямо в глаза Альдобрандини, она спокойным и решительным тоном напомнила о неприкосновенности монастыря, заявив, что добровольно никогда не покинет его стены. Если сенаторы готовы применить силу против беззащитного ребенка, вырвав его из святого убежища и тем самым грубо поправ священные законы, то пусть они запятнают себя подобным святотатством. Эти слова, столь неожиданно прозвучавшие из уст маленькой герцогини, как и проявленная ею решимость, произвели на сенаторов до того сильное впечатление, что они сочли за благо повременить с исполнением приказа, дабы получить новые указания от Синьории.

Когда на следующее утро они возвратились, пред ними предстала Катерина с постриженными волосами и в монашеском облачении. Было ясно, что невозможно применить в отношении ее насилие, не оскорбив религиозных чувств народа, собравшегося у ворот монастыря. Тогда сенаторы принялись уговаривать Катерину снять с себя монашеское облачение, но всё напрасно: ни уговоры, ни скрытые угрозы не могли заставить ее переменить решение. Эти препирательства продолжались более часа. Катерина, проявляя поразительное упорство и решимость, заявляла, что пусть все увидят, как монахиню силой увозят из монастыря. В конце концов достигли компромисса: было решено, что она поедет из монастыря в монашеском облачении. Попрощавшись с сестрами, ставшими для нее почти что родными, она села верхом на приготовленную для нее лошадь и в сопровождении сенаторов и вооруженной охраны, оттеснявшей напиравшую толпу, двинулась навстречу своей судьбе. Она была увезена из Мурате, чтобы вновь оказаться у сестер Санта-Лючии, пуританский и плебейский дух которых казался более благонадежным республиканскому правительству Флоренции.

Однако ее вторичное пребывание в Санта-Лючии оказалось непродолжительным. Спустя месяц Флоренция капитулировала, избежав печальной участи Рима, но зато получив в правители ненавистного бастарда Алессандро, и Катерина, вновь обретя свободу, охотно возвратилась в Мурате, где опять потекла уже ставшая для нее привычной жизнь. Размышляя в монастырской тиши о недавних событиях и не ожидая от будущего ничего хорошего, она начала было подумывать, не остаться ли ей навсегда в монастыре, дабы избежать мирских волнений, однако судьба готовила ей иную участь. Она была слишком ценной фигурой в политической игре папы, чтобы тот позволил ей навсегда удалиться от мира. Итак, последовал приказ возвратиться в Рим.

В Риме, где еще видны были следы недавнего разгрома, ее сердечно приветствовал понтифик, но особенно приятно ей было видеть Ипполито. Теперь Катерина жила у другой своей тетушки, Марии Сальвиати, во дворце на Пьяцца Ломбарди, где часто навещал ее Ипполито. Ей шел лишь двенадцатый год, но под солнцем Тосканы она рано созрела. Сориано, венецианский посол при папском дворе, отмечал ее живой нрав и восприимчивый ум, впитавший много хорошего за время ее пребывания в Мурате.

К Ипполито Катерина была явно неравнодушна. Это было настолько очевидно, что поговаривали о ее предстоящей помолвке с симпатичным юношей. Эти пересуды тревожили Климента VII, у которого в отношении ее имелись более честолюбивые планы, и он, дабы пресечь нежелательное для него развитие событий, возложил на голову Ипполито красную кардинальскую шапку, а саму Катерину отослал, благо настало лето, на свою виллу на Монте Марио подышать чистым деревенским воздухом. Ей было не в радость вынужденное переселение, но она безропотно подчинилась, предаваясь в тиши деревенского одиночества сладким воспоминаниям о приятных часах, проведенных в обществе своего кузена. Дабы развеять грусть, она много охотилась, доводя до полного изнеможения лошадей, собак, сокольников и загонщиков. Это страстное увлечение она сохранит на всю жизнь. В недалеком будущем оно поможет ей завоевать расположение тестя, Франциска I, что во многом предопределит ее дальнейшую судьбу.

С наступлением зимы маленькая герцогиня возвратилась в Рим, однако ее возлюбленного там уже не было. Предусмотрительный Климент VII отправил его со специальной миссией в Венгрию.