Глава 10. Режиссер кровавого спектакля
Глава 10. Режиссер кровавого спектакля
Занимаясь есенинским «следствием», мы не подозревали о существовании этого человека до тех пор, пока не встретились (1995 год) в Петербурге с вдовой коменданта «Англетера» Антониной Львовной Назаровой (1903–1995), урожденной Цитес.
70 лет не рассказывала она о декабрьском происшествии 1925 года. Ее заставляли молчать годы страха, незавидная судьба ее мужа, Василия Михайловича, чекиста, управляющего «Англетером» («Интернационалом»). Познавший вскоре после «дела Есенина» «Кресты» и Соловки («Не болтай лишнего»), вернувшийся оттуда духовно сломленным и физически разбитым, В. М. Назаров, кажется, Навсегда научил «не распространяться» свою послушную спутницу жизни.
100-летний юбилей С. А. Есенина и новые общественные веяния дали старушке А. Л. Назаровой нравственные силы сказать известную ей правду. Если бы она не заговорила, «тайна "Англетера"» оставалась бы во многом нераскрытой. Это она помогла включить в ряд преступников управляющего домом 8/23 по проспекту Майорова (соседнего с «Англетером») Ипполита Павловича Цкирия, сотрудника ГПУ, знавшего истинные обстоятельства гибели поэта. Антонина Львовна помнила лишь его фамилию, склонность к застолью на грузинский лад и слабость к хорошеньким женщинам — не более. Причастность же И. П. Цкирия к секретному ведомству и его осведомленность в кошмарной истории доказаны без ее участия.
В беседе с нами А. Л. Назарова назвала еще одну фамилию — «Петров». В результате наших неоднократных мягких «допросов» выяснилось следующее (собеседница была на редкость откровенной, библиотекарь, она давно, хотя и запоздало, открыла для себя и поэзию Есенина).
Внезапно вызванный поздно вечером 27 декабря в «Англетер» Василий Михайлович Назаров вернулся домой днем следующего дня. Он рассказал жене о случившейся в его «хозяйстве» беде, бедняжке-поэте, которого он видел вечером в гостинице, в номере у «члена партии товарища Петрова». Конечно, хорошо знавший чекистскую дисциплину муж врал — да и зачем беспокоить молоденькую женщину совсем ненужными ей подробностями (в тот же день она в первый и в последний раз ходила в «Англетер» и видела покойного поэта). Муж-конспиратор также присочинил, что накануне своего скорбного часа Есенин будто бы выглядел хмельным, а «член партии» его радушно угощал пивом. Вот и все, что удалось узнать.
Спустя несколько дней, при новой встрече, мы как бы невзначай спросили у нее:
— Значит, Василий Михайлович заходил к члену партии журналисту Устинову?
Наше тактическое лукавство не удалось. Она стояла на своем:
— Петров.
Сколько мы ни бились — никаких дополнительных сведений о загадочном незнакомце получить не могли.
— Но почему ваш муж заходил именно к нему а не к кому-либо другому? — цеплялись мы, как за соломинку, за последнюю возможность получить хоть какую-нибудь «ниточку». Подумав, она ответила:
— Наверное, для Василия Михайловича Петров являлся авторитетным партийным товарищем.
Не густо. Даже неизвестны ни имя, ни отчество. Легче найти иголку в стоге сена, чем человека с такой распространенной фамилией в более чем миллионном Ленинграде 1925 года!
Прошло более года… И вот вдруг… Впрочем, «вдруг» не бывает, если систематически «прочесывать» горы старых архивных залежей (в большинстве своем мы были их первыми исследователями). Проводя фронтальное знакомство с жильцами домов по Комиссаровской (то есть просматривая контрольно-финансовые документы по форме № 1), — а улица та (бывшая Гороховая, в будущем Дзержинского) поближе к чекистскому штабу (д. № 4) — заселялась в основном «железными рыцарями революции», мы наткнулись на… Петрова. Первое, на что мы обратили внимание: родился он в 1895 году в городе Черикове (Горецкий уезд!) Могилевской губернии. Припомнилась Анна Моисеевна Эрлих, мамаша «нашего» сексота. Она ведь тоже родом из того же города.
Ну и что? Мало ли Петровых! Остудив исследовательский пыл и «взяв след», продолжили поиски. Скучные, на первый взгляд, финансово-ревизорские бумаги помогли установить внешнюю хронику жизни уроженца Горецкого уезда с 1922 по 1929 год.[93]
..В 1922 году в служебных ведомостях на получение заработной платы в архиве ФСБ мелькнула фамилия цензора Петрова. Далее предстала вот какая картина. Действительно, в 1922 году Петров служил в петроградской цензуре.[94] Нашелся и соответствующий документ:
«Начальнику Политконтроля ГПУ.
О конфискации книги Ф. Ю. Левинсон-Лессинга «Математическая кристаллография».
Зав. Петроглавлитом Легран. Зав. административно-инструкторским подотделом
Петров».
1/ХІІ 1922 г.
Подпись Петрова весьма характерная, «писарская», с кудрявыми завитушками. Эта особенность помогла нам отличать его от многих других Петровых. Гублит в то время фактически находился в системе ГПУ. Об этом свидетельствует обнаруженная нами в архиве запись на листке календаря: «По распоряжению заместителя]заведующего] т. Харченко привлечь 3-ю государственную типографию к ответственности. Политинструктор ГПУ Петров. 7/ІІ 1923 г.». На бумажке и другие автографы.
Дальнейший поиск Петрова шел по книгам контролеров-финансистов, следивших за уплатой налогов советскими гражданами по месту жительства. Выяснилось следующее.
1923 г. Октябрь. Петроград. Улица Комиссаровская, 7/15: «Петров Пав[ел] Петров[ич] служ[ит] в ГПУ (зачеркнуто в документе. — В. К.). Занятие, профессия] — Полит-контроль ГПУ. Комис[саровская] — 7, кв. 12. Служебный адрес: Комис[саровская], 4. Удостоверение] № 40116».
1924 г. Апрель. [Здесь и ниже адрес тот же]. «Кв. № 8. Петров Павел Петрович, на ижд[ивении] 4 [человека]. Занятие, профессия — сотр[удник] ГПУ. Адрес места работы или службы: Комис[саровская], 4. Примечание: свед[ений] не дал…»
1924 г. Октябрь. «Кв. № 8. Петров Павел Петров[ич], членов семьи — 4, число комнат — 3. Занятие, профессия — артист, служите Сев [еро]-Зап[адном] кино. — В командир [овке] в Москве. Примечание: «свед[ений] не доставил».
1925 г. Октябрь. «Петров Павел Петрович. 3 комнаты (13 саженей). Режиссер. (Просп. 25 Октября, 80). Севзап-кино. Справка от 19/ІХ1925 г. за №».
1926 г. Апрель. «Кв. 8. Петров Павел Петрович. На иж-д[ивении] — 3, возраст — 31, число комнат — 2, площадь — 10,75 [сажени], по какой расценке оплачивается — 37 %. Занятие, профессия —… [густо замазано чернилами и тушью, далее карандашом вписано. — В. К.] — режиссер. Точный адрес места работы: кино-фабр[ика] Севзапкино, ул. Красных зорь, 10. Категория «А».
1926 г. Октябрь. «Кв. 8. Петров Павел Петрович. На ижд[ивении] — 3. 31 год. Режиссер. Случайный] поден [ный] заработок. Безработный (справка Севзапкино от 12/П 1926 г., № 226. Примечание: [в настоящее] время состоит на службе в штате Севзапкино».
1927 г. Октябрь. «Кв. 8. Петров Павел Петрович, 1895 г. рожд[ения], на ижд[ивении] — 3,1 прислуга; число комнат — 2, занимаемая площадь в кв. метрах — 67,2, месячная квартплата — 25,11. Кинофабрика Севзапкино, режиссер. Служебный] адрес: ул. Красных зорь, 10. Указание подлинных документов: № 66. Профсоюз — РАБИС [работников искусств] — № 24476».
1929 г. Октябрь. «Кв. 8. Петров Павел Петрович, 1895 [года рождения]. На иждивении] — 4, прислуга. Совкино, режиссер. 300 руб. — заработок. Служебный] адрес: ул. Красных зорь, 10. Указание подлинных документов. Член какого профсоюза — РАБИС, № 24476».
1929 г. Декабрь. «Кв. 8, комната 7. Петров Павел Петрович [Место рождения]: г. Чериков Могилевской губернии, 1895 [года рождения]. На ижд[ивении] — нет. Одна комната <…>. Основная статья [дохода] — зарплата: 63,31 р. По первому разряду. Документы — Р192, Р168. Режиссер. Кинофабрика Совкино (ул. Красных зорь, 10). Расчетная книжка от 2/ГУ 1929 г., № — [Профсоюз] — РАБИС, № 38598».
Дополнительная информация из тех же источников. Вместе с «артистом» до 1929 года проживала его жена, Зоя Константиновна, домашняя хозяйка, и двое дочерей. С 1927 года за бытом семьи присматривала юная служанка-няня Мария Семеновна Саржина, 1911 года рождения.[95] Позже такую же дату рождения имела вторая жена Петрова, подробностей о которой мы, по этическим причинам, не сообщаем.
Отыскались архивные обрывки деятельности Петрова в качестве режиссера Севзапкино.[96] Его экранный псевдоним — Битов. Значительных следов кинопродукции Петрова-Бытова мы не обнаружили. Понятно, его тайная служба отнимала слишком много времени.
В 1925–1926 годах в ленинградском кинематографе работали Григорий Козинцев, Юрий Тынянов и другие известные мастера — не исключено, в их переписке может фигурировать и «наш» чекист-режиссер. Кинофабрика им явно не дорожила. В феврале 1926 года начальство предлагало «сократить немедленно без ущерба для дела», 25 человек, среди них восьмым по списку значился Петров-Битов. Видно, проку от него было мало, а нахлебничал он значительно — получая оклад по самому высшему, 17-му разряду.
Приступаем теперь, пожалуй, к самому сложному вопросу — доказательству, что Петров-Бытов именно тот самый «член партии», с которым в день гибели Есенина «советовался» в «Англетере» его комендант Василий Назаров.
Проще всего заглянуть в чекистское досье Петрова — оно раскроет тайны, но, увы, нам сие недоступно. В бумагах обязательно должно быть написано — никакой он не Петров, а… Макаревич (впервые это установили авторы именного указателя к «Дневнику» (1991) Корнея Чуковского). Интересный фокус!
Он заставил нас обратиться к истории революционного движения в городе Черикове и в Горецком уезде Могилевской губернии. Оказывается, сын судебного чиновника Александр Михайлович Макаревич (П. П. Петров)[97] рано ступил на стезю борьбы с царизмом, состоял в разного рода комитетах и советах. Себя не выпячивал, предпочитал оставаться в тени, имея склонность к художествам. Заметили, пригласили в Петроград следить за направлением умов. Но авантюрная, подпольная натура Макаревича-Петрова, по-видимому, заскучала, и скоро он перешел в штатные сексоты. Служил, надо отдать ему должное, профессионально, мастерски, почти не оставлял следов. Но…
Систематизируя информацию, видишь: Петров (оставим избранный им псевдоним) все-таки «засвечивался». 16 января 1925 года он выступил, как уже упоминалось, с докладом на тему «Ленин и Октябрь» на объединенном собрании коллектива (парторганизации) № 85 при 3-м Ленинградском полку войск ГПУ (ответственный организатор Павлович) и коллектива ревтрибунала 1-го стрелкового корпуса.
Оратор вещал: «В империалистической войне, в патриотизме, в крови рабочего класса капиталисты хотели утопить революционное движение».
Неужели надо доказывать, если на твою родную землю пришел враг, то его надо гнать! Так, между прочим, думали революционеры-патриоты Георгий Плеханов, Вера Засулич, Вера Фигнер, Петр Кропоткин, но более молодые революционные деятели об этом постарались забыть.
В упомянутом 3-м чекистском полку комсомолию возглавлял, как уже говорилось, Павел Николаевич Медведев, для профанов — критик и литературовед, для посвященных — сотрудник ГПУ, надзиравший за творческой интеллигенцией. Нелишне заметить, партячейка 3-го полка располагалась по соседству с «Англетером», в доме № 16 по проспекту Майорова (бывшей Вознесенской ул.), где витийствовал литератор-осведомитель. Его домашний адрес: проспект Майорова, 26. Он же мог встречаться с Петровым в доме 7/15 по Комиссаровской, где преподавал в школе ГПУ: она размещалась в 7-й квартире, а «киношник» — в 8-й (во 2-й находился чекистский Политконтроль).
8-я коммуналка, можно сказать, была напичкана «кожаными тужурками» разного достоинства. Тут проживали переписчица 3-го полка Нина Алексеевна Ширяева-Крамер (удостоверение № 1019 от 29/III 1924 г.), сотрудница Главпочтамта Минна Семеновна Бомбан (очевидно, занимавшаяся перлюстрацией чужих писем). Неподалеку квартировал помощник политкомиссара 3-го полка Яков Котомин. Несомненно, Петров поддерживал связи с этой карательной частью.
Сегодня полностью доказать его участие в кощунственном действе крайне сложно — ведь мы извлекли «невидимку» из «небытия», поэтому улики приходится собирать по крохам. Но что ни новый шаг в исследовании его личины — прелюбопытные совпадения и аналогии. Буквально рядом с лжережиссером, в 7-й квартире, обитал Рейнгольд Иванович Изак (р. 1888), преподаватель университета им. Зиновьева, заметный в ту пору идеолог — тот самый, который упорно препятствовал в 1930 году восстановлению в партии отбывшего заключение милиционера Н. М. Горбова.
Небезынтересны и другие соквартиранты Петрова. Например, Варвара Алексеевна Ушакова (№ 4), как мы полагаем, сестра псевдожурналиста и лжемемуариста Ушакова, написавшего две статьи о том, как он общался в «Англетере» с Есениным перед его кончиной. Ушакова прислуживала А. Т. Арскому (Радзишевскому),[98] видному в прошлом революционному деятелю, тогда экономисту, педагогу и литератору. Его фамилия частенько мелькаете ряду лиц, устраивавших фальшивую завесу вокруг гибели Есенина.
Анатолий Матвеевич Карпов, секретарь Гублита, жительствовал в 5-й квартире; в 1924 году, до своей цензор-ной службы, — штатный работник ГПУ (удостоверение № 3925 от 20/III). С ним Петров, видимо, знался близко и мог, не мудрствуя, сказать ему, в каком свете необходимо освещать смерть Есенина. Было бы полезно разузнать имя и отчество некоего матроса Карпова, вместе с которым матрос 2-й статьи Гарин-Гарфильд в 1895 году дезертировал в Плимуте (Англия) с русского учебного судна «Генерал-адмирал». Не был ли один из дезертиров будущим ленинградским цензором?..
Формальная работа Петрова в Севзапкино дает возможность установить его предполагаемые связи с другими деятелями экрана. В этом отношении важна фигура уже упоминавшегося драматурга Сергея Гарина-Гарфильда.
Мы уже говорили, грязную для памяти поэта статью в «Красной газете», скорее всего, готовила Анна Рубинштейн, хотя стоит подпись Устинова. Еще один небольшой аргумент в пользу справедливости наших слов: вряд ли бывший матрос-босяк так бесцеремонно-развязно называл бы Есенина законченным пьяницей, как это прозвучало в статье, — ведь сам он, по выражению Н. М. Гариной, был «.. настоящим, неизлечимым алкоголиком и изломанным, искалеченным человеком».
Знакомство Петрова с Гариным-Гарфильдом, в 1922 году заместителем ответственного редактора «Красной газеты», в 1923–1924 годах заведующим научно-агитационным отделом Севзапкино, выходит за рамки гипотезы. За последним вился старый шлейф «мокрых дел» — покушение в 1906 году на генерала Селиванова во Владивостоке, позже, в 1909 году, одесские политуголовные приключения и пр.
Петров, бывший работник Политконтроля ГПУ и цензор, не мог не знать литератора-экстремиста. Агент ГПУ числился членом профсоюза СОРАБИС (Союзработников искусств), что видно из его вышеприведенного послужного списка. С конспиративными целями часто менял профсоюзные книжки, что заметно из того же перечня. Профсоюзными «липами» Петрова снабжала Секретно-оперативная часть ГПУ и не исключено — лично ее начальник, уже знакомый нам И. Л. Леонов. Если знать, что в 1925–1926 годах членом президиума и правления СОРАБИСа, председателем его киносекции был… Гарин-Гарфильд, получается совсем небезынтересное «кино». Для развития сюжета дадим из архива документальное подтверждение:
«Совершенно секретно
В Союз работников искусств.
С[екретная] Оперативная] Ч[асть] Полномочного] Представительства] ОГПУ в Ленинградском] Военном] О [круге] настоящим просит выдать десять (10) штук членских книжек для секретно-оперативных работ под ответственность ПП ОГПУ в ЛВО.
[Начальник] ПП ОГПУ в ЛВО
(Мессинг) (Подпись) Нач[альник] СОЧ (Райский) (Подпись) Нач[альник] 4-го отделения СОЧ
(Кутин) (ПОДПИСЬ)
30 декабря 1925 г.»
На секретной бумаге стоит среди прочих автограф Райского, а не Леонова, но то обычная служебная рутина. Иван Леонтьевич Леонов к подобным «просьбам» тоже не раз прикладывал руку. Более ранний пример:
«Совершенно секретно
В Севзапкино.
Ленинградский Губотдел Госполитуправления просит выдать представителю сего 10 (десять) штук чистых бланок[99] за подписями и печатью для секретно-оперативных работ под ответственность начальника Л ГО ОГПУ.
Начальник Ленинградского Губотдела ОГПУ (Леонов)[100] (Подпись) Нач[альник] СОЧ (Подпись неразборчива)
1/Х 1924 г.»
16 декабря 1925 года в подобном же письме (№ 33152) И. Л. Леонов «просил» 20 «чистых бланок» для опрофсоюзивания своих агентов.
Власть всемогущего штаба на улице Комиссаровской была безраздельной. Тайный и явный сотрудник ГПУ мог получить любой официальный документ, проникнуть в любую сферу жизни Ленинграда. Очевидно, Петров максимально пользовался такой возможностью. Можно представить, насколько непререкаемо прозвучало слово этого «члена партии» для послушного коменданта «Англетера» В. М. Назарова?
Цепочка Петров — Гарин-Гарфидьд-Леонов явно существовала. Подтвердим нашу уверенность еще одним соображением.
В 1924–1927 годах членом Художественного бюро Севзапкино был Константин Григорьевич Аршавский (Сыркин) (р. 1896), по совместительству — ответственный редактор ленинградской газеты «Кино». В печати особенно ценил ее идеологическую направленность. В 1924 году на одном из собраний коллектива Севзапкино его сотоварищи постановили: «Просить тов. Аршавского взять на себя идейное руководство стенной газетой». К экрану имел лишь то отношение, что, вероятно, время от времени заходил в кинотеатр. Зато мог похвалиться революционной биографией: в анкетах писал: «партийный профессионал». Участвовал в терактах, организовывал забастовки, арестовывался, сидел в тюрьмах, бегал из ссылки. В 1918–1919 годах заведовал Агитпропом в Петроградском губкоме РКП (б), — кстати, секретарем при его особе одно время была А Я. Рубинштейн.[101] Затем, в 1919–1921 годах, возглавлял Политуправление военного округа (под его началом служил Г. Е. Горбачев, передавший в 1930 году стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…>>в Пушкинский Дом). Учился в Новороссийском университете, слыл крупным спецом в юриспруденции и экономике. В 1925 году преподавал в Ленинградском политехническом институте и в других вузах, одновременно являясь помощником комиссара Военно-морской академии.
Предположить его знакомство с Петровым естественно. Аршавский-Сыркин достаточно «наследил» в печати в связи с трагедией в «Англетере», и вполне будет оправданно включить его имя в есенинский «черный список». Свои троцкистско-зиновьевские конспиративные связи (Г. Е. Горбачев, Яковлев, Семечкин, Ямщиков) раскрыл в 1934 году, когда его «чистили» на одном из партийных собраний. Между прочим, каявшийся партмуж заявил: «Я знал людей, которые подумали, что убийство (С. М. Кирова. — В. К.) — единоличный акт. Я же сразу понял, что за ним (неким военным чином из Политотдела Балтфлота. — В. К.) стоят люди — те, кто вел подкоп».
Наши «раскопки» подсказали — о «деле Есенина» он мог знать немало. На том же собрании-проработке Аршавского присутствовал «от имени и по поручению» член губкома ВКП(б) Борис Позерн, вскоре сам попавший в репрессивный переплет и, как говорят сведущие памятливые люди, на одном из допросов рассказавший о действительных обстоятельствах гибели Есенина. Не шла ли такая информация от Аршавского, весьма перепуганного своим арестом и выдававшего троцкистов-зиновьевцев направо и налево?
Отбыв в «сталинских» лагерях назначенный срок, Аршавский очищал свое имя от старой нелегальной скверны на фронтах Великой Отечественной, получил контузию. В 1955 году, в пору реабилитации старой революционной гвардии, его простили, восстановили в партии. Несколько лет работал в Библиотеке Академии наук СССР в Ленинграде, вышел на отдых персональным пенсионером.
Мы не забыли Петрова, просто о нем, как об оперативно-секретном агенте ГПУ, сведений, понятно, не густо.
Требуется дальнейшая «разработка» его контактов, что, думается, поможет выйти на след непосредственного убийцы Есенина. К примеру, возможны линии пересечения по службе чекиста-режиссера с сексотом Вольфом Эрлихом, автором ряда киносценариев. По недостаточно проверенным архивным данным, дружок последнего, Борис Перкин, состоял при нем связным. Когда ФСБ откроет хранящееся за семью замками досье Петрова-Макаревича-Бытова, мы узнаем о нем много нового, — правда, вряд ли в потайной папке найдется листок хотя бы с одной строчкой о Есенине.
Уверены, поэта арестовывали, пытали, убивали и создавали мифы о самоповешении по негласному заказу-приказу. Если бы следствие носило официально санкционированный характер, о нем знали бы многие гэпэушники, да и спрятать или уничтожить абсолютно все бумажки было бы трудно.
Финал судьбы лже-Петрова печальный. Из справки архива ФСБ: «Арестован 2 сентября 1952 года. Обвинялся в преступлении, предусмотренном ст. 58–10 ч. 1 УК РСФСР, то есть в том, что занимался изготовлением и распространением антисоветских документов, в которых возводил клевету на учение марксизма и на одного из руководителей ВКП(б) и Советского правительства»[102]
Известно и сочинение «антисоветчика». Мы взяли расхожее определение в кавычки, потому что таковым он не был, 30 лет через глазок кинокамеры, а еще больше, так сказать, через замочную скважину подглядывая за чужими жизнями и уродуя их. Бредовые мудрствования свидетельствуют о психическом заболевании многолетнего «бойца невидимого фронта». Неудивительно, ведь на его совести много загубленных невинных людей, впрочем, достаточно и одного святотатственного кровавого спектакля в «Англетере», чтобы в конце концов сойти с ума.
Кинорежиссер Григорий Козинцев писал о Петрове-Бытове: у него «был один удачный фильм " Водоворот" и этот человек состоит исключительно из неутолимой злобы»[103].