СТАТУС РОССИЙСКИХ ВОЙСК

СТАТУС РОССИЙСКИХ ВОЙСК

Добрые отношения у меня сложились и с нашими военными, подчиненными министерству обороны. Я с удовольствием бывал в 127-й дивизии в Гюмри у генерала Бабкина. Почти ежедневно виделся с начальником Группы боевого управления ГРВЗ в Ереване полковником Третьяковым, произведенным в генералы осенью 1993 года. Нет-нет, да прилетал в Ереван из Тбилиси командующий ГРВЗ Реут, за год превратившийся из генерал-лейтенанта в генерал-полковника. Вместе, каждый в меру своих возможностей, мы делали все, чтобы российско-армянское военное сотрудничество прочно стояло на ногах как в материальном, так и в юридическом плане.

В конце марта 1993 года я отправился в Гюмри на «уазике» Канакерского полка в сопровождении знакомого прапорщика по имени Рубен. Вечером прибывший из Тбилиси Реут пригласил меня на собрание личного состава дивизии с участием жен. Пришлось послу отвечать на самые разные вопросы. Многих интересовала возможность проведения офицерских собраний. Реут сказал, что надо ждать приказа министра обороны. Неожиданно для меня возник вопрос о сроках вывода наших войск из Армении. И тут я вместе с офицерами и солдатами услышал дату – декабрь 1995 года. Правда, заметил Реут, сроки есть, но совсем не обязательно все войска уйдут, вполне возможно продление их пребывания, поэтому какого-либо графика вывода нет. Вот из этой «возможности» и родилась очень скоро идея учреждения военной базы на месте дивизии. Идея эта пришлась по душе прежде всего армянам, что и вызвало не совсем адекватное отношение в Армении к уже ратифицированному Верховным Советом России договору о правовом статусе российских войск от 21 августа 1992 года. С помощью всякого рода придирок, порой просто казуистических, постоянная комиссия по вопросам внешних сношений Верховного Совета Армении во главе с Давидом Варданяном начала затягивать ратификацию с армянской стороны и, в конце концов, практически сорвала ее не без пособничества со стороны парламентского большинства.

После беседы с личным составом дивизии был неплохой концерт ансамбля песни и пляски бывшего Закавказского военного округа, который Реут привез с собой из Тбилиси. А потом ужин в узком кругу с участием командиров всех трех дивизий ГРВЗ, расквартированных в Армении и Грузии. В тот вечер мы поздравляли с пятидесятилетием генерала Вардико Надибаидзе. Он командовал, если мне память не изменяет, Кутаисской дивизией, а позже стал министром обороны Грузии. Был ли другой комдив, Владимир Гладышев из Батуми, который вместе с Рохлиным атаковал Реута в 1997 году за поставки оружия в Армению, что-то мне не припоминается. Наверное, был, ибо учения в Гюмри совмещались с курсами по повышению квалификации всех генералов ГРВЗ.

Учения 30 марта проходили в поле, покрытом метровой толщей спрессовавшегося к весне «альпийского» снега. Зело палили из пушек, маневрировали танки, дым стоял коромыслом. Командовал всем этим внушительным действом комдив 127 Валерий Бабкин, а Федор Реут, и.о. министра обороны Армении Вазген Манукян и посол России наблюдали за маневрами с вышки.

Незадолго до начала учений Реут и Бабкин показали мне, а потом Манукяну на плацу дивизии все ее оснащение и вооружение – танки Т-72, БМП, зенитные установки «Шилка», самоходки, гаубицы, ракетные системы «Град», бензозаправщики, кухни, палатки и банно-прачечный агрегат. С учений поехали в танковый полк, вернее, в то, что от него осталось, а осталось несколько танков и самоходок, которые было решено передать министерству обороны Армении в порядке компенсации за финансирование строительства жилья для офицеров.

А в это время в Кельбаджарском районе Азербайджана, что находится между НКР и Варденисским районом Армении, на севере ограничен хребтом Муровдаг, а на юге соседствует с Лачинским коридором, вовсю разворачивалось начавшееся 27 марта наступление сил самообороны Нагорного Карабаха, которые теперь уже выступали как регулярная армия НКР. В ночь на 3 апреля они взяли и сам райцентр Кельбаджар, выпустив всех жителей района через коридоры в другие районы Азербайджана. Азеры и турки взвыли от неслыханной обиды и начали кричать об участии в боях 7-й армии Реута, хотя такой армии давно уже не было и в помине, а 127-я дивизия на глазах у всего мира проводила свои обычные учения в Гюмри, кстати, у самой турецкой границы, и турки прекрасно знали, что к взятию Кельбаджара она никакого отношения не имела.

Вернувшись из Гюмри, на приеме в честь американских конгрессменов 4 апреля я прямо поставил перед Давидом Варданяном вопрос о ратификации нашего договора. Оказалось, что г-на Варданяна не устраивает отсутствие сроков в тексте договора и положения о денонсации, а главное – в нем якобы зафиксировано право собственности российских войск на землю. По армянскому закону, пояснил он мне, это право будет признано лишь за посольствами, а вооруженные силы должны переходить на положение военных баз, для которых землю придется арендовать. На это пришлось возразить. Два первых замечания, сказал я, лишены смысла вообще, ибо текст договора снимает эти вопросы. Сроки в договоре на самом деле определены: он заключается на период нахождения российских войск в Армении, уйдут войска – окончится действие договора. Предусмотрено также изменение договора с согласия сторон. Кто мешает аннулировать все статьи? Вот вам и денонсация. Только в другой форме. Но смысл тот же. Что же касается земельной собственности, то в договоре прямо указано, что такой собственности у российских войск в Армении нет, за ними сохраняется лишь право пользования землей, а освобождаемые войсками земельные участки просто-напросто «возвращаются Республике Армения». Так что договор никоим образом не угрожает «захватом» земли в Армении нашими войсками. Собственностью Российской Федерации договор признавал недвижимость, приобретенную или построенную на российские деньги. Но Варданяна именно это и не устраивало. Ему хотелось поставить наши войска в условия, когда даже стрелковое оружие и боеприпасы к ним считались бы собственностью Армении, а мы платили бы за их использование. Бредовость подобных притязаний наталкивала меня на мысль: а уж не хочет ли Варданян своими надуманными придирками не только выхолостить договор, но, может быть, даже вообще спровоцировать уход наших войск?

Встреча с ним на следующий день в Верховном Совете ничего не дала, и я предложил ему организовать мою беседу со всей комиссией, которую он возглавляет. Он пообещал. 8 апреля я был у президента. По его мнению, Давид Варданян устраивает волынку с ратификацией ради каких-то своих партийных интересов. 28 апреля во время посещения погранотряда в Арташате я говорил об этом с вице-спикером Арой Саакяном в присутствии ряда депутатов. Изложил им свои соображения против «аргументов» Варданяна. В мое отсутствие – я улетал в Москву на похороны брата – Варданян устроил встречу в комиссии с временным поверенным в делах Стариковым, которому пришлось выслушать все ту же демагогию. Именно тогда и возникла тема: даже оружие российских войск должно быть собственностью Армении.

Возвращаясь из Москвы в президентском самолете 15 мая, я вновь затронул тему договора, беседуя с Левоном Тер-Петросяном в присутствии заместителя главного советника президента по национальной безопасности Эдуарда Симонянца, который поддержал меня, признав возражения Д. Варданяна беспрецедентными.

20 мая один мой хороший знакомый из дашнаков намекнул мне: Варданян – ширма, против договора работают какие-то другие силы, в том числе из президентского окружения и особенно из АОДа, имеющего самую большую фракцию в Верховном Совете и рычаги, достаточные, чтобы закончить дискуссию и ратифицировать договор. 21 мая Бабкен Араркцян обещал пригласить меня на заседание Президиума Верховного Совета, где будут слушать доклад Варданяна о договоре с Россией. 1 июня, в День защиты детей, я был на приеме в министерстве просвещения. Снова беседовал с Варданяном, и тот проговорился: «пусть уходят». Это о российских войсках. Я не стал скрывать, что считаю его позицию вредной для национальных интересов Армении. Но через несколько дней мне стало известно о существовании проекта нового договора – о военной базе в Армении. Проект родился за пределами военного ведомства. В Москве его вручили Лобову во время второго за месяц визита Тер-Петросяна в Москву: 14-15 мая он был на совещании глав СНГ, а 24-25 мая специально прилетел для двусторонних переговоров. В составе армянской делегации был Ашот Манучарян. Его-то и считают автором врученного проекта. Ельцин, Грачев и другие российские участники переговоров с Левоном Тер-Петросяном идею одобрили, что, на мой взгляд, было ошибкой, ибо появлением проекта нового договора воспользовались те, кого не устраивал договор о статусе. Именно поэтому так нахально разговаривал со мною 1 июня Давид Варданян: как выяснилось впоследствии, он был одним из тех, кто запустил идею о базе в оборот, и, видимо, был в курсе, что она начала работать.

3 июля мы с Третьяковым и Вазгеном Саркисяном поздно вечером вернулись в Ереван из Аштарака, где отдыхали. Это была суббота. В саду у дома, где я жил, мы сразу же попали в очень интересную компанию. Там были президент, спикер, премьер-министр, два советника президента из американских армян – Сепух Ташчян (по энергетике) и Жирайр Липаритян (по Карабаху), оба – мои соседи по дому. Пили пиво. Угощал Жирайр. Нас с Лешей и Вазгеном, естественно, пригласили присоединиться. Мы с полковником воспользовались представившейся возможностью, чтобы поставить весь синклит перед фактом: затяжка с ратификацией договора о статусе наших войск приобретает скандальный характер. Уж если нам удалось уломать российский бесподобный Верховный Совет, то поведение Верховного Совета Армении, где большинство в руках сторонников правительства, совершенно необъяснимо. Оппозиция договору выглядит, как оппозиция президенту, поставившему подпись под договором вместе с российским президентом. Это – и оппозиция российскому военному присутствию в Армении, что явно противоречит ее интересам.

Слушали нас с Алексеем вроде бы внимательно и с пониманием, но до ускорения ратификации тогда дело так и не дошло. Представители политических кругов, ориентированные на сотрудничество с Россией, говорили мне, что Давид Варданян – деятель явно протурецкой ориентации, и ему российские войска в Армении совсем не нужны. Но дело не в нем одном. Это очевидно. Иначе ратификация уже давно состоялась бы. Думаю, так оно и было: и на самом верху меня постоянно заверяли, что ратификация – не проблема, а она все оттягивалась и оттягивалась.

Только 14 апреля 1994 года меня, наконец-то, пригласили на заседание комиссии по вопросам внешних сношений. Депутаты от НДС Давид Варданян, Шаварш Кочарян и Семен Багдасарян с ходу взяли инициативу в свои руки и пошли в атаку на договор. Довольно странно повели себя депутаты от других партий, за исключением, пожалуй, Вараздата Авояна (Рамкавар-азатакан) и Анаит Баяндур (АОД), которые предложили соломоново решение: вынести это обсуждение на пленум Верховного Совета.

Давид Варданян снова, как и год назад, недвусмысленно заявил о российских войсках:

– Пусть уходят!

– Скажите это прямо своему народу, – предложил ему я. – Я знаю, человек с улицы разделяет мою позицию.

– Хорошо, давайте вместе пойдем к людям на улицу и послушаем, что они скажут. И я посмотрю, как вы будете глядеть в глаза своему народу.

Такой поворот противников договора явно не устраивал. И даже на заседании Верховного Совета 22 июня 1994 года, посвященном ратификации, мне слова так и не дали, хотя, приглашая на него, намекали на мое участие в дискуссии. И предложили депутатам проект постановления о ратификации с такой кучей оговорок, что от некоторых существенных положений договора ничего не оставалось. Да это были даже по сути своей и не оговорки, а новые редакции статей. В перерыве я пытался разъяснить группе ведущих депутатов, включая некоторых членов президиума, что любые изменения должны быть предметом двусторонних переговоров, а не результатом одностороннего решения. Но мои увещевания никакого воздействия на инициаторов извращения акта ратификации не оказали, и выступить перед депутатами мне не дали умышленно, боясь, что мне удастся их уговорить. Дело в том, что почти никто из депутатов текста договора не читали и ничегошеньки просто не понимали в том, что поставлено на голосование. Депутаты совершенно элементарно стали объектом манипуляции. Поэтому подавляющим большинством голосов приняли постановление, которое очень трудно считать подлинной ратификацией, ибо что это за ратификация, если из утверждаемого документа фактически изымался целый ряд статей. А суть наиболее существенной поправки состояла в том, чтобы даже построенное за наш счет жилье для военнослужащих российской собственностью не считалось и сами военные никакими льготами экстерриториального характера не пользовались, даже при выезде на родину. Правда, движимое имущество, размещенное Россией на территории Армении, армянские законодатели все же признали собственностью России. Спасибо и на том.

Я не преминул высказать свое недовольство такой «ратификацией» и Аре Саакяну, руководившему сессией в отсутствие Бабкена Араркцяна, и сердечному другу, госминистру Вазгену Саркисяну, который допустил варданяновский проект до голосования, хотя я ему разъяснял, что ратификация должна быть чистой, без оговорок, а любые пожелания депутатов о внесении изменений в договор могут быть оформлены отдельным решением. И волки были бы сыты, и овцы целы. Не получилось. Да им на это было, как мне показалось, в общем-то наплевать, они уже ориентировались на новый договор, трансформировавший 127-ю дивизию с Канакерским полком в военную базу. При мне началось обсуждение проекта этого договора и прилагаемых к нему соглашений, ради чего в Ереван в июле 1994 года приезжала делегация во главе с В.Л. Олеандровым. Были у нее и другие задачи, но главное – переговоры о базе, которые с армянской стороны вел Эдуард Симонянц и в которых участвовали военные эксперты с обеих сторон.

Москва поддержала мою оценку истории с договором о правовом статусе войск. Олеандров без обиняков заявил и президенту, и министру иностранных дел Армении, что постановление Верховного Совета Армении от 22 июня – это не ратификация. Оговорки-поправки на этой стадии международное право не допускает, ибо они могут оказаться неприемлемыми другой стороне (сторонам) и аннулировать договор. Ваган Папазян согласился с нами. Левоn Тер-Петросян не исключал возможности пересмотра этого постановления в сторону чистой ратификации, если удастся доказать армянским депутатам, что их соображения учтены в договоре о базах. Таким образом трюк Варданяна, проделанный с помощью правительственного большинства и при полной импотентности пророссийской оппозиции, в том числе левой, стал фактором шантажа на переговорах о статусе военной базы, которые Симонянц повел крайне жестко, накидав кучу новых оговорок даже после того, как текст уже был практически согласован. Доведение проекта до окончательного варианта тогда так и не состоялось. Переговоры продолжались, уже без меня, почти восемь месяцев, но 16 марта 1995 года Левоn Тер-Петросян и Б.Н. Ельцин подписали его в Москве, а 18 апреля 1997 года он был ратифицирован Государственной думой, преодолевшей сопротивление проазерского лобби, рупором которого выступил председатель думского комитета по обороне генерал-лейтенант Лев Рохлин. Голосование за ратификацию договора с Арменией было массированным. Это показало, что большинство думцев понимает значение для России нашего военного присутствия в Армении и военного сотрудничества с нею. Думаю, что такому блестящему результату способствовала и доказательная аргументация, с которой выступали перед депутатами и до того, и в день голосования Всеволод Леонидович Олеандров и заммининдел Борис Николаевич Пастухов. На этот раз не заставили себя ждать и депутаты Национального собрания Армении, которые через несколько дней тоже ратифицировали договор, обойдясь без выкрутасов.

Я был очень рад такому исходу дела. Тем более, что фундамент этого сотрудничества закладывался при мне и с моим посильным участием, а понимание нашими военными государственных интересов России в Армении я всегда ставил в пример дипломатам и политикам.