ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ

5 февраля самолетом ИЛ-76 военно-транспортной авиации (на таких десантников возят) вылетел я из Чкаловского в Ереван. Холодно было в моей комнате – что-то около шести градусов по Цельсию. С помощью масляной батареи при периодическом отключении электричества удалось с грехом пополам поднять температуру до 14 градусов – спать можно. В рабочем кабинете тоже зябко. Электрообогреватель спасает, пока горит. Поэтому сидеть приходилось в пуховой куртке. Немного помогали коньяк и тутовка.

Грачик Карапетян, управделами МИДа, рассказал мне как-то, что радио «Свобода» в рубрике «После империи» посвятило Армении пятнадцать минут, назвав ее «замерзшим адом», и воздало должное российскому послу, который делает все, чтобы привлечь к положению в Армении внимание россиян, в том числе депутатов Верховного Совета, куда посол недавно ходил. Я к этому репортажу руку не прикладывал. Поэтому было вдвойне приятно узнать, что твоя работа не проходит бесследно. Жаль только сам передачу не слышал.

А на улице – своя зима. У Оперы на площади Свободы митингует Паруйр Айрикян, требуя отставки президента и созыва Учредительного собрания. Эдик Симонянц по телефону сказал сотруднику посольства, что это – проба сил оппозиции, причем не той, что играет сколько-нибудь существенную роль в политической жизни Армении. Паруйр явно воспользовался эмоциональным всплеском ереванцев, уставших от трудностей суровой зимы, и собрал на митинг несколько десятков тысяч человек. Президент айрикяновцев не принял, но через несколько дней вступил в консультации с основными политическими партиями. Однако повел себя так, что диалога не получилось: оппозиция выдвигать своих кандидатов в правительство на его условиях отказалась, а он не пошел на требуемое ею перераспределение полномочий между ним и парламентом и никакой программы вывода страны из кризиса не предложил. В сообщении об этих консультациях в Москву я высказал предположение, что наиболее вероятным главой правительства можно считать либо самого президента, либо Гранта Багратяна, первого зампредсовмина. Его и назначил президент своим указом от 12 февраля.

Грант Араратович Багратян родился в 1958 году в Ереване. В 1979-ом с отличием окончил Ереванский институт народного хозяйства, потом отслужил свое в армии, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую в 1987 году, работал научным сотрудником в Институте экономики Академии наук, участвовал в карабахском движении, рыночник по убеждениям. С сентября 1990 года он ходил в первых замах предсовмина. Когда Грант стал премьер-министром вместо ушедшего в отставку Хосрова Арутюняна, в Ереване шутили: «Армянского Черномырдина сменили на армянского Гайдара». Сам Багратян действительно очень уважал Гайдара и готов был оправдывать любые его действия, так что нам с ним приходилось спорить на эту тему, в приватных беседах, естественно. Ему-то и пришлось с ходу решать некоторые проблемы, возникшие в связи с доставкой российской гуманитарной помощи, которую я ускорил своими посланиями в Центр.

Одно из таких посланий я отправил 8 февраля. В нем содержалась просьба о помощи и молоканам в Красносельске.

В тот же день я побывал у Франс де Артинг, которая любезно позвала меня пообщаться с Шарлем Азнавуром. Он привез гуманитарную помощь для беженцев из Азербайджана не впервые, а на этот раз в основе его акции была инициатива моего старого знакомого из Венеции, армянина-католика падре Рафаэле. Азнавур уже встречался с Тер-Петросяном и беженцами. Планирует визит к Ельцину. Франс побуждает Шарля к контакту с турецким правительством, чтобы поискать с ним компромиссные решения, которые бы устроили Азербайджан и Армению. У меня это вызывало скептическое отношение, но отговаривать я не стал: любые шаги в сторону мира могут оказаться полезными, даже оставаясь вроде бы безрезультатными. Это все равно, что разведка боем.

Азнавур сказал мне, что был против восстановления Мецаморской АЭС, но готов изменить свое отношение, если ему докажут, что есть гарантии безопасности.

Он, как и я, убежден в том, что Армения много теряет на отсутствии в ее посольствах служб информации: никто даже во Франции про Армению ни черта не знает и ее судьбой не интересуется, с горечью заметил Азнавур.

После этой встречи я написал еще одну «цидульку» в администрацию президента, в правительство, МИД, Госкомсотрудничество и ГКЧС, в которой сообщил, что делают Франция и США в области гуманитарной помощи Армении, напомнил, что мы ждем обещанного из России и предложил, чтобы груз ГКЧС сопровождал какой-нибудь известный деятель России. Если Азнавур привез 36 тонн, американский конгрессмен Джозеф Кеннеди – медикаменты, то 90 тонн из Москвы заслуживают подобного сопровождения. Просил снова не забыть о Красносельске.

10 февраля позвонили из нашего МИДа: ждите послезавтра два самолета с первой частью груза и для вывоза в Россию ста пятидесяти молокан, изъявивших желание вернуться на родину предков; попросите правительство Армении о содействии. Я тут же сообщил об этом Арману Киракосяну и договорился с генералом Бабкиным, который дал указание Канакерскому полку помочь нам разгрузить самолеты, доставить помощь в Красносельск и вывезти оттуда эвакуируемых.

Наше намерение вывезти группу молокан встретило поначалу настороженное отношение части армянского руководства. Вице-президент Гагик Арутюнян сказал мне, что ему это не очень нравится, лучше бы пристроить красносельских беженцев где-нибудь в Армении. Я ему возразил: до сих пор армянское правительство не думало об этом, да и нет у него возможностей даже беженцев из Азербайджана толком разместить, вот мы и откликнулись на просьбу сельского схода, но вывоз нескольких десятков женщин и детей из-под азербайджанского обстрела – не массовая, а одиночная акция, и Армении никакого политического ущерба не наносит, более того – плохо говорит о ее соседях, стреляющих по мирным жителям, которых мы и вынуждены спасать. Должен сказать, что возражения Гагика ограничились частным разговором со мной на одном их дипломатических приемов и не имели характера официального демарша. Со стороны правительства Армении я скорее встретил полное понимание. С готовностью подключился к осуществлению операции «гуманитарная помощь» новый премьер-министр.

Первый самолет АН-22 прилетел не 12, а 16 февраля и привез 45 тонн муки и разной крупы, но молокан вывозить отказался: у командира было предписание Главного штаба ВВС везти еще какой-то спецгруз на Дальний Восток и он улетел без наших пассажиров. Две трети груза мы отдали армянскому Госуправлению по делам беженцев, а пятнадцать тонн отвезли на военных грузовиках в Красносельск, где раздали помощь, естественно, не только молоканам, а всем страждущим. После моего разговора по телефону с авиационным начальством 18 февраля прилетел ИЛ-76 из Моздока специально за молоканами, но на этот раз грузовикам пробиться в Красносельск не удалось из-за снежных заносов, перекрывших перевалы: ни через Дилижан, ни вдоль северного берега Севана проехать оказалось невозможным. К счастью, 19 февраля у меня была запланирована встреча с Грантом Багратяном. Он и распорядился срочно направить снегоочистительную технику, куда следовало, и 20 февраля прямо из-под очередного обстрела из Красносельска мы вывезли несколько десятков человек. Их оказалось не сто пятьдесят, а чуть больше восьмидесяти: остальные не решились расставаться с хозяйством, домом, скотиной. Потом они все равно уйдут оттуда, но какими-то своими путями.

21 февраля самолет из Моздока повез молокан в Москву. А пока суд да дело, в Ереван прилетели еще два ИЛ-76 с итальянской мясной тушонкой, сублимированными супами и макаронами, которые мы передали Владимиру Миграновичу Мовсесяну, директору Госуправления по делам беженцев, одному из последних первых секретарей ЦК КПА, нашедшему свое место и при новой власти, и просто симпатичному, сердечному человеку, другими словами – в хорошие руки: никто потом не жаловался, что гуманитарная помощь попала не по адресу, такого не было. Я направил телеграмму П.С. Грачеву, С.К. Шойгу, Т.М. Регент, А.В. Козыреву, в которой дал высокую оценку действиям наших военных и дипломатов, успешно справившихся с выполнением непростой задачи доставки грузов и вывоза людей в довольно сложных метеорологических условиях, не говоря уже об опасностях, связанных с азербайджанским артобстрелом. При этом я особо выделил полковника Алексея Семеновича Третьякова, замначштаба Группы российских войск, который лично участвовал вместе с советником посольства Виктором Игоревичем Дерегой в эвакуации молокан из Красносельска, и советника-посланника Владимира Степановича Старикова – он обеспечивал взаимодействие всех служб, наших и армянских, так или иначе причастных ко всей операции ГКЧС, и делал это блестяще.

В том же 1993 году, в ноябре-месяце, в Ереван прилетал еще один самолет ГКЧС с гуманитарной помощью для русских. Распределение этой помощи посольство попыталось проконтролировать таким образом, чтобы она досталась всем организациям соотечественников, а не только самой малозначительной, но крикливой, а главное – сумевшей установить прямые контакты с ГКЧС. Называла она себя претенциозно «Обществом друзей Армении – ОДА» и связалась с рогозинским Конгрессом русских общин, а подавляющее большинство русских в Армении сгруппировалось вокруг общества «Россия», не признавало опеки КРО и сотрудничало с нашим посольством. Крокодильской «Оде» очень хотелось диктовать свою волю другим. Контроль посольства ее никак не устраивал. И она начала скандалить, рискуя сорвать дальнейшее поступление и без того мизерной помощи. Так было и в мае 1994 года, когда не без участия посольства состоялась еще одна операция по доставке гуманитарного груза для русской общины, «Ода» попыталась перехватить этот груз и, когда ей это не удалось, начала нажимать на все педали в Москве, вплоть до того, что мне звонили от одного из замов Козырева по этому вопросу. Я ответил, что мы все сделали по справедливости, груз распределен пропорционально списочному составу русских ассоциаций, и «Ода» получила даже больше, чем должна бы, ибо со списками она, как обычно, схимичила. Давление на меня из Москвы прекратилось. Но через некоторое время местные «крокодилы» организовали атаку на меня в одной маргинальной прокоммунистической газетенке, о чем я, кажется, уже упоминал.