Тропическая ночь

Налитый тайной первозданною

Лес обступил меня кругом

И змеями повис лианными

Над затухающим костром.

И чар природы экзотической

Не разорвать, не превозмочь…

Пьянясь отравою тропической,

Благословляю эту ночь.

И жизнь не кажется напрасною,

И боль утрат не так остра.

Когда горит в зените ясное

Созвездье Южного Креста.

Когда с лесными отголосками

Я звоны струн сердечных слил,

Когда в реке играет всплесками

Шальной от счастья крокодил.

И зыбится в воде сверкающий

Луной осеребренный круг,

И что-то шепчет примиряюще

Одевший берега бамбук.

А явь сплетается со сказкою,

Откуда Ты, тропой чудес.

Спешишь с любовью и опаскою

Ко мне, сквозь этот дикий лес.

И подойдешь к костру, свободная

От всех общественных цепей,

Чтоб приобщиться к первородному

Простому счастью дикарей.

1972

Читайте также

«Ночь в музее: секрет гробницы» / Night at the Museum: Secret of the Tomb Другое название: «Ночь в музее – 3» / Night at the Museum 3 Режиссёр: Шон ЛевиСценаристы: Давид Гийон, Майкл Ханделман, Марк Фридман, Томас Леннон, Бен ГарантОператор: Гильермо НаварроКомпозитор: Алан СилвестриХудожник: Мартин

Ночь Улица. Сумрак. Медлительность. Тишь. Слух еще ловит отзвуки дня. — Что ты, великая, идущая на меня, В безднах таишь? Вот ты прижала тени к земле Зданий громады — хаос во мгле. Тихо я… Таю… Едва различим… Все, что я знал, разлетелось, как дым. Страшная высь! Немые

Ночь и смерть. Ночь и любовь В стихотворении «Зверинец» (1916), посвященном войне, охватившей Европу, поэт пишет о битве, в которую вступили народы в начале XX столетия — «в начале оскорбленной эры». Стихотворение это перекликается с державинской одой «На взятие Измаила», где

НОЧЬ Днем не страшно. Днем — светло. Все как было: жизнь идет. Есть ли в ней добро и зло Или нет добра и зла — Тот же ритм и тот же ход. Скрип колес и плеск весла, Тяжкий шум грузовика, Мир не умер, не исчез: Та же ласка ветерка, Так же сини небеса, Хоть лишенные чудес… Нет лишь

Ночь Поздно. Стоим в кустах ольшанника, у большого озера Ватутина, на перелете уток. Серый осенний вечер, одна полоска вдали над озером вечереет. Чирки со свистом проносятся. Темно уже, плохо видно. Проносятся кряквы, стреляем наудачу. Идем из болота. Вязнут ноги в трясине.

НОЧЬ Ночь, улица, два человека, Фонарь горит, а где

Ночь Ночь, улица, два человека, Фонарь горит, а где

XIV. Ночь В камере было промозгло и холодно. С высокого замерзшего окна текло, и асфальтовый пол был мокрый, как после дождя. Соломенный тюфяк на железной койке был невероятно грязный и сырой. Скрепя сердце, я постелила постель и, не раздеваясь, легла под пальто, стремясь

Глава одиннадцатая «ДЕНЬ-НОЧЬ-ДЕНЬ-НОЧЬ — МЫ ИДЕМ ПО АФРИКЕ…» «…У него были такие широкие плечи и короткая шея, что не сразу бросалось в глаза, что он ниже среднего роста. На голове у него красовалась широкополая, плоская коричневая шляпа, какие носят буры, он носил

«Тихая ночь, святая ночь» Но это была воздушная тревога. Налет американских самолетов. Погасли освещенные полосы, прожекторы на сторожевых башнях, фонари на дорогах, лампочки во всех помещениях, фары автомобилей. Я понял, что обесточена и колючая проволока, которой был

Всю ночь Колеса отстукивали забавные ритмы, из которых можно было смастерить все что угодно. Была ранняя весна 1943 года. Мне уже исполнилось девятнадцать. С назначением в кармане я направлялся на Урал, в танковый корпус. Мне строжайше предписывалось вступить в высокую

Ночь Вечером в "саду" стоял ор. Орали все дети, от мала до велика. Просто на работу вышла "нянечка". Не помню ни ее лица, ни комплекции, ни возраста, ни имени, ничего — все как-то стерлось из памяти. Помню часы "Заря" на металлическом браслете. Зло запоминается плохо, спасибо

НОЧЬ Ночь, улица, два человека, Фонарь горит, а где