Отъезд из Европы

Отъезд из Европы

К началу 1934 года мировой экономический кризис достиг своего апогея. Европа была переполнена безработными и всюду шли новые сокращения и увольнения. В первую очередь это коснулось бесподданных русских эмигрантов, которых западно-европейские страны, в особенности Франция, еще недавно контрактировали на Балканах, гарантируя им постоянную работу. Теперь их массами выбрасывали на улицу и издавали ограничительные законы, практически лишавшие их всякой возможности вновь куда-нибудь устроиться.

Приведу в пример свой собственный случай. В эти годы я окончил в Бельгии университет. У меня сейчас же отобрали прежнее удостоверение личности, где профессия не была обозначена, и выдали другое, в котором я фигурировал как инженер-химик. По новым законам это означало, что я могу работать только как таковой и не имею права ни на один иной вид заработка, даже на продажу на улице газет или шнурков для ботинок. С другой стороны существовала обязательная для всех предприятий норма, ограничивающая число служащих иностранцев десятью, а позже и пятью процентами. В стране, переполненной своими собственными безработными специалистами, шанс получить место инженера при таких условиях фактически равнялся нулю.

В таком же или в похожем положении находились тысячи наших соотечественников. Во Франции (да и в Бельгии) уже нередки были случаи арестов и высылки безработных русских по обвинению в бродяжничестве. Так как ни одна страна не соглашалась их принять, они возвращались во Францию, где несколько таких повторных арестов грозили им ссылкой на поселение, в Гвиану. И как раз в это время страницы газет запестрели объявлениями о том, что Парагвай начал широкую колонизацию и предлагает всем желающим льготный проезд, бесплатную землю и всяческую помощь в организации сельского хозяйства.

Для многих сотен людей этот выход являлся единственным спасением и потому, не въедаясь в детали и не теряя времени на всякие дополнительные справки, они устремились в Парагвай.

Наша группа переселенцев, сформировавшаяся в великом герцогстве Люксембургском, по счету была третьей. Две предыдущие, состоявшие, как и наша, из безработных чинов Русского Общевоинского Союза, выехали из Франции на несколько месяцев раньше.

Все мы ехали почти вслепую: знали только, что колонизацию возглавляет русский генерал Иван Тимофеевич Беляев, уже давно устроившийся в Парагвае, где он тоже получил генеральский чин, и что в Париже имеется его полномочный представитель, некто Горбачев, берущий на себя все хлопоты по получению виз и по отправке колонистов за океан.

Что же касается общей информации, то единственным ее источником служила небольшая брошюра, изданная в Париже тем же Горбачевым, на основе сведений, полученных от генерала Беляева. В ней Парагвай и все ожидающие нас условия труда и жизни расхваливались напропалую: там-де сказочно плодородная почва, здоровый и умеренный климат — точно такой, как на Украине, не бывает засух, нет никаких вредителей, уничтожающих посевы, множество ручьев и рек, изобилующих рыбой, леса чуть ли не наполовину состоят из фруктовых деревьев и полны дичи, всюду есть хорошие дороги, а что касается сбыта, то скупщики периодически объезжают колонистов и берут все на месте. Словом, всем переселенцам гарантировалось полное благосостояние и легкая, привольная жизнь.

Брошюре верили, конечно, не на все сто процентов, но если бы она была правдива хоть наполовину, — и то условия казались нам вполне приемлемыми, К тому же, к моменту отъезда нашей группы, в газетах появилось сообщение Колонизационного Центра (т. е, того же Горбачева), гласящее что наши предшественники уже полностью обжились в Парагвае и основали возле большого города Энкарнасиона обширный поселок, получивший название «станицы имени генерала Беляева», где уже построена русская церковь, открыты больница, переселенческое управление, школа, заканчивается постройка большого отеля для вновь прибывающих, так как там же, возле этой станицы, будут наделять землей и все следующие партии колонистов.

Вслед за этим, в Париже вышло два-три номера газеты «Парагвай», тоже изданные Колонизационным Центром. В них подробно описывались достижения станицы генерала Беляева, перспективы дальнейшей колонизации и публиковались письма первых колонистов, свидетельствующие о их блестящих успехах.

Совсем повеселев, мы принялись за сборы в далекий путь. В нашу группу вошли 32 мужчины, 8 женщин и четверо детей, в возрасте от двух до десяти лет. Возглавил ее бывший начальник Корниловского Военного Училища, полковник Керманов, которому мы единодушно вручили бразды правления, общую кассу и диктаторские полномочия, обязавшись беспрекословно повиноваться в течение первого года, работая «колхозом», и только по истечении этого срока желающие обретали право перейти на положение «единоличников» или покинуть колонию. Такая организация, основанная на дисциплине и исключающая возможность разногласий и разобщения сил, казалась нам залогом успеха и гарантией того, что наша колония будет в короткий срок прочно поставлена на ноги.

Люксембургское правительство, которое предпочитало раз и навсегда избавиться от безработных русских вместо того, чтобы платить им бесконечные пособия, отпустило на каждого из нас по 3.000 франков и предоставило бесплатный проезд по железной дороге до Гавра. Кроме того, по ходатайству Керманова, имевшего в нашей стране кое-какие связи, нам, также бесплатно, дали штук двадцать охотничьих ружей, конфискованных у браконьеров и десять винтовок военного образца. Сверх этого, мне удалось по знакомству, за ничтожную цену, приобрести для группы на одной из бельгийских оружейных фабрик восемь новых двухстволок, тридцать револьверов системы Наган и несколько браунингов.

От Буэнос-Айреса до места поселения нам выхлопотал бесплатный проезд генерал Беляев. Таким образом, нам надлежало оплатить только свое путешествие пароходом через океан, причем и здесь мы получили некоторую скидку. В результате — даже после покупки основного инвентаря (топоров, пил, лопат, и прочих сельскохозяйственных инструментов, а также полного оборудования кузнечной, слесарной, столярной и сапожной мастерских) — у нас осталось больше половины полученной от Люксембурга суммы. При баснословной дешевизне и рекордно низкой валюте Парагвая (один доллар в то время стоил 440 парагвайских пезо) этого, по приезде на место, вполне хватало на обзаведение скотом и всем что необходимо в хозяйстве, а также на текущие расходы до того времени, когда колония начнет приносить доход.

Таковы, во всяком случае, были теоретические расчеты и надо добавить, что они могли бы осуществиться на практике, если бы налицо оказались два необходимых фактора, которые у нас, увы, отсутствовали: знание дела, за которое мы брались, и достаточное благоразумие.

Путь наш лежал через Париж и мы задержались там на пути, чтобы осмотреть город и проститься со знакомыми и сослуживцами. Вечером в офицерском собрании РОВСа в нашу честь устроили прощальный ужин, на котором присутствовал весь генералитет. Все были чрезвычайно сердечны, говорилось множество тостов и пожеланий, высказывалась уверенность в нашем блестящем будущем. Но в то же время чувствовалось, что с нами прощаются навсегда, как с людьми, улетающими на другую планету, откуда никому нет возврата. И действительно, из всей нашей группы много лет спустя в Европу возвратился один только Керманов.

Прямо с ужина мы отправились на вокзал, сели в поезд и рано утром были уже в Гавре. Здесь, в ожидании посадки на пароход, нас провели в какой-то затрапезный портовый ресторанчик. В этот ранний час он был совершенно пуст, только за одним из столиков сидел прилично одетый молодой человек, который сейчас же обратился к нам по-русски. Это был сотрудник «Последних Новостей» Андрей Седых, приехавший в Гавр с целью проинтервьировать нашу группу. Занятый какими-то багажными делами Керманов уполномочил на это меня, мы уселись за столик и за кружкой пива я рассказал А. Седых все, что его интересовало.

Помню, что его особенно поражало полное отсутствие среди нас земледельцев. Он никак не хотел верить, что мы, отправляясь в неведомые края заниматься сельским хозяйством, не имеем в своих рядах хоть кого-либо практически знакомого с этим делом.

— Может быть, среди вас все-таки есть хоть один природный крестьянин? — допытывался он, всматриваясь в заспанные физиономии переселенцев, — Ну, а вот этот? — с надеждой в голосе спросил он, указывая мне глазами на проходившего мимо поручика Дюженко, который, в счет будущего своего крестьянского положения, начал отпускать бороду.

— Такой же земледелец как и все прочие, — пояснил я, — окончил гимназию и военное училище, прекрасный офицер, но плуг, надо полагать, видел только на картинке.

Андрей Седых сокрушенно умолк. Его подробная статья, посвященная нашей группе, вскоре появилась в «Последних Новостях». В ней содержались скверные для нас пророчества, но к тому времени, когда этот номер газеты разыскал нас в дебрях Парагвая, многие из них уже сбылись, позже сбылись и остальные.

Пароход «Липари», на котором нам предстояло пересечь океан, отнюдь не принадлежал к числу тех трансатлантических гигантов, на которых путешествуют кинозвезды, нувориши и прочие избранники судьбы. Он был полугрузового типа и вскоре предназначался на слом. Но все же нас довольно удобно разместили в каютах третьего класса, всем семейным дали отдельные. Кормили вполне сносно и изредка баловали киносеансами, которые давались прямо на верхней палубе.

Администрация парохода относилась к нам настолько прилично, насколько способны французы относиться к людям безденежным и бесправным, каковыми были тогда все «нансеновские подданные». Когда стало известно, что в нашей группе есть очень приличный хор и струнный оркестр, это отношение значительно улучшилось и нас даже пригласили дать два-три концерта в салоне первого класса, и за это кое-что заплатили.

На пятый день пути мы прибыли в Лиссабон, где наш «Липари» должен был грузиться углем. Всех пассажиров пустили на берег, кроме нас: портовые власти категорически заявили, что ни один обладатель нансеновского паспорта на португальскую землю не ступит. Однако, когда Керманов показал членскую карточку французского Союза Комбатантов, а я — бельгийского, для нас двоих все же сделали исключение. Мы побывали в городе, осмотрели его достопримечательности, сделали кое-какие покупки и вечером возвратились на пароход, мысленно навсегда простившись с европейским материком.