Юй Дун-цзян Дружба, скрепленная кровью

Перевод Б. Мудрова

1

В 1918 году я занимался мелкой торговлей в Благовещенске. Когда наступил февраль, части Красной Армии вышибли из города белогвардейцев, и власть перешла в руки Советов. К этому времени и относится начало моей скромной деятельности на пользу революции — я стал сотрудником городской ЧК в принимал участие в ликвидации прятавшихся белогвардейцев в контрреволюционных элементов. Председатель ЧК Виноградов часто беседовал со мной о революции и на различные несложные научные темы. Товарищи по работе дали мне прозвище Бедняк Юй.

Когда японские интервенты и белогвардейские банды заняли Благовещенск и другие юрода Дальнего Востока, я ушел в таежные леса на восточном берегу реки Зеи. В тайгу тогда уходило много народу, группами в десять — двадцать человек. А когда собрались все вместе, насчитали несколько сот человек, из которых сформировали до десятка партизанских отрядов. Одним из таких отрядов был отряд «Старика» под командованием товарища Брай-Антонова. В этот отряд вступил и я.

Антонов был приветлив в обращении, смел и решителен в делах, четок в действиях. Бойцы отряда очень уважали его. Наш отряд постепенно разросся и насчитывал свыше шестисот человек, большей частью это были китайцы. Подразделения были неодинаковые: одни состояли из ста с лишним человек, в других едва набиралось девяносто. В бою бойцы всегда поддерживали друг друга. Отряд «Старика» действовал главным образом в крупных населенных пунктах Амурской области. Мы не только заманивали японских захватчиков в небольшие отдаленные пункты, где уничтожали их, но даже осмеливались нападать на города и железнодорожные станции, занятые довольно крупными японскими гарнизонами.

2

Я командовал взводом. Из всех более или менее крупных операций, в которых участвовал взвод, в моей памяти сохранились две.

Первая — под деревней Кирсановка. Наш взвод, состоявший из пятидесяти с лишним бойцов, залег в придорожной канаве, заросшей высокой, в рост человека, травой. Это было узкое дефиле на дороге в Кирсановку. Одного из местных жителей направили мы в японский гарнизон о «донесением», будто партизаны «грабят» Кирсановку. Японцы, поддавшись на эту удочку, послали в Кирсановку сотню всадников. Признаться, партизаны, увидев японцев в таком количестве, слегка струсили. Я принял решение: «Врагов больше, чем нас, но наша позиция лучше. Затаиться и ударить по японцам, когда перед нами будет как раз центр их отряда». Так и сделали. Взвод притаился. А когда середина японского отряда поравнялась с нами, из травы один за другим раздались залпы. Потеряв сразу же более двадцати человек, японцы бросились врассыпную.

И другая — под станцией Серышево. Весной 1920 года из Серышева в отряд «Старика» прибыл человек, который сообщил, что в городе только 300 японцев. Товарищ Антонов созвал на совещание всех командиров взводов и командиров соседних партизанских отрядов. Город решили атаковать, причем командиры подразделений заявили о своем желании участвовать в штурме. Я вызвался первым, моему примеру последовал Дулецкий. В соответствии с окончательным решением атаковать Серышево должны были следующие силы: от отряда «Старика» — 170 человек, командиры — Белугин и я; от отряда Дулецкого — 150 человек.

Во главе своих бойцов я направился в Серышево. Когда (показалась станция, обнаружилось, что японцы двинулись нам навстречу. Оглядел я быстро местность, сложил руки рупором и крикнул изо всех сил: «Отряд, в цепь! К насыпи бегом!» Но японцы уже обнаружили нас, грохнуло орудие, позади разорвался снаряд, взметнув столб дыма, и тотчас засвистели пули. Партизаны бросились к железнодорожной насыпи и, рассредоточившись по ее северному скату, открыли ответный огонь. Японцы залегли на южном скате, и нас теперь разделяло только железнодорожное полотно. Стрелять можно было только из винтовок, а не из пушек или пулеметов. Зато у нас были гранаты-лимонки, бойцы перед броском ударяли их о приклад, трясли хорошенько и изо всех сил кидали. Разрывались лимонки как раз под носом у японцев. Японцы же кидали в нашу сторону гранаты с ручками, полет которых трудно было рассчитать, и поэтому их гранаты разрывались далеко позади нас.

Чтобы не дать противнику пересечь полотно, я приказал лежащим рядом партизанам попарно вести наблюдение — одному смотреть в одну сторону, другому — в другую. Правда, видеть происходящее они могли всего лишь на расстоянии нескольких десятков метров, но этого было достаточно, так как лежали мы довольно плотно. Зато не приходилось крутить головой с риском получить шальную пулю. Чуть где покажется голова японца — туда сразу же летели наши пули, и уже немало японцев, что посмелее, поплатились своими головами. Противник, конечно, тоже не дремал и отвечал нам яростным огнем. Как раз в этот день пострадал партизан Цянь И-чэн: высунулся неосторожно больше, чем следовало, и тотчас японская пуля ранила его.

Так обе стороны и держали оборону: ни наступать, ни отступать не могли. Перед заходом солнца к нам прибыло подкрепление, а с сопок ударили пулеметы, прикрывая наш отход. Мы уже прошли несколько километров, а все еще слышали беспорядочную пальбу японцев на насыпи.

3

После разгрома японских интервентов отряд «Старика» вернулся в Благовещенск. Я стал служить в советских погранвойсках в должности командира взвода.

Вскоре демобилизовался, вернулся на родину и занялся сельским хозяйством в деревне Шэнлицунь, волости Ганьчацзы, уезда Цикэ, провинции Хэйлунцзян.

В последующие годы, когда японцы захватили Северо-Восток, мы, китайцы, словно в аду очутились, настолько тяжелой стала наша жизнь. Сколько раз я вспоминал о Советской России, о своих боевых друзьях по Красной Армии.

9 августа 1945 года Советская Армия начала наступление против японцев в Северо-Восточном Китае, а 10 августа один из передовых отрядов советских войск в количестве пятидесяти человек, направляясь из Цикэ в Суньу, прошел через нашу деревню. И, хотя он не задержался у нас, я успел заметить, что Советская Армия совсем не похожа на ту Красную Армию, что была больше двадцати лет назад. Через два дня приехали на грузовиках больше трехсот советских солдат. Я вместе с односельчанами встречал их у обочины дороги. С какой радостью размахивал я красным флажком, когда вновь увидел мою родную Красную Армию, как громко кричал по-русски: «Ура!» Красноармейцы дружески отвечали на наши приветствия.

Когда советские солдаты остановились на ночевку в нашей деревне, их офицер спросил:

— Кто-нибудь в деревне говорит по-русски?

— Я говорю, только плохо.

— А где вы выучились? — спрашивает он. — В Советском Союзе были?

Рассказал я ему коротко о том, как жил в Советской России, как воевал, а он крепко пожал мне руку и говорит:

— Дорогой товарищ, ветеран Красной Армии! Мы очень рады, что встретились здесь с тобой.

Ну, поговорили мы с ним немного, а потом он вытащил карту и давай спрашивать, как добраться до Сыбулоуцзы, где располагался японский гарнизон, как добраться до реки Суньхэ, пройдут ли машины, где можно наткнуться на противника?.. Я рассказал ему все, что знал.

На следующее утро перед выступлением солдаты подарили мне канистру с бензином. Я не брал, так они просто оставили ее в моем доме. Потом этот бензин я разделил между всеми односельчанами.

На фронт непрерывно двигались советские танки, артиллерия. На реке Суньхэ, в Сыбулоуцзы и других местах развернулись упорные бои, и японские гарнизоны через несколько дней были разбиты. Немало советских солдат погибло в этих боях; я слышал, что в бою за Сыбулоуцзы их пало несколько сот. Все это напоминало мне о китайцах, отдавших свою жизнь за победу Октябрьской революции, о дружбе советского и китайского народов — дружбе, скрепленной кровью, вечной и нерушимой.

Сейчас мне семьдесят пять лет, но я еще бодр, сам засеваю свои три му земли, у меня есть пара свиней. Вступил в сельскохозяйственный производственный кооператив. Односельчане выбрали меня председателем сельского народного комитета. Так что Бедняк Юй теперь уже далеко не бедняк.