Ван Хун-сюнь Великое крещение Октября

Перевод Ду И-синя и М. Шнейдера

Встреча Ленина на Финляндском вокзале

В Петрограде, на берегу Невы, находился огромный завод «Металлист», в механическом цехе которою я работал в 1917 году. В России я прожил уже три года, но говорить по-русски так и не научился. Поэтому каждый раз, разговаривая с русскими, мне то и дело приходилось прибегать к помощи нашего переводчика Вэнь Мин-лая.

Хозяин завода жильем рабочих не обеспечивал, и у нас не было крыши над головой. Однажды мы, китайские рабочие, случайно забрели в казарму к русским солдатам. Они отнеслись к нам сочувственно, накормили и оставили ночевать у себя. Приходилось жить и в ночлежке, где брали пятак за ночь; спали там на длинных деревянных нарах, разгороженных досками. Ширина каждого места — не больше двух чи[24]. Ляжешь в такую «постель», сожмешься в комок и на другой бок уж не повернешься.

Через некоторое время мне посчастливилось: я познакомился с одним добряком-сапожником, который приютил меня в своей ветхой деревянной каморке.

С продовольствием в Петрограде было очень плохо, за хлебом приходилось ездить в деревню к крестьянам. Тогда-то я и столкнулся с этой дрянью — кулаками.

Хлеба у них полные амбары, а дать — даже крошки не выпросишь. Бедняки — дело другое. Они по-настоящему хорошо относились к нам, китайцам: всегда делились всем, что имели. Накормят, бывало, и ночевать оставят. Подметут пол в избе, положат на него мягкий матрац из соломы, а какая-нибудь русская старушка накинет еще на тебя тулуп, чтобы не замерз.

В первых числах апреля, на пасху, в двенадцатом часу ночи вышел я прогуляться и подышать теплым весенним воздухом. Незаметно дошел до Финляндского вокзала. Вижу: привокзальная площадь заполнена тысячами людей — рабочими, солдатами, матросами; у многих в руках факелы, лозунги, знамена. Аплодисменты, смех, крики «ура» — все слилось в единый гул. Меня заинтересовало, что происходит, почему люди такие радостные, возбужденные. Хотел пробраться вперед, но не сумел, спросить — русского языка не знаю.

Прошло некоторое время, и на площади постепенно установилась тишина. Мне показалось, что вдали кто-то произносит речь. Я стал внимательно прислушиваться к разговору стоявших рядом со мной русских рабочих. Радостные и улыбающиеся, они то и дело повторяли: «Ленин», «Ленин». В то время я еще не знал, кто такой Ленин, но видел, с какой любовью и уважением произносят это имя простые люди. И тогда я понял, что человек, которого так горячо встречают, — Ленин. Здесь, у Финляндского вокзала, я впервые услышал это имя — Ленин!

Вдруг впереди снова послышались возгласы: «Ура!», «Да здравствует социалистическая революция!».

Поток людей хлынул вперед, увлекая меня за собой. Но когда я оказался в центре площади, Ленина там уже не было. Смеясь и разговаривая, все стали расходиться. Глубоко взволнованный, вернулся я домой.

Сама эта ночь, та поистине волнующая атмосфера, которая царила на Финляндском вокзале, зажгли в моем сердце новые надежды.

Китайский рабочий патруль в Петрограде

После возвращения Ленина в Петроград я стал замечать большие перемены на нашем заводе. Заводовладелец уже не осмеливался ни с того ни с сего избивать и ругать рабочих, и зарплату мы стали получать вовремя.

У народа поднялось настроение, возросла активность. Русские рабочие время от времени проводили собрания и приглашали на них нас, китайцев. Я всегда с большой охотой ходил на собрания.

В мае и июне на заводе часто вспыхивали стачки. Однажды во время работы к нам в механический цех пришел какой-то человек. Он встал на скамейку и обратился к нам с речью. Рабочие окружили его и стали слушать. Сразу же после выступления незнакомец ушел. «Бросай работу! — обратились ко мне русские товарищи. — Пошли на демонстрацию против Керенского!» Я вытер руки и с колонной рабочих вышел на улицу.

Улицы уже были заполнены демонстрантами. Над головами людей плыли знамена и лозунги. К рабочим присоединялись матросы и солдаты. Громовые раскаты «ура» сотрясали весь Петроград. На площадях с наспех сколоченных трибун звучали речи ораторов. Слова агитаторов-большевиков указывали народу путь к свету, они глубоко западали в сознание рабочих и укрепляли в них уверенность в правоту великого дела большевистской партии.

А через несколько месяцев свершилась Великая Октябрьская революция.

Летом 1920 года в Петрограде была создана китайская ячейка РКП(б). Один ответственный работник — товарищ Поливанов, говоривший по-китайски, часто проводил с нами, китайскими рабочими, беседы на политические темы, обучал русскому языку. С помощью товарища Поливанова и китайской коммунистической ячейки я понял глубокий смысл свершившейся революции. Покинув родину и приехав в Россию на заработки, я в полной мере испытал на себе гнет и эксплуатацию капиталистов, вдоволь хлебнул горя от русских подрядчиков. И только после Октябрьской революции я, китайский рабочий, оказавшийся без родных, близких, не имеющий никакой опоры, испытал теплое отношение к себе, познал дружбу. Будучи еще недостаточно подготовленным для вступления в партию, я состоял только в группе сочувствующих коммунизму.

В марте 1921 года в Кронштадте вспыхнул контрреволюционный мятеж. Контрреволюционеры кричали во всю глотку: «За Советы, но без большевиков!» Революции грозила серьезная опасность. В эти дни ко мне зашел товарищ Поливанов. «Все наши вооруженные отряды отправились на подавление контрреволюционного кронштадтского мятежа, — сказал он. — Петрограду угрожает серьезная опасность, так как в любой момент белые и буржуазия могут поднять восстание, чтобы свергнуть нашу власть. Мы, рабочие, должны вооружиться и встать на защиту своих завоеваний».

«Какую бы работу ни поручили мне большевики, я приложу все свои силы, чтобы выполнить ее», — ответил я.

По указанию Поливанова я отправился на Невский проспект в дом № 41, где помещался первый райком партии. Сколько же собралось там народу! Огромное здание было переполнено, все ожидали распоряжений и распределения. С большим трудом мне удалось пробиться в кабинет, чтобы рассказать товарищам из райкома о задании, которое я получил от Поливанова. Меня тут же представили одному рабочему-китайцу. «Это ваш командир отряда, товарищ Чжу Вань-фу, — сказали мне. — Будете находиться в его распоряжении».

Глубокая ночь, кругом — мертвая тишина. Над Невой веет леденящий холодный ветер. Наш патруль, состоящий из двадцати с лишним китайских рабочих, вооруженных винтовками, вышел в дозор по городу. Товарищи из райкома партии дали нам четкие инструкции: бдительно нести службу, быть постоянно готовыми к подавлению белогвардейского мятежа в Петрограде, к защите колыбели революции.

Через несколько дней кронштадтский мятеж был подавлен, а наш патрульный отряд распущен.

Коммунистический университет трудящихся Востока в Москве

Летом 1921 года в Москве был создан Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ). По рекомендации китайской ячейки РКП(б) я приехал в Москву учиться. Университет находился у Страстной площади (теперь площадь Пушкина). Вначале там не было студенческого общежития, и первое время я и еще один китаец спали на сцене клуба. В сентябре начались занятия и мы переехали в общежитие. Это был пятиэтажный дом под глазированной черепицей. Из больших окон открывался вид на площадь и памятник Пушкина. Ректор университета Бройдо[25] часто рассказывал слушателям о нравах и обычаях разных народов, а иногда приносил национальные костюмы для того, чтобы мы разбирались во вкусах и особенностях культуры этих народов.

В университете обучалось более тысячи человек, в том числе китайцы, монголы, корейцы, индийцы и японцы. На китайском отделении насчитывалось сорок с лишним слушателей. За период с 1921 по 1924 год на учебу в Москву приезжали товарищи Жэнь Би-ши, Ван Жо-фэй, Чжао Ши-янь, Сяо Цзин-гуан, Оюй Чжи-чжэнь, Сяо Сань и другие[26].

Все мои знания тогда ограничивались несколькими самыми простыми иероглифами. Товарищи Жэнь Би-ши и Ван Жо-фэй очень помогали мне в учебе, учили читать и писать. Впоследствии парторганизацией китайского отделения КУТВа я был принят в партию.

В 1921 году в Советской России был страшный голод. Учиться стало еще труднее. Не хватало бумаги, карандашей. Каждому выдавали по большому листу бумаги, который приходилось самому разрезать и сшивать в тетрадь. Учебники печатались стеклографским способом. На всех занятиях, кроме уроков русского языка, нам помогал переводчик Ли Чжун-у.

Помнится, что в те годы общественные науки преподавал нам товарищ Цюй Цю-бо — московский корреспондент газеты «Чэньбао»[27]. Он занимал небольшую комнату. Достанет, бывало, немного рису, придет к нам в общежитие и скажет: «Я только что раздобыл немного рису. Давайте приготовим его и поедим все вместе». Так мы и делали, а главное попутно беседовали на самые различные темы. Всем это очень нравилось.

Несмотря на трудности, настроение у слушателей было бодрое. Мы часто выходили на субботники. Едва дирекция успеет распределить работу, как более тысячи студентов уже строятся в колонну и под звуки горна и барабана направляются к месту работы. Студенты организовали культбригаду, которая выступала во время праздников и на вечерах. По старинной китайской традиции мои соотечественники развешивали в праздничные дни китайские цветные фонарики, которыми так восхищались наши друзья из других стран. Для подготовки спектаклей в помощь культбригаде присылали режиссеров из московского драматического училища. Товарищ Сяо Сань, я и некоторые другие студенты участвовали в представлениях. Иногда мы выступали в Доме старых большевиков, где престарелые ветераны революции неизменно оказывали нам самый горячий прием. Некоторые из них участвовали еще в Парижской коммуне 1871 года.

Во время учебы в Коммунистическом университете мы регулярно получали известия с родины. Многие из партийных товарищей, приезжавших из Китая, выступали перед нами с докладами. В 1923 году мы обсуждали вопрос о стачках в Китае, в 1924 году провели множество собраний, на которых горячо обсуждали вопрос о сотрудничестве компартии и гоминьдана.

Я заканчивал КУТВ. И тут произошло большое, непоправимое несчастье, которое глубокой болью отозвалось в сердцах трудящихся всего мира: 21 января 1924 года в Горках, под Москвой, умер великий вождь и учитель пролетариата — Владимир Ильич Ленин. Когда до нас дошла эта печальная весть, мы заплакали. В университете состоялся траурный митинг. На следующий день утром слушатели и преподаватели в полном составе направились строем к Колонному залу Дома Союзов. В этот день улицы были заполнены народом. Построившись в нескончаемо длинные колонны, люди молча ждали. Только после полудня мы колонной по два человека стали медленно входить в зал. Гроб с телом Ленина был установлен на высоком постаменте. Я шел очень медленно и, вглядываясь в дорогие черты вождя, вспомнил митинг у Финляндского вокзала в 1917 году. Ведь тогда я совсем не знал его, а все последние годы я жил, учился и работал рядом с ним. Часто я думал: «Если мне снова доведется встретиться с товарищем Лениным, все поведаю ему, что у меня на душе». И вот Ленин передо мной, но уже ушел от нас навсегда… Я плакал и все оборачивался, чтобы еще и еще, в последний раз, взглянуть на товарища Ленина. Я видел, как многие смахивали платком набегавшие на глаза слезы…

Воскресенье. Город окутан инеем и морозной дымкой. Трескучий мороз. Чуть забрезжил рассвет, а наша колонна уже заняла свое место на одной из улиц, прилегающих к Красной площади. К этому времени улицы и переулки вокруг были заполнены людьми. Все замерли в скорбном молчании. В городе приспущены флаги, колышутся ленты из черного крепа. Под звуки траурного салюта трудящиеся провожают в последний путь великого вождя и учителя мирового пролетариата — Владимира Ильича Ленина…

В июне 1924 года я окончил Коммунистический университет трудящихся Востока и в течение многих лет был на партийной и профсоюзной работе, принимал участие в колхозном строительстве. Несколько месяцев назад я вернулся на родину. Сейчас мне 62 года. И то, что тридцать с лишним лет я честно служил делу коммунизма, неразрывно связано с именем Ленина и с той закалкой, которую я получил в стенах Коммунистического университета трудящихся Востока в Москве.

Литературная запись Нань Синь-чжоу.