«Отданы г-же Пушкиной»
В кабинете, в доме на набережной Мойки, после кончины поэта был проведен «посмертный обыск», составлена опись бумаг покойного, и в ней под номером 41 значилось: «Письма госпожи Пушкиной».
Писем Наталии Николаевны к супругу насчитывалось не менее сорока.
А.Х. Бенкендорф – В.А. Жуковскому (6 февраля 1837):
«Бумаги, могущие повредить памяти Пушкина, должны быть доставлены ко мне для моего прочтения… По прочтении этих бумаг, ежели таковые найдутся, они будут преданы немедленно огню в вашем присутствии…
Письма вдовы покойного будут немедленно возвращены ей, без подробного оных прочтения, но только с наблюдением о точности ее почерка».
Н.Н. Пушкина – В.А. Жуковскому (8 февраля 1837):
«Надеясь вскоре уехать, я буду просить Вас возвратить мне письма, писанные мною моему мужу… мысль увидеть его бумаги в чужих руках прискорбна моему сердцу…»
Письма Наталии Николаевны действительно находились в запечатанном сундуке вместе с другими бумагами. Он был вскрыт в присутствии свидетелей – генерал-майора Леонтия Дубельта и поэта Василия Жуковского. Видимо, именно об этом потайном сундучке со старыми письмами упоминал некогда Плетнев.
Свои письма к мужу Наталия Николаевна получила – в описи сохранилась пометка: «Вручены г-ну действительному статскому советнику Жуковскому». А уже после его рукой приписано: «Отданы г-же Пушкиной».
Но вот письма поэта, адресованные жене, хранились, что, впрочем, и понятно, у самой Наталии Николаевны, а не в кабинете мужа.
И когда Жуковского обвинили, что он вынес тайком некие пакеты с бумагами покойного поэта, пришлось ему объяснять эту загадочную «историю с похищением» самому генералу Бенкендорфу:
«Эти пять пакетов были просто оригинальные письма Пушкина, писанные им к его жене, которые она сама вызвалась дать мне прочитать; я их привел в порядок, сшил в тетради и возвратил ей».
Наталия Николаевна сохранила письма мужа, но не сумела сберечь собственные. Не захотела? Или причиной тому, по ее же собственным словам, «стыдливость сердца»?
По одной из версий, старший сын поэта Александр Александрович по просьбе матери сжег ее письма. Как тут не вспомнить, что и Екатерина Николаевна, в девичестве Ушакова, давняя соперница Натали, перед кончиной просила дочь сжечь все послания поэта к ней. Сама, по доброй воле. Не хотела, чтобы ее любовь стала предметом обсуждения досужих потомков. Неужели эта печальная история повторилась словно в зеркальном отражении?
Нет, это уж верно, не в «гончаровской» природе – уничтожать письма или документы: рядные записи, свидетельства, заводские книги. Казалось бы, старые и вовсе ненужные…