«Где находится нофелет?»

1988 год, преддверие 90-х – время было еще относительно спокойное, во всяком случае, на «Мосфильме». Анатолий Эйрамджан написал сценарий комедии «Где находится нофелет?», Геральд Бежанов, его друг-режиссер, запустился с этим фильмом.

Изначально пробы проводили с Андрюшей Мироновым. Причем я должен был играть роль, которую впоследствии сыграл Владимир Меньшов, а Андрей Миронов – мою роль. Сделали пробы, потом Андрей мне говорит:

– Давай поменяемся ролями. Я ловеласов уже играл, хочу попробовать сыграть такого вот скромнягу, забитого, тихого. Мне это интереснее.

Я согласился. Мы попробовали оба варианта. Геральд вынес пробы на худсовет. Генеральный директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов утвердил актеров, а решать, как распределить роли между Мироновым и мною, Сизов предложил самому режиссеру: и те и другие пробы ему понравились. В итоге Андрея утвердили на роль Павла, которую потом сыграет Владимир Меньшов, а меня – на роль Гены.

Костюмы примерили, оставался небольшой подготовительный период. Миронов перед съемками уехал в Прибалтику на гастроли, а потом мы узнали страшную весть о том, что он скончался прямо на сцене. Для всех нас это было, конечно, шоком.

Вспоминаю последнюю нашу встречу с Андреем. Я опаздывал на примерку костюма, бежал, запыхавшись, с троллейбуса через проходную «Мосфильма». Вдруг слышу сигнал автомобиля – за рулем Андрей Миронов, он примерил костюм и уже выезжал со студии. Андрей мне крикнул:

– Саня, я костюм примерил, режиссер утвердил – все нормально. До встречи на съемочной площадке. Завтра уезжаю на гастроли.

– Хорошо. Удачи.

Я помахал ему рукой…

После смерти Миронова нужно было искать другого актера на роль Павла. Геральд утвердил Владимира Меньшова. Мы с Володей уже вместе хоронили Андрея, присутствовали на панихиде, прощались с ним в Театре сатиры. Не скрою – я плакал, потому что Андрей был и актером, и человеком очень живым, а я актера и человека не разделяю, для меня это единое.

Попрощались с Андрюшей и стали сниматься. С Володей мы сразу нашли общий язык. До этого мы с ним уже пересекались на съемочной площадке, друг друга знали хорошо.

Вот только у нас были конфликты с режиссером. Геральд – очень дотошный человек, требовал от актера все реплики произносить слово в слово, как написано в сценарии, импровизаций не разрешал – держал нас в ежовых рукавицах. Только Николаю Ивановичу Парфенову, который играл отца Паши, так как тот был уже в возрасте, позволялось отходить от сценарного текста. Лялечка Шагалова слово в слово знала свои реплики – старая актерская школа.

Нам с Володей было трудно, к тому же мы оба режиссеры. Сняли дубль, говорим:

– Гера, ну, нормально получилось?

– Нет, еще дубль.

– А что не так сыграли?

– Да вот в этом месте слова местами поменяли.

– Ерунда. Смысл-то не меняется…

Но Геральд заставлял играть еще дубль. И Володя, и я нервничали.

Во время съемок фильма произошло грандиозное событие – начался Международный Московский кинофестиваль. А у нас – плотный график, то есть ни фильмов посмотреть, ни со звездами западными познакомиться. Особенно досадно было, оттого что на фестиваль приехали Федерико Феллини и Джульетта Мазина. Однажды вечером Феллини и Мазина должны были ужинать в гостинице «Россия», там собирались все кинематографисты. И мы с Володей тоже были в числе официальных участников фестиваля. Мы просим Бежанова:

– Гера, перенеси съемку.

Он наотрез отказался. Что делать? Мы подумали, что пока просмотр фильма пройдет, они поздно придут на ужин, и решили быстренько отсняться (сценка была небольшая, проезд в троллейбусе) – и в ресторан. Приезжаем на то место на Ленинских горах, где должна была происходить съемка – а съемочной группы нет. Володя Меньшов говорит:

– Ну вот, у нас есть оправдание.

И мы поехали в гостиницу «Россия». Подошли поклониться великому режиссеру, я поцеловал ручку Джульетте Мазине. Володя Меньшов протянул свой билет члена Союза кинематографистов Феллини и взял у него автограф прямо в союзный билет. Получилось: внизу страницы подпись Монахова, председателя приемной комиссии Союза, а Феллини расписался вверху. Володя до сих пор хранит тот союзный билет. Я ему завидую, жалею, что у меня в тот момент не было билета – но я тогда еще не был членом Союза кинематографистов.

На следующий день – скандал: Панкратов-Черный и Меньшов сорвали смену. Оказалось, что накануне режиссеру не понравилось место, которое изначально выбрали для съемок, и с Ленинских гор съемочная группа переехала на Ленинский проспект. Я тут же вспомнил случай, который мне рассказывал актер Евгений Весник. Снимались они где-то в Белоруссии, загуляли с другом, сорвали смену, и директор группы стоимость съемочного дня повесил на артистов – в итоге они чуть ли не год выплачивали этот долг, потому что съемки стоили дорого. Я испугался: я тогда берег каждую копейку, и ставка у меня была не очень высокая.

Мы с Меньшовым обратились к Данелии, потому что фильм снимали в его объединении. Объяснили ему, как все произошло, на что он ответил:

– Ну и правильно сделали. Даже если бы группа была на месте, я бы тоже поехал с Феллини поздороваться.

На этом, слава богу, конфликт был исчерпан.

Еще вспоминаю один случай на съемках. В фильме есть сцена, когда я выбрасываю сверток с костюмом в Москву-реку, а потом вспоминаю, что у меня в нем паспорт, и ныряю за свертком. Снимали только один дубль, потому что дело шло к осени, вода была холодная. Я ныряю, выхожу на берег, и Геральд говорит:

– Ну а снимать то, как ты одеваешься, будем завтра.

Оказывается, я был весь в мазуте – река была настолько грязная. Потом на следующий день мне пришлось еще раз вылезать из воды, чтобы снять сцену до конца. Как говорится, снимаешь комедию – мало смешного. Зритель смеется, а процесс-то рабочий иногда бывает очень напряженный.

Мою финальную сцену в фильме с Ирочкой Розановой снимали долго. Помню, Геральд нервничал. Тогда каждый метр пленки стоил дорого, и мы старались делать меньше дублей. Проблема была в том, что Ира боялась меня ударить. Я говорю:

– Ира, ну дай мне по физиономии как следует.

А она мимо лица машет – это же в камеру видно. Еще дубль. Она все боится бить. Гера уже начинает злиться:

– Что это такое! Вмажь хорошенько!

И она мне как вмазала, а она дама дюжая – там и играть ничего не надо было, зритель все понимал. Гера говорит:

– Очень хорошо! Еще дубль…

Я возмущаюсь:

– Не надо больше!

Лялечка Шагалова за сердце схватилась:

– Ты же его могла убить.

Потом Ира ко мне со слезами на глазах подошла:

– Санечка, прости, пожалуйста…

– Ничего, главное, что дублей больше не будет, – успокоил ее я.

С Николаем Парфеновым я снимался несколько раз, в том числе в «Фитилях». Лялечка Шагалова снималась в моей первой картине «Взрослый сын». Замечательная актриса и потрясающий человек. Она была членом приемной комиссии Союза кинематографистов, и, когда узнала, что я до сих пор не член Союза, ходатайствовала за меня на всех заседаниях приемной комиссии, и добилась своего – меня приняли в члены Союза кинематографистов. Членство мне было необходимо, потому что тогда я имел право обратиться в руководство Союза, чтобы мне дали какую-то жилую площадь. (Мы с Юлей много лет жили на съемных квартирах в Москве.)

Все же мы с Геральдом сильно поссорились после этого фильма, много лет не разговаривали. А случилось это на озвучании. У меня в фильме монологи колоссальные. Был там один монолог, который разрезать нельзя, пауз нет – надо писать целиком. Я много репетировал, чтобы синхронно попасть. Геральд следил за каждым словом – если оговорился, снова пишем. Записали одиннадцать дублей. У меня в горле пересохло, и я попросил помощника режиссера принести мне пятьдесят граммов коньячку, чтобы как-то связки освежить. Выпил. Двенадцатый дубль, наконец записали удачно. Звукорежиссер говорит:

– Сашка, ну ты просто превзошел себя – слово в слово попал!

А Геральд сидит мрачный:

– Еще пишем.

Я в шоке:

– Чем ты не доволен? Звукорежиссер говорит, что я попал, все синхронно.

– Ты сказал «прекрасней», а в тексте написано «прекраснее».

– Но это же не заметно, – возмутился я. Звукорежиссер тоже в недоумении.

– Нет, пишем еще.

Тогда я схватил стул и начал гонять Геральда по студии. Он выскочил из студии – и к Сизову. Сказал, что я пришел пьяным на озвучание и не попадаю в текст. Сизов вызвал меня в кабинет. Захожу, волнуюсь.

– Рассказывай, что за конфликт у вас вышел.

Я все объяснил. Он говорит:

– Я смотрю, ты трезвый.

Я объяснил, что выпил только пятьдесят граммов коньяку, чтобы освежить горло.

– И из-за этого конфликт?

– Да.

– Ладно, свободен. Иди работать.

Тут же секретарша при мне вызывает Владимира Досталя, который тогда был заместителем Сизова. Сизов ему говорит в шутку:

– Бери машину и Геральда – в Кащенко, проверить, не больной ли.

Конфликт был неприятный. Я обиделся на Геру и был уверен, что больше мы с ним не снимем ни одной картины. Но прошло лет пять, и вдруг Гера как-то поздно ночью мне звонит:

– Саша, ты меня прости, что беспокою так поздно, но я пришел к мысли, что в моей новой картине «Вход через окно» главного героя должен сыграть ты. Завтра пришлю сценарий.

И бросает трубку, чтобы не слышать моего отказа. Я тут же набираю Геральда, а он, хитрый, не отвечает.

На следующий день мне привозят сценарий четырехсерийного фильма. Мне он очень понравился. Я посоветовался с женой:

– Ну что, примириться с Геральдом?

– Примирись, если тебе роль нравится.

Я позвонил Бежанову, он взял трубку.

– Я прочитал сценарий.

– Ну и что?

– Я согласен, но при одном условии: ты не будешь требовать повторения до запятой текста сценария.

– Ладно, разрешаю, – согласился Геральд.

Так мы помирились. Наша с Геральдом дружба и по сей день продолжается.

Моими партнершами по фильму «Вход через окно» были Оля Кабо и Амалия Мордвинова – замечательные актрисы. Работали легко, и Геральд, уже зная мой характер, шел мне навстречу. Фильм получился очень трогательный.

Вообще, Геральд Бежанов – режиссер, который очень тонко чувствует зрителя.

Когда мы с ним поругались на озвучивании фильма «Где находится нофелет?», я невзлюбил этот фильм.

– А зря, Панкратов, – сказал мне Геральд. – До конца дней твоих зрители будут подходить и спрашивать, где находится нофелет.

– Как же! – не поверил я.

Но он оказался прав. Сколько лет прошло со дня выхода фильма на экраны, но до сих пор на улицах, вокзалах, в аэропортах подходят люди и с улыбкой спрашивают:

– Где находится нофелет?

И по поводу фильма «Вход через окно» он сказал, что зрители будут спрашивать, почему я не заплакал. В финале фильма есть сцена, когда приезжает моя бывшая жена, которую блистательно играет Оля Кабо. Много лет назад героиня Оли уехала за границу с ребенком, бросила моего героя. Между нами разыгрывается трогательная сцена, и Геральд мне говорит:

– Хорошо бы, если бы слеза у тебя была…

– Ну, мой герой ведь мужик, он не должен плакать, – возражаю я.

А Оля плачет. И понятно, что ее героиня любит меня, но ради благополучия ребенка уехала, потому что нищий художник не мог обеспечить им достойного будущего. Геральд долго добивался, чтобы я пустил слезу – бесполезно. Сняли дубля два-три – я так и не заплакал. Я грустный, но без слезы. Геральд сказал:

– Зря не заплакал. Зрители будут спрашивать почему.

И потом действительно меня часто спрашивали, почему в такой трогательной сцене с Кабо я даже слезы не пустил.

Потом уже с Толей Эйрамджаном мы работали над другими комедиями, такими как «За прекрасных дам!», «Бабник», «Импотент», «День святого Валентина», «Любовница из Москвы»… Он очень талантливый комедиограф. Как правильно сказал Юлий Гусман об Эйрамджане и Бежанове, это режиссер и драматург, которые создают фильмы для народа. Там не надо искать каких-то эстетических изысков, это хорошие народные комедии.

Роль в фильме «Где находится нофелет?» для меня была чисто комедийной. Хотя «Мы из джаза» – тоже комедия, да и «Зимний вечер в Гаграх» отчасти, но там все же в моих героях присутствует драматизм. А я вообще люблю жанр – комедия. Я люблю, когда зрители смеются, потому что жизнь у нашего народа очень грустная, и сниматься в комедиях, я считаю, – это благородный поступок и уважение к зрителю: ты через эти фильмы как бы выражаешь свою любовь к людям.