Михаил Козаков

С Михаилом Михайловичем Козаковым меня познакомила Галина Борисовна Волчек. Есть у меня такое свойство – с юности знаю наизусть большое количество стихов. И никому не удавалось меня в поэтических соревнованиях победить. Однажды Галина Борисовна сказала:

– Я тебя отведу к артисту, который точно сильнее в знании поэзии.

Это был момент, когда Козаков расстался с очередной женой, еще не успел жениться на следующей и пребывал в меланхолии. В такие периоды Михаил Михайлович выпивал и читал стихи. Валентин Гафт посвятил ему эпиграмму:

Все знают Мишу Козакова

Всегда отца, всегда вдовца,

Начала много в нем мужского,

Но нет мужского в нем конца…

Мы с Галиной Борисовной взяли бутылку, тортик и пошли скрашивать его одиночество. Козаков мне тут же устроил экзамен по мировой поэзии – особенно русской. И в итоге была ничья, потому что я мог продолжить каждое стихотворение, которое он начинал читать, а он отвечал тем же. Галина Борисовна уже измучилась – казалось, поединку не будет конца. И вдруг я начал читать стихотворение Бродского, не напечатанное, ходившее «в списках» «Чего вы ждете, принц…» Козаков этих стихов не знал. И даже попросил их продиктовать. Волчек была в восторге.

С тех пор я встречался с Михаилом Михайловичем в «Современнике», видел его на премьерах. А в 90-х он уехал в Израиль.

В Израиле у него «не пошло». Сыграл Тригорина в спектакле Бориса Морозова в Камерном театре в Тель-Авиве. Проклинал иврит, которым овладеть не мог. Создал антрепризу из русских эмигрантов.

«Школа современной пьесы» играла в Израиле в Габиме без перевода, при переполненном зале, где не было русскоязычных зрителей. Зато были израильские деятели театра, режиссеры, критики, директор и худрук Габимы. Нам удалось показать Русский театр. И в тот же день я получил от художественного руководителя приглашение ставить в Габиме.

Это для Михаила Михайловича оказалось жутким ударом. Как это? Некто Райхельгауз, приехавший из России, получает приглашение работать в театре, основанном Вахтанговым, где ставили Любимов и Стуруа. А не он – Козаков.

Мне предстояло сделать с артистами Габимы спектакль на иврите. Долго выбирал актеров и выбрал достойнейших. Главную роль играл Йоси Полак – звезда израильской сцены. Дочь Михоэлса Нина Соломоновна, которая была моим переводчиком, предупреждала, что это звезда с труднейшим характером. Стоило немалых сил вовлечь его в проект.

Когда Михаил Михайлович узнал, что репетирует Полак, он обиделся пуще прежнего, и совсем перестал звать в гости. Мы как-то случайно встретились на бульваре Ротшильда, он не мог скрыть свою неприязнь к происходящему. Когда выходила премьера, позвонил его жене Ане, и очень просил прийти. Козаков пришел, и спектакль ему понравился. После премьеры поехали на роскошный банкет на берегу моря, в дом известной актрисы Леоры Ривлин, тоже участвующей в спектакле.

И случилась там забавная сценка. На стол поставили поднос с громадным арбузом. А вокруг стояли гости – израильские и российские артисты. Так вышло, что с двух сторон, напротив друг друга оказались Козаков и Йоси Полак. Арбуз с хрустом разрезала хозяйка – Леора, вынула из сердцевины самый большой и сочный кусок, подержала его между этими двумя актерами, и картинно отдала Козакову. Полак громко сказал:

– Знаете, почему Леора дала Козакову этот лучший и первый кусок арбуза? Потому что он, наконец, научился без акцента говорить на иврите слово «арбуз».

Через несколько лет Михаилу Михайловичу в Израиле все надоело. Он вернулся в Россию, где ему тоже надоело. И он снова уехал в Израиль. Чтобы опять вернуться. Андрей Александрович Гончаров сказал о нем: «дважды еврей Советского Союза». Когда он в очередной раз вернулся в Москву, пришел в «Школу современной пьесы» и предложил поставить спектакль с символическим названием «Ниоткуда с любовью» по стихам Иосифа Бродского. Он сам сделал композицию, играл главную роль. Эта театральная работа стала последней в его жизни.