В. П. Хархардину

Уважаемый Владимир Петрович,

мне переслали из «Известий» Ваше письмо, большая часть которого, в сущности, адресована мне. И мне захотелось написать несколько слов в ответ Вам.

За тридцать пять лет, прошедших с той поры, когда я написал стихи «Жди меня», среди многих писем, связанных с этим стихотворением, я, помнится, получил два или три, в которых — правда, не в столь резкой форме, как Вы, но все же стыдили меня за строчки: «Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня…» И поскольку я сталкивался с человеком, который вдруг, в противоположность огромному большинству других людей, прочел эту строчку не так, как я ее написал, понял ее по-другому, и это задело его, — я в каждом случае считал своим долгом ответить на такое письмо. Отвечаю и на Ваше.

Разумеется, погибшего на войне сына чаще всего, дольше всего помнит мать, и чаще всего именно она не желает смириться с очевидностью, не желает поверить в его смерть.

Разумеется, что погибшего на войне отца не должен забывать его сын. Разумеется, сын тоже не хочет смириться со смертью отца, поверить в нее.

Вот именно это я и хотел сказать и сказал в своем, написанном в сорок первом году стихотворении. Говоря о силе ожидания, я привел те поэтические примеры, с которыми традиционно сильнее всего в людском сознании связана и сила ожидания, и сила памяти. Даже тогда, когда те, кто обычно дольше всего не верит и больше всего не в состоянии примириться с потерею, даже когда они будут перед лицом очевидности вынуждены поверить в эту потерю, даже тогда все-таки верь в чудо, которое еще может произойти! Вот смысл моих строк, и смысл этот не имеет ничего общего с тем смыслом, который Вы в него вкладываете, и мне нечего стыдиться этих строк, ни извиняться за них перед кем бы то ни было. Я просто считаю себя обязанным объяснить то, что в них вложено мною, тому, кто прочел в них нечто противоположное.

Если бы другие люди, воевавшие тогда — в сорок первом и в сорок втором, когда были напечатаны эти стихи, — люди, наверно, не меньше Вашего и моего любившие своих матерей и своих сыновей, сочли, как Вы, эти строчки оскорблением для своей матери или сына, они не отправляли бы эти строчки с фронта домой, не вырезали бы их из газет, не переписывали бы. Я в данном случае не для того пишу это, чтобы похвастаться популярностью этого стихотворения в годы войны, а для того, чтобы попробовать убедить Вас.

И еще одно: не приходило ли Вам в голову, что есть некая закономерность в том, что и стихотворение написано не матери, а жене, и солдаты посылали его с фронта чаще всего не матерям, а именно женам и невестам, именно им хотели сказать «жди меня», и хотели, и говорили, совершенно независимо от того, было бы или не было бы написано мое стихотворение?

А что до упомянутых Вами стихов Некрасова, то ненужно быть таким запальчивым. Стихи эти я, разумеется, читал, и не только читал, но и помню их наизусть — зря написали, это уж по принципу «раззудись плечо». Такого писать не надо.

Желаю Вам всего доброго,

Константин Симонов.

1976