Глава тринадцатая В мечтах, которые невозможно воплотить

1859 год и далее

После интенсивной вспышки процесса Робинсоны, Лейны и большинство связанных с этим делом людей вернулись к сравнительно анонимной жизни.

Репутация Эдварда Лейна пережила скандал. «Рад сказать, что ни один из пациентов доктора Лейна его не бросил, — сообщал в 1859 году Чарлз Дарвин, — и достаточно регулярно появляются несколько новых». Дарвин наконец опубликовал свою книгу об эволюции. Сопутствующая тревога вызвала подрыв слабого здоровья, а вместе с этим и поездки в Мур-парк.

В 1860 году Эдвард и Мэри Лейн и леди Дрисдейл перебрались на курорт в Садбрук-парке в Ричмонде, в Суррей, оснащенный одной из первых в Британии турецких бань. К тому времени, когда Дарвин принимал водолечение на новом месте в июне того года, он уже стал знаменитостью. «Полемика, вызванная появлением выдающейся работы Дарвина «Происхождение видов», — писало в мае «Субботнее обозрение», — вышла за пределы кабинета и лекционного зала в гостиные и на людные улицы».

Эдвард продолжал рекламировать пользу хорошей диеты, чистого воздуха, изобилия упражнений и горячей и холодной воды. В 1857 году он выпустил книгу на эту тему — «Гидротерапия, или Природная система медицинского лечения: разъясняющий очерк», за ней в 1872 году последовала «Медицина старая и новая» и в 1885-м — брошюра «Гигиеническая медицина». Похоже, семья Дрисдейл простила ему затруднительную ситуацию с Изабеллой Робинсон, как простили они Джорджа, когда сексуальные порывы побудили его инсценировать свою смерть в сороковых годах. Отношения Мэри и Эдварда закалились в боли и печали, вызванных кризисом Джорджа, а леди Дрисдейл знала, как принять блудного сына.

Романистка Кэтрин Кроу, которая перестала появляться на публике после своей прогулки в обнаженном виде по Эдинбургу, приезжала в Садбрук-парк в декабре 1860 года. Она нашла леди Дрисдейл, «как всегда, молодой и веселой». Хотя рассудок, по всей видимости, вернулся к миссис Кроу, она по-прежнему общалась с духами. «Любовь моей юности, более того, любовь всей моей жизни… защищает меня и заботится обо мне», призналась она той зимой в письме подруге Хелене Браун. «Я в полной мере готова принести вечные обеты, и то же он говорит о себе. Я в любой момент отреклась бы от всего мира ради него и сделала бы это теперь, будь «в человеческом облике», так он называет пребывание в теле». Она любила призрака.

Джон Том получил работу в ежемесячной газете «Домашние новости», возглавляемой пациентом Эдварда Робертом Беллом и распространяемой среди британских экспатриантов в Индии и Австралии. Но просидев несколько лет в сырой конторе в Сити, он сам решил эмигрировать в Австралию. Чарлз Дарвин пожертвовал ему двадцать фунтов стерлингов на транспортные расходы, и в 1863 году Том отплыл в Квинсленд.

Старший сын Эдварда и Мэри, Атти, умер в Садбрук-парке в 1878 году в возрасте двадцати девяти лет, прожив жизнь больным человеком. На следующий год семья переехала на Харли-стрит, в один из стандартных георгианских домов в Мерилебоне, перестроенных для врачей. Там они прожили следующее десятилетие. Леди Дрисдейл умерла в 1887 году, ей было сто лет, своим детям она завещала значительное состояние в размере сорока семи тысяч фунтов стерлингов. Когда Эдвард, а затем Мэри последовали за ней — в 1889 и 1891 годах, в возрасте шестидесяти шести и шестидесяти восьми лет, — они оставили свои деньги сыновьям Уильяму и Сиднею, оба являлись биржевыми маклерами. Самый младший, Уолтер, был вычеркнут из завещания своего отца в 1888 году по «некоторым семейным соображениям».

Джордж и Чарлз Дрисдейл вместе держали врачебную практику в Лондоне еще в начале двадцатого века, попутно выступая за избирательное право для женщин, противозачаточные средства и более свободные сексуальные отношения. Джордж неоднократно исправлял и снова издавал радикальную книгу о сексе, которую написал еще студентом-медиком и известную после 1861 года как «Элементы социальной науки». Чарлз стал выразителем убеждений братьев. Он издавал журнал «Мальтузианец» и написал десятки книг и брошюр о венерических заболеваниях, нищете, проституции и перенаселении.

Ни Джордж, ни Чарлз не женились, но оба жили с женщинами. У Чарлза было два сына от Алисы Викери, одной из первых женщин в Англии, получившей медицинскую степень. Джордж жил в одном доме в Борнмуте, Дорсет, с Сюзанной Спринг, вдовой, по переписи 1901 года значившейся его экономкой, которой он завещал два объекта недвижимости в этом городе. После смерти Джорджа в 1904 году Чарлз открыл, что автором «Элементов социальной науки», вышедшей уже тридцать пятым изданием и проданной в количестве девяноста тысяч экземпляров, был его старший брат. Она издавалась анонимно, сказал Чарлз, чтобы защитить их мать от скандала. Чарлз умер три года спустя.

После процесса Робинсонов сэр Крессуэлл Крессуэлл возглавлял Суд по бракоразводным и семейным делам еще четыре года, снискав репутацию друга замужних женщин. «Сэр Крессуэлл Крессуэлл представляет пять миллионов английских жен», говорилось в статье в журнале «Раз в неделю» в 1860 году. «Братья-мужья! Нас предали!» Ко времени своей смерти в июле 1863 года в результате падения с лошади он рассмотрел более тысячи дел, связанных с супружескими отношениями, решение только по одному из них было отменено по апелляции. Лорд Палмерстон, который в 1857 году помог провести через парламент Закон о разводе, сам был вызван в суд в качестве соответчика через четыре месяца после смерти Крессуэлла; дело отклонили только потому, что было неясно, состояли истец и ответчица в браке или нет. В 1867 году, в десятую годовщину принятия Закона о разводе, «Таймс» от 28 мая 1867 года заявила, что этот закон вызвал «одну из величайших социальных революций нашего времени». Революция в сексуальных отношениях, ускоренная публикацией книги Джорджа Дрисдейла — и даже отрывков из дневника Изабеллы Робинсон, — оказалась не менее существенной.

Сэр Александр Кокберн продолжал председательствовать в судах при разборе нашумевших процессов. При случае его критиковали за тщеславие и ошибки в логических построениях, но как судья он снискал восхищение своим житейским здравым смыслом. В 1864 году королева Виктория отказалась присвоить ему звание пэра из-за его «печально известной дурной моральной репутации». В 1875 году его назначили лордом верховным судьей, а через пять лет он умер, оставив большую часть состояния своему незаконнорожденному сыну.

Оказалось, что Джордж Комб правильно предсказал сексуальную распущенность принца Уэльского. Королева Виктория считала, что смерть ее мужа в 1861 году была отчасти вызвана шоком от известия, что девятнадцатилетний Берти потерял невинность с актрисой в Ирландии[119]. В оставшиеся сорок лет правления своей матери будущий Эдуард VII приобрел репутацию неутомимого волокиты.

Подобно Изабелле, у Комба не оказалось возможности разобрать и рассортировать свои личные бумаги, прежде чем они попали в руки других людей. После смерти мужа в 1858 году Сеси сохранила его переписку, а в 1950 году юристы передали ее в Национальную библиотеку Шотландии. Возможно, они не заметили — как не обратила внимания при первом чтении Изабелла, — что в своем письме в феврале 1858 года он побуждает Изабеллу сослаться на невменяемость.

Энеас Суитленд Даллес, журналист, написавший передовицу «Таймс» в защиту Эдварда Лейна, выпустил в 1866 году «Радостную науку», книгу, разъяснявшую его теорию «человеческой души как двойственной или хотя бы ведущей двойную жизнь», обладающей «тайным течением мыслей, не менее сильных, чем поток сознания, рассеянный ум, преследующий нас, как призрак или мечта». В выражениях, предвосхищавших теорию Зигмунда Фрейда о бессознательном, Даллес описал напряженный и неуправляемый внутренний мир: «В темных тайниках памяти, в непрошенных намеках, в череде мыслей, невольно рассматриваемых, во множестве волн и течений, внезапно сверкающих и несущихся, в мечтах, которые невозможно воплотить… мы улавливаем отблески великого прибоя жизни, с его отливами и приливами, волнующегося, текущего и изменяющего направление там, где мы не можем его видеть». Пятьдесят или сто лет спустя Изабелла, быть может, скорее отыскала бы источник своего неистовства и желания в этом бурном и неуправляемом тайном царстве, а не в своем органе эротизма или заболевании матки. Тем не менее позднее, в ответ на принципы, которыми руководствовался Джордж Комб, неврологи будут утверждать, что происхождение мании и депрессии может в итоге носить психологический характер.

Брак Энеаса Суитленда Даллеса распался в 1867 году, когда его жена, Изабелла Глин Даллес, обвинила его в измене, прочтя письмо, написанное им другой женщине. Он отрицал вину и требовал от миссис Даллес подписания документа, где говорилось, что ее обвинения строились на галлюцинациях, вызванных безумием. Когда же она отказалась, он ее бросил. Семь лет спустя она подала прошение о разводе на основании оставления ее мужем и прелюбодеяния и ненадолго была заключена в тюрьму Холлоуэй, потому что отказалась отдать документы, касавшиеся этого дела. В отличие от Изабеллы Робинсон, Изабелле Даллес удалось сохранить личные бумаги, заплатив за это свободой. Развод тем не менее был предоставлен.

Двое из дам-писательниц, часто посещавших Мур-парк, продолжали писать романы о дневниках. Джорджиана Крек, с которой спорил Дарвин, издала в 1860 году «Мой первый дневник». Роман начинается с того, что дядя одиннадцатилетней рассказчицы дарит ей дневник в алом переплете, посвящая тем самым в мир взрослых. Побудив ее записывать свои мысли и чувства, он стремится читать ее записи. «Дядя Роберт… пытался подглядывать через мое плечо, чтобы увидеть, что я пишу, но я ему не позволила и захлопнула книжку, и тогда он попробовал отнять ее у меня, но я держала крепко, и у него ничего не вышло, и мы так над этим смеялись». Дина Мьюлок (позднее вышедшая замуж за двоюродного брата мисс Крэк — Джорджа Лилли Крэка, мужчину на пятнадцать лет ее моложе) написала «Жизнь за жизнь» (1859), «двойной дневник», в котором чередуются повествования женщины и врача, в которого она влюбляется. В конце романа новый муж этой женщины уговаривает ее выбросить дневник в море, но она не может решиться: «Это казалось мне все равно что бросить маленького ребенка в сию “бушующую и блуждающую могилу”».

Уилки Коллинз уже использовал тайные дневники как связующее звено для своих историй, а в «Женщину в белом» (1860) он включил сцену с обнаружением дневника: когда Мэриан Голкомб лежит в бреду в лихорадке, граф Фоско открывает ее дневник и читает о ее ненависти к нему. В «Армадэле» (1866) Коллинз поднял вопрос о том, почему женщина сохраняет записи о своих темных делах. «Почему я вообще веду дневник? — спрашивает преступная героиня романа Лидия Гуилт. — Почему умный вор хранил недавно (было в английской газете) свое же собственное обличение в виде записи всего, что наворовал? Почему мы не в полной мере пользуемся разумом во всем, что делаем? Почему я не всегда начеку и постоянно себе противоречу, как безнравственный персонаж в романе? Почему? Почему? Почему? Мне наплевать почему!.. Есть причина, до которой никто не может доискаться — включая меня».

На задумчивой, мечтательной, неудовлетворенной жене держались «чувствительные романы» 1860-х. «Любопытно, — заметил Энеас Суитленд Даллес в «Веселой науке» (1866), — что одним из самых ранних результатов возросшего женского влияния в нашей литературе стала демонстрация того, что в женщинах наиболее неженственно». Дина Мьюлок защищала книги о «погибших женщинах»: лучше читать подобные истории, утверждала она, чем «навсегда запутаться в складках шелковой лжи».

Многие из несчастливых героинь тех романов мечтали просто уйти от реальности, но бестселлер миссис Генри Вуд «Ист-Линн», печатавшийся с продолжением между 1860 и 1861 годами, представил тревожаще симпатичный портрет жены, действовавшей в соответствии со своими адюльтерными желаниями. Леди Изабел Карлейль, выйдя замуж за сельского адвоката, все больше влюбляется в «обворожительного» молодого человека, свое желание к которому может подавить не больше, «чем может подавить свое чувство существования». Разлученная с объектом своей страсти, «она испытала печальное ощущение апатии, словно все, кого она любила в этом мире, умерли, оставив ее живой и одинокой. Это была болезненная подавленность, эта пустота в ее сердце, проявлявшаяся со всей остротой своей силы». Леди Изабел терзают сны: «О, эти сны! Как больно было пробуждаться от них, больно из-за несоответствия их реальности и в равной степени больно для ее совести, пытавшейся следовать тому, что правильно». Она изменяет своему мужу в Булони-сюр-Мер. Узнав о ее неверности, он с ней разводится. Всю оставшуюся жизнь ее преследует тоска по детям.

Генри Робинсон был взбешен вердиктом Суда по бракоразводным и семейным делам: процесс оставил его с пустым карманом, униженного и обремененного женой, которая, как все теперь знали, его презирала. Впечатление, которое произвели на него ее дневники, никогда, сказал он, не изменится: он всегда будет считать, что Изабелла совершила прелюбодеяние или по крайней мере была «прелюбодейкой в душе»[120]. По-прежнему подавая, словно одержимый, свои иски, он обратился в 1859 году в палату лордов, чтобы опровергнуть решение суда, но через два года вынужден был отступиться, потому что не мог позволить себе расходы — предполагаемые четыреста — пятьсот фунтов стерлингов — на копирование судебных бумаг и новое копирование дневника. Когда его обязали возместить издержки Изабеллы на прекращенное дело, он воспротивился. Его положение, заявил он апелляционному комитету, было «крайне трудным», его дело в Вест-Индии понесло тяжелые потери в связи с гражданской войной в Северной Америке.

Скандал вызвал отчуждение между Изабеллой и ее матерью и друзьями. Вскоре после обнаружения ее дневника в 1856 году Бриджит Уокер написала завещание, в котором оставила свои маленькие личные средства (менее двух тысяч фунтов стерлингов) своим сыновья Фредерику и Кристиану и младшей дочери Джулии, жене Альберта Робинсона. Изабелла в завещании упомянута не была. В начале 1859 года Бриджит написала юному сыну Кристиану письмо, в котором подчеркивала важность ограничения интеллектуального дерзновения верой: «Маленькие дети и их добрые учителя должны изо всех сил стараться учить и учиться, но не должны забывать молить своего Небесного Отца благословить их труды». Когда в мае того же года Бриджит умерла, имение Эшфорд-корт согласно ее завещанию перешло к Фредерику. В дальнейшем на его долю, как доверительному собственнику и юридическому представителю Изабеллы, выпало сразиться с Генри от ее имени. Фредерик подал в Канцлерский суд иск о возвращении акций железнодорожной компании, которые Генри купил на деньги Изабеллы. Генри в ответ настаивал, что Изабелла согласилась на покупку акций и управление ими по доверенности для их сыновей.

В свой крохотный съемный коттедж в Рейгейте Изабелла пустила двух жильцов: Джозефа Хамфри, местного плотника тридцати с лишним лет, и Эмили Лукрецию Райт, четырехлетнюю девочку, родители и братья которой жили по соседству. Таким образом Изабелла получала небольшой дополнительный доход, а также общество молодого мужчины и ребенка. В ответах на вопросы переписи 1861 года она указала себя вдовой и сбросила пять лет возраста. Она продолжала поддерживать Альфреда, хотя его часто не было дома — в начале шестидесятых он учился на морского инженера, сначала в Ливерпуле, а затем в Болтоне, Ланкашир. В 1860 году ее доход вырос на тридцать фунтов: она согласилась, чтобы Генри оставил себе железнодорожные акции, купленные на ее деньги, с условием перечисления ей дивидендов, но к 1861 году ей удалось выплатить только сто из шестисот тридцати шести фунтов, которые она задолжала за бракоразводный процесс.

В 1861 году Генри продал Балмор-Хаус и снял два владения в Лондоне: дом на Талбот-сквер в Мерилебоне, где на каникулах жили с ним Отуэй и Стенли, и контору на Парк-стрит, рядом с Гайд-парком, куда он нанял своего племянника Тома Уотерса.

В 1861 году, в шестнадцать лет, Отуэй оставил Тонбриджскую школу[121] и немедленно сбежал из отцовского дома к матери, в ее коттедж в Рейгейте. Генри пришел в ярость: «в разрез и в нарушение»[122] его пожеланий, сказал он, Изабелла «тайком оказывала влияние» на Отуэя и «склонила» мальчика к побегу. Альфред, заявил Генри, потворствовал побегу брата. Когда в марте 1862 года Отуэю исполнилось семнадцать лет, он обязан был по закону выбрать где жить. Он остался с матерью.

В 1863 году, через семь лет после того, как начал нанимать сыщиков для сбора улик против своей жены, Генри наконец получил требуемое ему доказательство измены. Сотрудник юридической конторы Луи-Филип Венсан и мужчина по имени Уильям Лайнс засвидетельствовали, что она находилась в одном номере с мужчиной в отеле «Виктория» в Лондоне 19 и 20 июня 1863 года и в другом номере с тем же мужчиной в отеле «Гроувнер» 27 июня. Великолепный отель «Виктория»[123], построенный в 1839 году, стоял сбоку от громадной дорической арки напротив железнодорожного вокзала Юстон-сквер, «Гроувнер», появившийся в 1861 году, был более современным и столь же пышным заведением рядом с вокзалом Виктория, он был оснащен гидравлическим лифтом, или «подъемной комнатой»[124]. Изабелла отрицала прелюбодеяние, но судья Джеймс Уайлд, ставший после смерти Крессуэлла председателем отделения Высокого суда по делам о наследствах, разводах и по морским делам, постановил в июне 1864 года, что дело совершенно доказано. Без всякого освещения в прессе брак Робинсонов был расторгнут 3 ноября 1864 года[125].

События прошедших лет не удержали Изабеллу от исполнения своих желаний, но, возможно, побудили с большей осторожностью выбирать партнеров. Ее любовником в гостиничных номерах в 1863 году был Эжен ле Пти, гувернер, которым она увлеклась в Булони. В Англии ле Пти мог не бояться за свою репутацию и после тайных встреч в Лондоне вернулся во Францию к своей жизни учителя. В слушаниях о разводе он участия не принимал. В шестидесятых в Булони он состоял гувернером при сыне ирландского дворянина, а в семидесятых осуществлял надзор за местными начальными школами.

В возрасте пятидесяти восьми лет Генри Робинсон смог наконец обзавестись новой женой. В мае 1865 года он женился в Дублине на Марии Арабелле Лонг, двадцатичетырехлетней дочери бывшего архивариуса Ирландского канцлерского суда. Он стал одним из сорока восьми разведенных мужчин, повторно женившихся в тот год. Создав и продав компанию, которая владела паровыми пакетботами[126] и занималась перевозками в Сингапуре и Батавии в начале шестидесятых, он продолжал торговать сахарными заводами из своей конторы в Лондоне. Его племянницы, дочери сестры, жившей в Брайтоне, вспоминали, что их брат Том с «ужасом» работал в конторе дяди Генри, «и неудивительно». Генри изменил своему обещанию помочь с финансированием переезда Тома в Юго-Восточную Азию, где Альберт Робинсон устраивал железоделательный завод (в Шанхае) и судостроительный завод (в Йокогаме, Япония). Не слишком хорошо относился он даже к своему больному и забывчивому отцу. В отличие от доброжелательного Альберта, заметила одна из племянниц, «ГОР не станет затрудняться, чтобы сделать что-то для бедного старика». Сестра Генри Элен и ее дочери называли его между собой «Турок».

Стенли, самому младшему из детей Генри и Изабеллы, не позволяли много общаться с матерью. У него была трудная юность. Он часто жил у своей овдовевшей тетки Элен Уотерс в Брайтоне в начала 1860-х, но для нее и ее дочерей являлся обузой. Приехав в их дом на школьных каникулах, он, как говорили, сделал предложение кому-то из числа его обитательниц. В ноябре 1863 года, когда Генри подал второе прошение о разводе, Элен написала одной из дочерей, что Стенли, «кажется, мечтает приехать к нам, бедное дитя, и мне не хотелось бы ему отказывать, но лучше бы он побыл у кого-нибудь другого, поскольку у меня с ним много забот и тревог». Месяцем позже она сообщала: «Стенли уехал к своему отцу в Лондон и, надеюсь, не вернется ко мне — под конец я совсем не могла с ним справиться». На следующий год Генри перевел Стенли из Тонбриджской школы в Эдинбургскую академию. Он окончил ее в 1866 году, и затем сведения о нем исчезают — возможно, Стенли покинул Англию, чтобы поступить на какое-то из заморских предприятий Робинсонов.

В конце 1860-х[127] Генри вернулся в Эдинбург со своей новой женой и принял на себя руководство верфью в Глазго на реке Клайд, которая постепенно сменяла Темзу в деле строительства железных судов. В 1869 году он запатентовал чертеж, связанный с улучшением работы землечерпалок, судов, на которых использовалась вращающаяся замкнутая цепь с черпаками для выбирания грязи и ила со дна реки.

Изабелла уехала из Рейгейта в конце шестидесятых и сняла дом на деревенской площади во Франте, Кент. Сестра Генри Элен жила в нескольких милях от этого места, перебравшись со своей семьей из Брайтона в Танбридж-Уэллс. Несмотря на все разоблачения в дневнике и на суде, Элен и ее дети были, как видно, более высокого мнения о ней, чем о Генри. В апреле одна из дочерей Элен записала в семейном журнале, что получила письмо от Изабеллы. «Блестяще пишет письма! — сообщила она. — И при всех ее возможных недостатках, [она] хорошая мать своим сыновьям. Я невольно испытываю к ней большой интерес». Элен пригласила Изабеллу в гости. 4 апреля сын Элен Эрнест записал в семейном журнале: «Миссис Робинсон (мать Стенли) приезжала по маминому приглашению навестить нас в субботу и осталась на чай, пройдя пешком расстояние от Франта — около трех с половиной миль. Вечером я проводил ее до станции». Во время ответного визита в ее дом во Франте Эрнест познакомился с Альфредом, уже получившим квалификацию морского инженера.

В 1874 году Альфред, которому было тридцать три года, женился на восемнадцатилетней Розине Купер, дочери серебряных дел мастера. Через два года после этого он стал компаньоном своего единоутробного брата Отуэя, который после торговли хлопком в шестидесятых занялся торговлей морскими судами[128]. Отуэй и Альфред покупали и продавали железные грузовые корабли: в 1870-х они приобрели «Трокадеро», «Фраскати», «Алькасар» и «Валентино» в Саут-Шилдсе, а в восьмидесятых — «Харли» в Глазго. Иногда Отуэй выполнял обязанности штурмана этих судов, а Альфред — первого инженера.

Генри вернулся в Англию и к 1876 году жил в Норвуде, Суррей. «Он превратился в совершенно старого, разбитого человека, — сообщала племянница. — Он почти потерял память». Бизнес Генри тоже рушился — «фирма не приносит сейчас ни пенни дохода», — и в 1877 году Том Уортес порвал со своим дядей. «Он не мог больше выносить его идиотского вмешательства». Вторая миссис Робинсон, которую сестра Генри Элен называла «бедняжкой Мари», родила своему мужу троих сыновей.

Изабелла, как всегда беспокойная и, возможно, преследуемая своей репутацией, переехала из Франта в Сент-Леонардс-он-Си в Суссексе, а затем жила в Бромли, Кент.

Все знаменитые вымышленные прелюбодейки XIX века — Эмма Бовари Флобера, Анна Каренина Толстого и Тереза Ракен Золя — наложили на себя руки под гнетом скорби и стыда за свои грехи. Изабелла тоже погибла от своей руки, хотя при менее сенсационных обстоятельствах. В своем доме в Бромли 20 сентября 1887 года она вскрыла нарыв на большом пальце и через три дня умерла от общей гнойной инфекции, рядом с ней находился Отуэй. В свидетельстве о смерти он указал ее возраст — семьдесят лет, а семейное положение — вдова. В декабре того же года Генри умер в Дублине в возрасте восьмидесяти лет.

Изабелла все оставила Отуэю — свое завещание она написала в 1864 году, вскоре после того как он порвал с отцом, сбежав к ней. Отуэй не женился. Когда он умер в приморском городе Уайтстебл в Кенте в 1930 году в возрасте восьмидесяти пяти лет, его земля, коттедж и мебель (на сумму около шести тысяч фунтов стерлингов) перешли по наследству другу и соседу Альфреду Харвею. В своем завещании Отуэй заявлял, что остатки от своего имущества — около семи тысяч фунтов — хочет передать немецким призывникам, раненым во время Первой мировой войны, а если это окажется невозможным, то солдатам, сражавшимся в Англо-бурской войне на стороне буров и получившим ранения. Он сказал Харвею, что «сыт Англией по горло», эту фразу журнал «Тайм» от 14 апреля 1930 года вынес в заголовок, поместив короткую статью о необычном завещании капитана Робинсона. Отуэй сочувствовал солдатам побежденных Британской империей стран: людям, которые, как и он, были втянуты в чужие войны и вышли из них травмированными и униженными борьбой, не ими начатой.

Оригинальные дневники и сделанные с них копии были, насколько известно, уничтожены.