Глава 19. Он придумал ГУЛАГ
Хорошие дела делает хороший человек. Революция — это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди.
И. Бабель. Конармия
Первое, что бросается в глаза любому приехавшему — и гостю города, и вернувшемуся домой одесситу, — это помпезное здание железнодорожного вокзала, сооруженное в лучших традициях сталинского ампира. Но мало кто догадывается, что это роскошное сооружение, с его шпилями, скульптурами и арками, — последнее, к чему приложил руку гениальный предприниматель и контрабандист, с легкостью водивший за нос самого Железного Феликса. Этого необыкновенного человека звали Нафталий Аронович Френкель.
В Одессе много Френкелей — это довольно распространенная фамилия. Но никто из тезок нашего героя не оставил такой памяти, как Нафталий. Он осмеливался диктовать условия даже «отцу народов». Дважды приговоренный к смерти за измену, спекуляцию и разбой, этот легендарный одессит стал Героем Социалистического Труда и генералом НКВД.
В свое время его приговорили к десяти годам заключения в знаменитом СЛОНе — Соловецком лагере особого назначения. Но он сумел выторговать себе жизнь и свободу в обмен на жизнь и свободу миллионов граждан огромного СССР. Он предложил Сталину чрезвычайно эффективный и выгодный, как бы мы сейчас это назвали, бизнес-проект: систему трудовых лагерей. Именно так на просторах одной шестой части суши появилось явление под названием «ГУЛАГ».
Правдивые одесситы могут предоставить десятки и сотни аргументов, подтверждающих, что такая личность могла появиться только в Южной Пальмире (уж вы таки поверьте настоящему одесситу: «Ой, я здесь родился, здесь умру, но разве это хорошо?»). И пусть умолкнут те, кто говорит, что этот выдающийся человек родился в Константинополе. Но, где бы это ни произошло, в 1883 году одним славным малышом в этом мире стало больше. Семья была совершенно обыкновенной, абсолютно порядочной, и ничто даже не намекало на удивительное будущее их любимого сыночка. Да-да, сына обожали, не могли натешиться крохой, но и Натанчик не обманывал родительских надежд. Он рос чрезвычайно умным и дотошным мальчиком, очень быстро научился читать и считать.
В том же раннем детстве проявилась и другая его черта — правда, она уже не могла порадовать добропорядочных родителей: склонность к реализации афер. Однажды, когда родители вместе с соседями отмечали еврейский праздник Хануку, Натанчик осторожно снял с елки украшавшие ее конфеты. Большую часть он, разумеется, съел сам, а те, что уже не смог съесть, обменял на плюшевого медведя. Отец об этом узнал. Как утверждает легенда, он снял ремень и, готовясь к справедливой экзекуции, проговорил: «Из Натанчика будет гений, который еще покажет себя в бакалейной лавке». Так это было на самом деле или нет, мы вряд ли узнаем. Но, в общем, это и не важно.
В пятнадцать лет юный коммерсант уже служил — в Херсоне, в строительной компании Гурфинкеля. Отсюда он выйдет человеком если не богатым, то определенно зажиточным. Пятнадцатилетний юноша производил хорошее впечатление на клиентов конторы. Всегда приветливый, подтянутый, инициативный, он в срок выполнял распоряжения начальников, чем заслужил благоволение управляющего и хозяина. Как утверждает другая легенда, отец, провожая сына в самостоятельную жизнь, сказал так: «Бог дал человеку две руки и одну голову. Но двумя руками никогда не заработаешь столько, как заработаешь одной головой… У тебя голова таки есть. И мне сказать тебе больше нечего!»
В 1900 году Френкель стал прорабом николаевской экспортной фирмы «Штейнер и компания». По одной из версий, служил он успешно, новым работником были довольны, и потому на средства фирмы его отправили на учебу в Германию. Успешно окончив учебное заведение и вдоволь надышавшись воздухом богатой Европы, Френкель вернулся в Россию и продолжил служить в экспортной фирме.
Любого может окрылить такая карьера, когда тебе всего семнадцать. К тому же Натан влюбился в дочь одного из хозяев фирмы и даже предложил ей руку и сердце. А вот это было ошибкой. Красавица Марго (конечно, красавица — такой, во всяком случае, она была в глазах юного Нафталия. И кто мы такие, чтобы судить о ее красоте?) рассмеялась Френкелю в лицо, а к тому же натравила на него дружков. Те подкараулили юношу и страшно его избили. Случился скандал, и, вопреки всем попыткам уладить дело полюбовно, Нафталий все-таки сумел по-своему отомстить собственникам фирмы. Он виртуозно присвоил часть средств компании «Штейнер и Ко», а затем умело подвел предприятие к банкротству. Владельцы фирмы заподозрили, что это дело рук юного Нафталия, но доказать ничего не смогли. Они осторожно попросили юношу оставить их в покое. Тот вынужден был согласиться.
Другая версия увольнения не так романтична. А вот истина, вероятно, лежит посредине. Или, быть может, совмещает обе истории — ведь Нафталий был молод, он мог и влюбиться, и пытаться что-то изменить в фирме, которой служил со всем старанием. Как бы то ни было, эта версия гласит, что неуемный характер и острое коммерческое чутье не давали ему покоя. Френкель пытался доказать хозяевам, что аренда помещений под склад менее выгодна, чем строительство собственных складов, ведь в случае надобности эти самые выстроенные склады можно будет, в свою очередь, сдавать в аренду и иметь с них хорошие барыши. Он даже подготовил план строительства складов с экономическим обоснованием проекта. Но через некоторое время его уличили в подделке документации. Потом возникали новые конфликты, а за ними, как водится, последовало увольнение.
Третья легенда гласит, что Натан на всю жизнь запомнил еще одно выражение отца: «Лучше иметь свой небольшой каравайчик, чем большой ломоть чужого хлеба…» Но где же было взять «бедному еврею» средства для собственного каравая, пусть даже и небольшого? И Нафталий начал свой бизнес с небольшим капиталом, который смог сколотить, удачно обворовав (уж назовем вещи своими именами) своих бывших хозяев.
Вот так уже через несколько лет он стал одним из вполне успешных и далеко не бедных предпринимателей юга Российской империи. Финансовый дар и фантастическая предприимчивость помогали ему постоянно увеличивать свое состояние. Еще до Первой мировой войны он переселился в Мариуполь и занялся морскими перевозками. Целая флотилия современных судов поставляла лес заказчикам по всему миру. А его собственника с уважением величали «лесным королем» Черного моря.
Официальные источники пишут кратко: с 1912-го по 1918 год он служил у крупного николаевского предпринимателя и землевладельца Юрицына. В 1918-м перебрался в родную Одессу, где, став приемщиком морских грузов, выполнял поручения хозяина. Грузы нередко приходили некачественные, и, чтобы побыстрее их реализовать, Френкель вступил в сговор с лавочниками, которым перепродавал часть товара. Однажды на свой страх и риск он выставил товар на одесской бирже. И ему сопутствовала удача.
Наивный юноша превратился в серьезного дельца без каких-либо моральных табу: конкурентов пускал по ветру, партнеров подставлял при малейшей возможности. Говоря сегодняшним языком, Френкеля можно смело назвать настоящим олигархом. Кроме заводов и пароходов, ему принадлежали и средства информации — газета «Копейка». Да, она стоила недорого, буквально копейки, но успешно выполняла свои функции: изображала хозяина настоящим меценатом, защитником угнетенных и так далее, и тому подобное — одним словом, превращала его из акулы бизнеса в подлинного ангела, правда, пока без крыльев. А вот о конкурентах хозяина газета принципиально не рассказывала ничего хорошего.
Настоящим звездным часом для матерого капиталиста стала Первая мировая война. Поставки в действующую армию в разы увеличили его и без того немалое состояние. Не важно, что винтовки, которые он поставлял на фронт, приходили в негодность уже после нескольких выстрелов, а от сапог отваливались тонкие подошвы, сделанные невесть из чего.
Все было хорошо — или относительно терпимо — до 1917 года, когда люмпен-пролетариат вышел на поверхность. О разрухе конца Первой мировой войны, ее истоках и последствиях сейчас, конечно, говорить смысла нет. И то, что нечистые на руку дельцы даже в столь безнадежных ситуациях могли заработать на «три корочки хлеба», тоже особых сомнений не вызывает. Нафталий, умевший просчитать ходы наперед, разумно перевел капитал и сам переселился на другой берег Черного моря, в Турцию.
Для любого другого человека это стало бы концом истории о бурных годах молодости. Но не для Френкеля. В Константинополе Нафталий превратился из успешного предпринимателя в первого резидента советской разведки в Турции. Можно делать какие угодно предположения о том, что заставило пойти на этот шаг человека небедного (мягко говоря) и достаточно молодого. Однако Френкель ответа на этот вопрос не оставил.
Объяснений существует даже несколько: первое гласит, что ведомство Железного Феликса его на чем-то крепко подловило. По второму Нафталий, обделенный женским вниманием, небольшого роста и не очень привлекательный внешне, пытался возвысится таким, в общем, нечистоплотным образом. Говорили даже, что Френкель страдал комплексом Наполеона… После того как он разбогател, ему хотелось власти, чтобы карать и миловать. Что ж, может быть, и так… Повторим, впрочем, еще раз: все это не более чем предположения.
Однако как шпион Френкель был просто безупречен. Безупречным было и все, за что он брался, — тут надо отдать ему должное. Причем ему удалось совместить, казалось бы, несовместимое — роскошную жизнь богача, собственника торгового флота и успехи на полях невидимых сражений. Но тут из далекой Москвы пришел приказ о возвращении в Одессу. И Френкель его выполнил. Возможно, именно этот самый комплекс Наполеона и двигал им, хотя не исключено, что шпион рассчитывал (вероятно, не без оснований) продолжить «войну на два фронта», попутно зарабатывая по дороге копейку-другую уже для себя, «бедного еврея».
И вопрос тут не в том, почему Френкель вернулся в нищую Страну Советов, а в том, зачем он понадобился новой власти. Думается, что ответ, как бы это п?шло ни звучало, прост — презренный металл. Необходим был капитал, которого у советской власти не было. Поэтому изворотливый коммерсант и выдающийся авантюрист был этой власти нужен просто позарез. Уж он-то знал, как это делается…
Итак, Одесса… Под крышей ЧК Френкель открыл биржу по скупке золота. Дореволюционная репутация удачливого предпринимателя сделала свое дело. К бывшему «лесному королю» потянулся народ. А из Одессы в столицу незаметные в толпе курьеры стали возить чемоданы, доверху заполненные презренным металлом. Там его частично тратили на нужды новой власти, но основная масса исчезала в карманах покровителей Френкеля.
Конечно, Нафталий Аронович никогда не забывал о себе, понемногу занимаясь контрабандой и биржевыми спекуляциями. Так что собственные закрома «честного предпринимателя» заполнялись тоже весьма успешно.
Но в Одессе после 1917-го существовал неписаный закон: там, где деньги, там и Мишка Япончик. Щедрую дань платили ему все коммерсанты города. Пришла очередь и Нафталия Ароновича. Его встреча с Япончиком состоялась в кафе «Фанкони», где собирались биржевые игроки и корабельные маклеры. У Япончика там был свой столик: сидя за ним, он внимательно следил за тем, какие сделки и на какую сумму совершаются.
Они сразу понравились друг другу. Япончику импонировала ловкость, с которой коммерсант вел свои дела. Френкель тоже сразу оценил нового знакомого: с его помощью было бы куда проще устранять конкурентов. Однако тут он слегка просчитался. За короткое время Япончик сумел подчинить Френкеля, и тот был вынужден ввести Мишку в свое дело. Но нет худа без добра. Хотя, возможно, все было несколько иначе — то, что архаровцы Япончика приносили с налетов, оборотистый Френкель быстро «отмывал» (пользуясь нынешними понятиями) и превращал в добавочную стоимость.
Дружба с Япончиком научила Нафталия Ароновича вести дела с размахом, просчитывая все на несколько ходов вперед. Френкель стал членом банды. Правда, при этом он отдалился от своих высоких покровителей из ЧК. К тому же его несколько смущала рачительность Япончика. Не одобрял он и так называемый «кодекс налетчиков», по которому в городе не грабили врачей, адвокатов и людей искусства. К тому же Френкель считал, что слишком большие средства отчисляются в еврейскую общину для поддержки малоимущих семей. Законченный атеист, он поклонялся только золотому тельцу. (Позже раввины города откажутся поддержать Френкеля и окажут посильное содействие ЧК в его поимке.)
Юг Украины пылал пожарами Гражданской войны, а вести коммерческие дела в Одессе становилось невозможно. В городе за короткий срок власть сменилась девятнадцать раз. И каждая власть пыталась — правда, с разным успехом — покончить с бандами вообще и с Мишкой Япончиком в частности.
Япончику пришлось сформировать из своей банды отряд и встать на защиту революции. Другой возможности легализоваться в Одессе и спасти своих людей Япончик просто не видел. Вместе с армией Япончика — тем самым, уже хорошо нам известным 54-м полком имени Ленина (а вовсе не «мадам Цимес») — на фронт попадает и Нафталий Аронович. Ничего хорошего он от этого не ждал и, как бывало не раз, оказался прав. Сначала все шло неплохо — «полк» Япончика занимался своим прямым делом: мародерствовал, причем все имели вполне понятный и ощутимый навар. Но «красные» убили Короля, полк покрошили из пулеметов так, что в этой мясорубке почти не осталось выживших.
Раненый Френкель был среди тех, кто тайком вернулся в Одессу. И снова понял, что утрачено все или почти все нажитое. И в который уже раз Одесса вернула Нафталия не только к жизни, но и к жизни весьма небедной.
Расцветал НЭП, публика жаждала развлечений и наркотиков. А Френкель был именно тем человеком, который мог все это дать. Не безвозмездно, конечно. Из остатков «империи Япончика» он создал банду, зародыш уже собственной империи. Его бандиты убивали и грабили, похищали людей для получения выкупа, содержали бордели.
Добытые деньги Френкель выгодно вкладывал в дело. При нем пышным цветом цвела контрабанда: подпольные цеха шили одежду, гнали вино, а мастерские подделывали валюту. И все это под марками известных мировых фирм для порядочной публики. Но для тех, кто мог заплатить настоящую цену, был и настоящий товар. Несколько больших пароходов и целая флотилия шаланд курсировали между портами России и Турции, и, конечно, их трюмы никогда не пустовали. Все это реализовывалось через сеть собственных магазинов и ресторанов по всей стране. По слухам, империя Френкеля с успехом руководила бандами Ростова, Астрахани, Киева…
Нафталию Ароновичу фактически удалось создать государство в государстве: со своими законами, подданными (в основном из среды уголовников и контрабандистов), собственностью, разбросанной по разным городам и странам, и даже со своими палачами. Было куплено буквально все: пограничная охрана, суды и даже ЧК.
Контрабандный товар реализовывался через своих коммерсантов в лавках, ресторанах и гостиницах по всей России. Деньги поступали на расчетные счета в банки Френкеля. Уголовный мир Ростова, Воронежа, Астрахани, Киева и других крупных городов оказывал поддержку в беспрепятственном прохождении контрабанды до мест назначения.
За немалые деньги Френкель вербовал людей даже в Москве. Но и это было мизером по сравнению с теми суммами, которые оседали на его счетах в банках Европы.
К Дзержинскому стали поступать донесения, будто в Одессе все так запутано, что просто невозможно разобраться, где чекист, а где налетчик; где обычный обыватель, а где контрреволюционер. Для того чтобы исправить ситуацию, надо заменить в ЧК всех урожденных одесситов. (Эта традиция сохранится на целых 70 лет, кстати, не только в Одессе.)
И вот в 1923 году в Одессу для обуздания коррупции, спекуляции и бандитизма приехал Терентий Дмитриевич Дерибас, член коллегии ОГПУ. Интересно, что некоторые считали его потомком основателя Одессы, хотя он не имел к нему никакого отношения. Терентий Дерибас родился в селе неподалеку от Елизаветграда в простой семье и заявлял, что его звучная фамилия происходит от запорожского казака по прозвищу Дери Бас.
В 1904 году, еще будучи рабочим в Кременчуге, Терентий Дмитриевич Дерибас вступил в ленинскую партию и стал профессиональным революционером с партийной кличкой Марат. В 1917–1919 годах он трудился в советских органах и воевал на фронтах Гражданской войны, а с 1920 года стал заместителем начальника секретного отдела ВЧК. Ему поручали особо щекотливые задачи, в частности наблюдение за лидером левых эсеров Марией Спиридоновой и похоронами патриарха Тихона.
В Одессе Дерибас получил самые широкие полномочия. Почти сразу он узнал о контрабандном тресте Френкеля. Но и Френкель знал о полномочиях Дерибаса. Вот тут и началась большая игра. У Нафталия Ароновича нашлись свои люди даже в составе самой коллегии. Одним из тех, кто входил в группу прикрытия банды, был стремительно делающий карьеру Ягода, который и позже станет оказывать негласное покровительство Френкелю.
И опять, уже в который раз в этой книге, хочется ненадолго остановиться. Просто чтобы показать, как авантюристы-одиночки, причем самые талантливые и предприимчивые, становятся винтиками в политической машине. И как даже самые истовые враги государства, бандиты, превращаются в необходимых этому государству людей. Время одиночек уходит, наступает время «интересов коллектива»…
Дерибас повел с Френкелем настоящую игру без правил. Он сделал вид, что готов отказаться от своих полномочий и отойти в сторону, дав Френкелю возможность «жить по-людски» и дальше. Но запросил за это чудовищную сумму отступных, сиречь огромную взятку. Настолько большую, что Френкель задумался: а действительно ли есть возможность откупиться? И согласился на переговоры через доверенных лиц. Пока шел торг, Дерибас отправлял оперативные сообщения прямо Дзержинскому, минуя одесский отдел НКВД, а из Москвы получал указания о дальнейших действиях.
Под покровом январской ночи 1924 года в Одессу прибыл литерный поезд с отрядом московских чекистов. В ту же ночь вся верхушка одесской ЧК и все руководители империи Френкеля, включая его самого, были арестованы. Через несколько дней на этом же поезде под усиленной охраной они отбыли в Москву. Тем же спецпоездом следовала и арестованная верхушка продажного одесского ЧК. Из экономических соображений, видимо, — чтобы поезд дважды не гонять…
Уже через несколько дней, 14 января 1924 года, Френкелю и его сподвижникам коллегия ОГПУ вынесла смертный приговор.
А дальше произошло чудо, невероятное везение, которое будет сопровождать Френкеля до конца его дней. Нафталия Ароновича вместе со всеми привели в подвал для исполнения приговора. И там было объявлено о помиловании — смертную казнь Френкелю заменили на десять лет лишения свободы с отбыванием наказания на Соловецкой каторге. Помиловали одного только Френкеля. Он понял, что кто-то из его всемогущих покровителей честно отработал свои взятки.
В первые же дни по прибытии на Соловки Нафталий Аронович, дав кому надо скромное вознаграждение, стал не простым трудягой, а нарядчиком. Он внимательно присматривался к жизни соловецкой каторги. На этой должности у него оказалось достаточно времени, чтобы обмозговать, как использовать миллионы арестантов, которыми были переполнены лагеря от Житомира до Владивостока. Все взвесив, он начал строить грандиозные планы. И ему опять сопутствовала удача — удалось написать письмо в Москву. Причем письмо попало к нужному человеку!
В мае 1926 года по ходатайству начальника управления Соловецких лагерей (СЛОН) Ф. И. Эйхманса Френкелю вдвое сократили срок заключения. Через год его досрочно освободили и назначили начальником производственного отдела УСЛОН.
Френкель стремительно ворвался в верхушку управления лагерем и прочно в ней обосновался. Он подготовил несколько больших проектов, инициировал создание лагерей нового типа. К 1929 году он реорганизовал и само управление. Френкель, как во времена Япончика и его еврейской кассы взаимопомощи, все еще не понимал, зачем нужна вся эта мишура, которую называли политико-воспитательной работой. Он отлично судил по себе: воспитанием переделать человека невозможно.
А вот трудовая система работала на порядок увереннее и надежнее. В Москве удивились такому подходу. Но Френкель не любил, когда ему перечили. Он уже знал, что надо убрать московских чиновников, и представлял, как именно это сделать. Однако для начала ему надо было закончить миссию на Соловках.
Машинистки и чертежники управления работали днем и ночью, производя кипы планов, смет, схем, отчетов, предложений и первоочередных мер. Единственный соловецкий самолет, использовавшийся для самых разных целей, едва успевал перебрасывать почту на материк, откуда она непрерывным потоком шла на Лубянку. Френкель оказывал настолько сильное давление, что ему удалось получить одобрение на проведение эксперимента, который назывался хозрасчетом. Заключенные стали рубить лес, возводить города, прокладывать рельсы.
Френкель смог доказать, что каторга способна стать источником значительных денежных средств. Он разгромил политико-воспитательную работу и вместе с ней уничтожил все культурные «пережитки прошлого». Первым умер выходящий на острове журнал. Затем почила газета. Театр был разделен на несколько маленьких передвижек для обслуживания новых лагерей. Сотрудники-краеведы местного музея были направлены на изыскательские работы на Северный Урал, на Новую Землю — здесь Френкель запроектировал базу промышленного лова тюленей, моржей и трески.
Если раньше не представляли, что делать с каторжниками, то теперь их катастрофически не хватало. На Лубянку летели просьбы прислать новые партии заключенных. Вот теперь наступила очередь разобраться с теми, кто мешал работать ему, Френкелю.
Первым стал высокопоставленный московский чиновник Коган, посмевший спорить с Френкелем по поводу воспитательно-трудовых лагерей. Чуть позже, но тоже достаточно быстро исчез где-то в недрах ГУЛАГа старый знакомый Френкеля Терентий Дерибас. С другими врагами Нафталия Ароновича разобрались бывшие его покровители. И его славная карьера стремительно пошла в гору.
В 1930 году Френкель руководил строительством ИТЛ в республике Коми. В 1931-м он был главным прорабом Беломорстроя. Чуть позже стал заместителем начальника Белбалтлага. Его бросали на «самые сложные участки социалистического строительства» — то бишь на открытие новых лагерей в непростых природных условиях, совершенно не подходящих для человеческого существования. И он никогда не подводил. За заслуги перед Родиной в августе 1933 года Нафталий Аронович Френкель был награжден орденом Ленина.
Семнадцатого августа 1933 года орденоносца Френкеля назначили начальником управления БАМа; он получил от правительства невероятные по тем временам суммы. Отточенное годами чутье коммерсанта и преступника позволило ему быстро оборачивать часть средств. Нажитые деньги он пустил на подкуп и взятки. Действовал он открыто и нагло. Ему почти ничто не угрожало. Вся экономика БАМа находилась в его руках. И тут произошла осечка — наступил 1937 год.
Ему были предъявлены настолько весомые обвинения, что приговор мог быть только один — расстрел. Недруги Френкеля уже вздохнули с облегчением. Но надо было знать Нафталия Ароновича и помнить о его дьявольским везении. В 1940 году его освободили по личному распоряжению Берии. И не просто освободили — он получил звание коринженера и второй орден Ленина. Двадцать девятого октября 1943 года ему присвоили звание генерал-лейтенанта инженерно-технической службы и вручили третий орден Ленина.
И вдруг Френкель решил одним махом прекратить все свои операции. Выработанная с годами интуиция, судя по всему, подсказала ему, что на избранном им поприще социалистического строительства идеальной системы рабства, которой уже стал ГУЛАГ, большего достичь не удастся. Тем более что он владел информацией о происходящем в министерстве внутренних дел и госбезопасности. Френкель понял, что грядут чудовищные чистки, и, естественно, пытался избежать страшной участи. Ведь в третий раз ему могло и не повезти. Чтобы уволиться, требовался серьезный повод. Френкель, как обычно, дал взятку и 28 апреля 1947 года подал в отставку по причине серьезной болезни. Его проводили с почестями и очередной правительственной наградой.
И почти ровно через год он убедился в своей правоте: все его сподвижники были арестованы и приговорены к большим срокам заключения. Почетный пенсионер Френкель снисходительно наблюдал за судьбами известных ему людей и иронично улыбался. В 1960 году в возрасте семидесяти семи лет он мирно скончался, пережив многих своих врагов.
И, возможно, одесский вокзал, о котором мы рассказывали в начале главы, вычурный и помпезный, выстроенный им в рекордные сроки, был в какой-то мере зна`ком того, что он просит прощения у того города, который так скандально прославил.