Я прожил целый день в миру…

Я прожил целый день в миру

потустороннем

И бодро крикнул поутру:

— Кого схороним?

Ответ мне был угрюм и тих:

— Всё — блажь, бравада.

Кого схороним? Не таких…

— Ну, и не надо!

Не стану дважды я просить,

манить провалом.

Там, кстати, выпить-закусить —

всего навалом.

И я сейчас затосковал,

хоть час оттуда.

Вот где уж истинный провал —

ну, просто — чудо!

Я сам больной и кочевой,

а побожился —

Вернусь, мол, ждите, ничего,

что я зажился.

Так снова предлагаю вам,

пока не поздно:

— Хотите ли ко всем чертям,

вполне серьёзно?

Где кровь из вены — как река,

а не водица.

Тем, у кого она жидка, —

там не годится.

И там не нужно ни гроша, —

хоть век поститься!

Живёт там праведна душа,

не тяготится.

Там вход живучим воспрещён,

как посторонним.

Не выдержу — спрошу ещё:

— Кого схороним?

Зову туда, где благодать

и нет предела…

Никто не хочет умирать, —

такое дело.

И отношение ко мне —

ну, как к пройдохе.

спектакль — и тронем.

Ведь никого же не съедим,

в родной эпохе.

Ну, я согласен: побренчим

а так… схороним!

Ну, почему же все того…

как в рот набрали?

Там встретятся — кто и кого

тогда забрали.

Там этот, с бляхой на груди, —

и тих и скромен.

Таких, как он, там пруд пруди…

Кого схороним?

Кто задаётся — в лак его,

чтоб хрен отпарить!

Там этот… с трубкой… как его?..

Забыл!.. Вот память!..

Скажи-кось, милый человек,

я, может, спутал?

Какой сегодня нынче век?

Какая смута?

Я сам вообще-то костромской,

а мать из Крыма,

Так если бунт у вас какой —

тогда я мимо!

А если нет, тогда ещё

всего два слова:

У нас там траур запрещён.

Нет, честно слово!

А там порядок — первый класс,

глядеть приятно.

И наказание — сейчас

прогнать обратно.

У нас границ не перечесть,

беги — не тронем!

Тут, может быть, евреи есть?

Кого схороним?

В двадцатом веке я? Эва!

Да ну вас к шутам!

Мне нужно в номер двадцать два!

Лаврентий спутал!