Шмон

В отряде № 8 были специально обученные зэки, которые стучали на меня оперативникам, а те по их наводкам пытались изъять запрещенные предметы. Как-то я прикупил на строгом режиме флеш-карту. Я отдавал ее Диме Коскину — зэку-айтишнику, который работал в воспитательном отделе и качал мне музыку и фильмы по заказу. При этом, конечно, дичайше мандражировал. Ведь если бы его поймали за скачиванием из интернета «Прирожденных убийц», то, может, слегка пожурили бы. Но если бы поймали за скачиванием чего-нибудь для меня — прощай, УДО. Несмотря на то что у нас были хорошие отношения и даже общие интересы, жертвовать ради меня УДО ему, понятное дело, не хотелось.

Димарик был русским Гейзенбергом. Именно так его назвали в криминальных новостях НТВ, когда показывали репортаж о его приемке. Он из неблагополучной семьи. Отец отсидел десятку за гердос. Сам Дима упарывался по более молодежной наркоте и варил мет, с большим количеством которого его и взяли.

Помимо закачки фильмов Дима фоткал меня с разной длиной усов (об этом расскажу отдельно) и делал новые бейджи з/к — глупые менты очень удивлялись, откуда они у меня берутся. Да боже мой, откуда они могут браться, если бейджи всей зоне делает Коскин?!

Ну так вот: флешку я смотрел в телевизионке. Естественно, не один, поскольку поддерживал установившиеся демократические порядки. И скоро ментам стало об этом известно. Флешку я всегда носил с собой, в самом тупом для запрета месте — в носке. Носки проверяют в первую очередь.

Как-то раз иду из библиотеки в барак, меня на продоле забирает оперативник и ведет в оперотдел. У меня с собой флешка в носке, две сим-карты в ботинке, четки (хулиганки), под костюмом — футболка ПТН ПНХ (ее я сделал еще в «Бутырке» и каким-то чудом провез с собой в колонию).

В оперотделе (кабинет на шесть квадратных метров, четыре человека и три видеорегистратора) проводят полный обыск. Я покрываюсь испариной и начинаю раздеваться. И тут — лайфхак с носками и обыском.

Вообще, правила предписывают ментам быть одетыми в специальные халаты и перчатки — видимо, чтобы не пачкать вещи, не пачкаться самим и не оставлять следов (ведь можно случайно обнаружить герыч или мертвую проститутку!). Но так не шмонают. В ИК-5 халатно-перчаточников можно увидеть только на обысках приезжающей на свидание родни, когда нужно продемонстрировать соблюдение закона для чужих. В самой колонии никто с этим не морочится. Поэтому! Носки в руки обыскивающие не берут, а просто говорят их вывернуть.

Я снимаю носок, зажимаю в нем флешку и с силой выворачиваю. Флешка, соответственно, остается где была. Носки кладу на пол, при этом флешка выпадает, а так как она в металлическом корпусе, раздается характерный звук. Мне показалось, что он был очень громким. Смотрю вниз: она лежит, поблескивая, около моей ноги. Никто кроме меня ее не видит. Напоминаю, что в кабинете, с учетом меня, пять человек, то есть по 1,2 квадратного метра на каждого. Наступаю на флешку.

Тем временем начальник оперотдела проверяет ботинки. Заглядывает внутрь. Слегка морщится. Еще бы! Июль месяц, ботинки черные, зэковские, демисезонные, весь день были на ногах — фиалками не пахнут. Начальник аккуратно приподнимает стельки двумя пальчиками, щурится, всматриваясь, что там под ними. Под стельками в ботинках пусто. Я же не дебил. Сим-карты приклеены к низу стелек двусторонним скотчем. Будь опер менее брезгливым, он вытащил бы стельки.

Я стою, не дыша, одной ногой на флешке. Обыск закончен. Надо как-то одеться. Ну, думаю, на них, наверное, наложили заклинание временной слепоты. Пока надеваю носок, аккуратно, движением фокусника, кладу флешку обратно.

Когда понимаю, что запреты проглядели, начинаю возмущаться и принимаю оскорбленный вид. Говорю высокопарно и убедительно. Ментам стыдно.

Запреты, которые скрыть не удалось, — это футболка и четки (собственно, четки ни разу не запрет, но я решаю их отдать на откуп).

В кабинет входит Поросенок.

— Ну что, закончили?

— Да.

— И что?

— Вот.

Поросенок смотрит на футболку и четки. Разочарованно говорит:

— Изъять по акту.

Опер говорит мне:

— Надо написать объяснительную про футболку.

— Что именно?

— Ну, что значит надпись.

Пишу: «Надпись ПТН ПНХ значит „Путин, пошел на хуй“».

Опер:

— Олег, ты совсем?

— Честность — лучшая политика.

Взыскание по этому инциденту не накладывалось.

Впрочем, позже флешку все-таки отжали. Сижу вечером, играю в нарды с Корешулей. Флешку смотрят в телевизионке — я давал, если просили. Тут в локальный участок, где мы состязаемся, из барака выходит дневальный и отдает мне флешку. Я еще думаю: как-то странно — зачем отдал, да еще и под окнами администрации?

Не успел я додумать эту мысль, как распахивается дверь и вбегают дежурный с опером. На дворе уже темно. Дежурный стремительно забегает в барак, а опер, увидев меня, остается снаружи. Чувствуя неладное, направляюсь к бараку. Думаю о том, что надо бы скинуть флешку в ботинок. Опер кричит: «Он здесь!» Дежурный возвращается. Я оказываюсь зажат в тамбуре. Дежурный начинает шмонать. Я выкидываю флешку в ночь, но она не перелетает забор и дзинькает где-то в локальном участке. Опер с фонарем находит ее — на то он и опер. Взыскание — административный штраф 200 рублей.

Через пару недель сижу опять же вечером на улице. Трое режимников с внезапным шмоном заходят в барак. Уходят минут через десять. Иду в барак. Там все шконки, которые стоят у окон и в углах, перевернуты. Заправляю кровать, спрашиваю у дневального:

— Что-нибудь отшмонали?

— Да. У тебя — телефон.

— ???

Проверяю свой тайник. Телефон на месте.

Оказывается, стукач в отряде слил одного из з/к — мол, у него есть телефон. Вечером, перед отбоем, когда все уже достают свои запреты, пришла шмон-бригада. Начинают обыскивать кровати. Телефон чувака, которого слили, не находят чудом — он лежал в подушке, и инспектор его просто прохлопал. Идут дальше. Происходит второе чудо: у другого з/к тоже не находят телефон, хотя он тупо лежит в тумбочке. У одного из зэков телефон при себе, и он, видя, что шмон движется к нему, кладет аппарат ко мне под одеяло.

Вообще, довольно тупой поступок, если не брать в расчет, что мои вещи шмонали редко, поскольку я каждый раз при этом сильно скандалил и взывал к праву. Телефон, естественно, находят. Но я не сильно переживал. Телефон все же не мой, меня в помещении не было. Однако взыскание — ШИЗО с водворением в СУС.

Но погодите-ка! Я забегаю вперед. Очень трудно выстраивать правильную хронологию, когда дни подобны президентским срокам Путина — непонятно, где один заканчивается, а другой начинается.