Отряд

Чем ближе был конец карантина, тем более остро вставал вопрос о моем будущем отряде. Блатным я объяснил, что вариант со вскрытием вен выглядит достаточно смешно: администрация расселила сто зэков, полностью отремонтировала барак, обеспечила его, судя по всему, прослушкой — и теперь, после таких приготовлений, весьма сомнительно, что они согласятся на какой-либо другой вариант моего заселения.

Короче, представитель блаткомитета пошел общаться в администрацию и вернулся оттуда вот с чем: если я не пойду в 8-й отряд, всех остальных зэков заставят страдать. Достаточно прозрачные условия. Понятное дело, криминалитет не может пойти на гласную сделку с администрацией, в результате которой порядочный арестант становится непорядочным, — это противоречит миссии АУЕ-движения. Поэтому мера с заселением и трудоустройством была означена как временная. Сообщалось, что в течение пары недель меня поднимут в обычный отряд и все будет ок.

Ну, ок — так ок. Тем более что статус страдальца ради блага общего (а именно так я думал про свою ситуацию) добавлял мне нехилый бонус в карму в глазах прочих з/к.

Когда на комиссии по распределению краснощекий начальник заявил, что решением собрания я буду жить в отряде № 8, повисла тишина: блатным-то я сказал, что согласен, и они донесли это наверх, но вдруг я откажусь? Мне кажется, плана Б предусмотрено не было.

— Такое впечатление, говорю, что ожидают моего ответа. Я могу отказаться?

— Нет.

— Ну ок тогда.

В общем-то, переезжать было недалеко — отряд № 8 располагался рядом с карантином. Еще до переезда был криком вызван завхоз, и зэки, наделенные авторитетом, дали ему следующие указания:

— место выделить нормальное;

— предоставить отдельную тумбочку;

— выделить отдельные ячейки в пищевой и вещевой комнатах, чтобы жало никто в них не запиливал.

Жизнь в лагере — это в любом случае жизнь в одной из сект, где выполнение ритуалов имеет сакральный смысл само по себе. Так, обиженный не может заходить в каптерку (комнату, где хранятся вещи) и пищевку (комнату, где хранится еда), к нему нельзя прикасаться и даже бить можно только ножами или какими-нибудь другими предметами. Зэк порядочный и непорядочный могут проживать в одном бараке, но у них обязательно должна быть разная посуда, еду и вещи они хранят отдельно и пить из одной кружки не могут. Получалось, что в отряде № 8 я — «обиженный наоборот»: никто не мог взять мою кружку или вещи не потому, что им это стремно, а потому, что это стремно мне. Эдакий принц Уэльский в лепрозории — не очень кайфовое чувство, по правде сказать. Придется держаться сильно настороже.

И вот настало волшебное время заселения. Взял матрас и вещи и отправился в чумной барак. Он и правда был отремонтирован — без лишнего изыска, но все очень чистенько.

Локальный участок — это территория около барака, по которой можно бродить туда-сюда. Участок обнесен непрозрачным забором, на жестяном покрытии которого изображены Александр Невский в черно-белых тонах и три богатыря. Один из них, Микула Селянинович, пашет поле на злобной таксе (позже выяснилось, что это неудачно нарисованный былинный конь). Рисовали зэки, поэтому не обошлось без пасхалок. Невский держал меч вот так:

Площадь участка — примерно 30 квадратных метров. В землю вмонтированы стол и две лавки. Земля покрыта плиткой. В углу расположены «веревки» — канатики под листом шифера для сушки белья. Вход — с микрокрыльцом, на котором красуется вывеска со свеженарисованной надписью «отряд № 8». Она прячет под собой старую — «отряд № 7?». Прямо какая-то платформа 9?  из «Гарри Поттера».

Сам барак двухэтажный. На входе — прихожая с полками для ботинок, сразу направо — умывальники и душевая, далее — туалеты.

Перво-наперво нужно выяснить, какими из сантехнических девайсов пользуются обиженные. Done. Вообще, если так случается, что в какой-то тюремной локации нужно чем-то воспользоваться, но непонятно, где обиженное хозяйство, чаще всего оно оказывается с краю, так что лучше пользоваться неким серединным вариантом.

Лестница из прихожей ведет на второй этаж. В коридоре — тумбочка дневального, на которой установлен телефон для звонков за пределы зоны. Телефон внутренней связи — в лестничном пролете.

По правой стороне коридора:

— кабинет начальника отряда;

— каптерка (она же вещевка, где хранятся зэковские баулы или, по-казенному, вещевые мешки);

— сушилка (комната для хранения верхней одежды);

— телевизионка (комната воспитательной работы, где стоит — шок! — большой и плоский телевизор).

Обстановка везде спартанская.

Налево из коридора — вход в «распалагу», где находятся спальные места. 44 штуки на площади около 100 квадратных метров — очень и очень шикарно (сделано по нормативам, но в других бараках все расположено вдвое плотнее). Табуретки по числу койкомест. Тумбочки по числу койкомест, деленному на два (на одного з/к — половина тумбочки). Но у меня тумбочка целиком, потому что ни с кем поделить ее я не могу. Очень светло. Окна — по одной стене комнаты, закрашены белой краской и закрыты сеткой-рабицей. Барак примыкает к контрольно-следовой полосе, и прямо за окнами — заборы, колючка, сигнализация, автоматчики.

Чуть не забыл еще одну важную вещь про пищевку. Ужасно нелогичное место, учитывая, что, в соответствии с нормативными документами, прием пищи можно осуществлять исключительно в столовой колонии. То есть расчет, видимо, на то, что з/к сготовит себе в бараке, к примеру, борща и попрет его через всю зону в столовую, чтобы съесть. На деле все едят, конечно, в пищевках. Там есть ячейки для продуктов, по одной на несколько человек, но у меня, опять же, отдельная. Стол, две скамейки, холодильник, чайник, микроволновка.

Все это поражает. Холодильник. Микроволновка. Телевизор. Душ. В тюрьме! Что же дальше? Йогуртница? Джакузи? Турбосолярий? Впрочем, я на сто процентов уверен, что есть зоны, где и такое встречается. Но если вдуматься, то ничего удивительного. Цели, декларируемые законодательством, и интересы арестантов тут сходятся: улучшение бытовых условий. Понятно, делается все на деньги зэков. Но лучше уж потратиться и получить кусочек комфорта на несколько лет вперед, чем ждать, пока какой-нибудь чиновник, обставив свою дачу, вспомнит, что сделал это на деньги, выделенные из бюджета на содержание осужденных, и купит вам в барак занавески угрюмого цвета.

В бараке какое-то жуткое количество видеокамер (одна в коридоре и четыре в спальном помещении). Может показаться, что это немного, но в остальных общежитиях их вообще не было (кстати, нет и сейчас, в 2018 году). Спального места, которого не было бы видно в камеру, нет. Я выбрал себе нары, равноудаленные от всех камер. Понятное дело, нижний ярус (это важно). Все равно в барак вселилась только первая часть зэков и осталась куча пустых нижних нар.

Зэку, который должен был делить со мной тумбочку, я хмуро сказал, что размещусь в тумбочке приватно. Возражений не последовало. Таким же образом были экспроприированы ячейки в вещевке и пищевке. Кроме того, я запретил баландерам класть продукты на одну из полок в холодильнике (как выяснилось позже, достаточно, чтобы продукты были изолированы в пакетике).

Вообще, выглядело все это очень комично. Все первоходы. Я, на положении «мужика», который ни черта не понимает в устоях этой странной секты, устраиваю гетто для баландеров (всех остальных) в их же отряде. Если вы чувствуете в этом жуткий шовинизм, спешу уверить, что я провернул все дипломатично и все были весьма лояльны ко мне (за спиной, конечно же, нет). Все-таки я селебрити — даже спецотряд создали ради меня.

Кроме того, я сдуру решил зарекомендовать себя как поборника справедливости.

Комната воспитательной работы, в которой стоит телик, является местом тусовки элиты. В зависимости от отряда, это либо блатные, либо завхоз и его козлобанда.

Первым делом завхоз собрал всех прибывших и объявил, что доступ в телевизионку открыт с 19 до 20 вечера, в соответствии с правилами внутреннего распорядка. Я, выпучив глаза, стал орать: «Ты что тут — мусарской движ навязываешь?!» И все в подобном духе. Завхоз очень смутился.

Вообще, не очень понятно, как он стал завхозом: вопреки ожиданиям, это был не чудовищный громила, а очень неуверенный в себе субтильный наркоман. Он очень нерешительно, но последовательно настаивал на своем. Ругань продолжалась, и я с некоторым разочарованием в своем красноречии подумал, что сейчас мне надо будет бить завхоза. Это был момент психологического перелома, дело происходило прямо под окнами отдела безопасности, а из УК РФ я знал, что не опасное для жизни насилие в отношении осужденного по мотивам его лояльности к администрации может увеличить срок лет на пять. А мне и свои три с половиной сидеть не хотелось.

Ситуацию разрулила свита, входящая в состав козлобанды. Чувствуя, что все может закончиться для их босса потерей лица, они нашептали ему, что правильнее будет уступить.

Behold! Теперь в отряде № 8 была самая демократичная телевизионка, в которую мог ходить кто угодно и когда угодно. На мой взгляд, очень справедливо — и зэкам тоже понравилось.

Завхоз потом, конечно, подошел и попенял на то, что мне-то уж точно можно было в телевизионку в любой момент. Я горделиво отказался от привилегий и сообщил ему, что телик все равно не смотрю. Но бывать там пришлось очень часто, особенно в первое время.

Какой, собственно, главный минус в видеонаблюдении? Если оператор на пульте видит нарушение, он пишет рапорт для наложения дисциплинарного взыскания, а также устраняет само нарушение — идет в отряд сам или отправляет сотрудника. Применительно к моей ситуации это означало, что мне просто невозможно было поспать на кровати после подъема (это запрещено тюремным распорядком). Стоило прилечь, так сразу либо звонили, либо прибегали. По-моему, эти тетки на пульте просто преследовали меня. В результате приходилось уходить спать в телевизионку — на лавку, устланную ватником. Так что после подъема я шел в комнату воспитательной работы и там засыпал в позе патриция на деревянной доске шириной 20 сантиметров.

Так продолжалось до трудоустройства.

Я-то мечтал стать краснодеревщиком и радовать друзей и родных собственноручно сотворенными нардами и шкатулками, однако сразу после прибытия в ИК-5 меня повели на прием к окулисту, которого специально привезли в лагерь ради встречи со мной. Вероломство этого хода я осознал лишь позже. Окулист измерила мое зрение и поставила в личном деле отметку, что мне запрещена работа с тяжестями и в пыльных помещениях. Никакой деревообработки, никакой швейки, никакой промзоны. Администрация переделала должностную инструкцию библиотекаря, включив в квалификационные требования «высшее образование», и через блатных, по той же схеме, что и с отрядом, трудоустроила меня в библиотеку.

Надо понимать весь трагизм ситуации: я не очень люблю читать. Ну, то есть совсем не люблю. Я даже половину школьной программы освоил по сборнику изложений. И, думаю, я один из очень и очень немногих зэков, которых пришлось устраивать в библиотеку путем интриг и против его желания.

Библиотекарь — это, наверное, самое теплое место в колонии. Сидишь весь день, читаешь книжку. Собственно, на работе можно и не сидеть весь день. Все равно зэки могут попасть в библиотеку только в определенные часы днем и вечером. Лепота, короче.

Честно говоря, на момент трудоустройства я думал, что с точки зрения блатных швейщики и библиотекари — это примерно одно и то же. Все-таки швей-моторист БАМ не строит, Беломорканал не копает, лес в минус сорок не валит. Не особо брутальная профессия. Но оказалось, что порядочность и непорядочность профессии в ИК-5 определяются формой оплаты труда. Те, что на повременке, — непорядочные; те, что на сделке, — порядочные. Это, конечно, чисто ментовской лоббизм, чтобы можно было платить зэкам поменьше и удобнее ими манипулировать.

В любом случае блаткомитет сказал мне, что трудоустройство — временное, и я не особо сильно поначалу на этот счет переживал. Должность называлась «библиотекарь», а не «завхоз библиотеки». В подчинении никаких зэков не было, а, собственно, именно это (формальное управление другими заключенными) и делает козла козлом. Ну и сама библиотека — дело добровольное: хочешь — ходи, хочешь — нет. Никакой обязаловки.

Боже, боже, как же наивно это звучит. Сейчас пишу и сам не понимаю, как я мог так думать. Тюрьма меняет.