ЯНВАРЬ-93

ЯНВАРЬ-93

Сердитый Хасбулатов — Сионистский форум и Натан Щаранский — В Иордании

Для посольства главным событием января был визит Руслана Имрановича Хасбулатова. Готовился визит, как я уже рассказывал, в нервозной обстановке. Но прошел четко, организованно. Посетили спикера Кнессета Вайса. Побывали у президента. Пообедали с Пересом. Поговорили с Рабином. Встретились в «Ориент хаусе» с Хусейни, который неожиданно и в жесткой форме стал упрекать Россию в том, что она «подчиняется США». На десерт Бар-Иланский университет присвоил Хасбулатову звание почетного доктора.

Израильтяне были осведомлены о политических вихрях, которые веяли тогда вокруг фигуры Хасбулатова. Например, московский корреспондент «Новостей недели» Дм. Прокофьев сообщал читателям: Хасбулатов — «один из самых противоречивых российских политиков и, пожалуй, самый ненавидимый средствами массовой информации. Демократическая пресса считает его едва ли не самым опасным противником ельцинской политики либерализации, инициатором и закулисным вождем парламентского противостояния президенту и правительству». Но далее Прокофьев полностью реабилитирует Хасбулатова, говоря, что «он ведет себя как любой другой председатель парламента: делает все, чтобы парламент был сильным». Вывод такой: «борьба сильной президентской власти и отстаиваемой Русланом Хасбулатовым идеи «сильного парламентаризма» обещает в ближайшем будущем еще немало драматических поворотов…» Оказывается, есть пророки в своем отечестве…

Среди многочисленной свиты, сопровождавшей Хасбулатова, находился заместитель российского министра иностранных дел Борис Леонидович Колоколов. Он курировал Ближний Восток, и мне, естественно, хотелось обсудить с ним ряд вопросов, касающихся работы посольства. В обычной для визита суете мы никак не могли состыковаться. Наконец я улучил момент во время беседы с Рабином. Я сидел одесную Хасбулатова, Колоколов — ошуюю. Перегнувшись к Колоколову за спиной Хасбулатова, я предложил ему не ехать в Бар-Илан, а вместо этого поговорить в посольстве. Хасбулатов услышал мой шепот. Последовала злая реплика: «Вы — не профессионал, а Колоколов — профессионал и знает, что постоянно должен быть рядом со мной!» Я пытался перевести все в шутку. Но не тут-то было. «Надо было у меня спросить!» — настаивал Хасбулатов. Я не стал углубляться в тему.

Разговор с Колоколовым состоялся в машине, когда мы ехали из Иерусалима в тот же Бар-Илан. Колоколов советовал уделять больше внимания палестинскому направлению. Советовал также давать МИДу больше практических рекомендаций. Я был согласен с этим. Но не был согласен с еще одним советом. Колоколов требовал, чтобы излагая беседу с каким-либо деятелем, я сообщал бы не только его соображения и аргументы, но — ежели эти соображения и аргументы сомнительны, расходятся с позицией Центра — сообщал бы и свои контраргументы. Считалось, что если я не опровергаю какой-то тезис, значит я с ним согласен. Например. «Собеседник сказал, что, по его мнению, Ельцин — не очень образованный человек». Так вот, мало передать это мнение в Москву. Надо обязательно написать, что я не согласился с собеседником и опроверг его так-то и так-то. И еще. Следовало вставлять словечки типа «якобы», «будто бы»… В том же примере: «Собеседник сказал, будто бы Ельцин — не очень и т. д.». В общем, полагалось любым путем отмежеваться от сомнительных, «не тех» суждений, застолбить свою правильную позицию.

Мне эта практика была знакома. Работая в ЦК, я должен был каждый день читать депеши, приходившие из разных стран и по разным каналам. Разумеется, бывали случаи, когда контраргументация имела содержательный характер, позволяла рассмотреть проблему под новым углом зрения. Но часто встречалась классическая формула: «Отвел утверждения такого-то, указав что…» И следовала пропагандистская банальщина, долженствующая засвидетельствовать несомненную лояльность пишущего.

Я не стал спорить с Колоколовым. Но в своих бумагах исходил из того, что МИДу интересны прежде всего суждения израильтян, а не мои оценки этих суждений.

Каждый визит высокого уровня, — писало посольство в Москву после визита Хасбулатова, — фрагмент, эпизод общей политической стратегии, общего политического курса. И эффективность визита будет тем выше, чем яснее мы представляем себе — какова эта стратегия? каковы наши интересы? Чего мы хотим? Какие изменения мы намерены внести в имеющийся политический узор?

Применительно к Ближнему Востоку эта алгебра легко трансформируется в арифметику. Нужен ли нам сильный, стабильный Израиль, занимающий всю Палестину (с автономными вкраплениями)? Или интересам России соответствуют два государства на этой территории? Или предпочтительнее иметь конфедеративное образование с двумя или тремя участниками? Или нам все равно? Возможно, посольство ошибается, но пока не видно необходимой ясности. Политическая стратегия имеет несколько неопределенный, размашистый характер. Мы как бы сразу ориентируемся на все возможные варианты, используем все тактические ходы. На нынешней стадии БВУ это еще допустимо. Но рано или поздно придется определяться. И лучше сделать это пораньше.

В общем, чего мы хотим (или — не хотим) на Ближнем Востоке? Без ответа на этот вопрос трудно представить долгосрочный, целенаправленный политический курс на Ближнем Востоке.

Ответ, как мы и ожидали, не последовал…

14 января открылся съезд Сионистского Форума. Согласно уставу, это — общественная непартийная некоммерческая ассоциация, объединяющая выходцев из бывшего СССР. Идейной основой Форума служат принципы и традиции сионизма. Цель Форума — содействие улучшению условий для репатриации евреев в Израиль из стран СНГ, а также для их успешной интеграции в израильское общество.

Форум — поначалу он именовался «Сионистский Форум евреев Советского Союза» — был официально зарегистрирован в качестве «товарищества» 1 февраля 1989 года. Одним из активных инициаторов его создания был Натан Щаранский.

Щаранский — заметная фигура на израильской политической сцене. Фундамент его известности был заложен в Советском Союзе, где Щаранского судили как американского шпиона. Что касается дошпионской жизни, то Анатолий Борисович родился в 1948 году в Сталино (теперь и ранее — Донецк). Учился в Московском физико-техническом институте. Потом работал три года в институте нефти и газа. С января 1973 года стал хлопотать о выезде в Израиль. Участвовал в правозащитном движении. Занимался судьбой отказников. Был переводчиком у Сахарова. Часто встречался с иностранными корреспондентами. На этом и погорел. По просьбе американского журналиста Роберта Тота передал ему список отказников. Там было 1300 фамилий с указанием предприятий, на которых они работали. Предприятия были, как правило секретные (не случайно — отказники). В марте 1977 года Щаранского арестовали. Обвинили в «шпионаже» и «измене Родине».

Помню свои разговоры с Ю.В.Андроповым, тогдашним председателем КГБ. Я пытался убедить его, что зря затеяли всю эту возню вокруг «шпиона» Щаранского. Разумеется, я не знал никаких фактов, деталей. Но хорошо знал наши нравы и интуитивно чувствовал липу. На мои просьбы предъявить хоть одно бесспорное доказательство вины Щаранского Андропов отвечал примерно так: я бы тебе десяток предъявил, но секретное дело, не могу… Возможно, я переоцениваю Андропова, но мне трудно представить себе, что он лгал. Скорее всего, умело работал аппарат КГБ…

14 июля 1978 года Щаранский получил 13 лет (3 года тюрьмы и 10 лет лагерей). В результате развернутой в мире мощной кампании за освобождение Щаранского, после обращения президента США Р.Рейгана к М.С.Горбачеву Щаранский был досрочно освобожден. В феврале 1986 года на мосту Глинике (Берлин) его обменяли на нескольких советских шпионов. 12 февраля Щаранский прилетел в Израиль. Встреча была триумфальной.

Через три года, как я уже говорил, был создан Сионистский Форум. В то время — небольшая группа бывших «узников Сиона», заслуженных отказников, активистов «русской» алии. Финансирование осуществлялось за счет пожертвований Сохнута и за счет денег американских евреев, которые мобилизовывал Щаранский в ходе своих поездок по США. Шло время, расширялись масштабы, увеличивалось число волонтеров. Возникла потребность ввести деятельность Форума в обычную демократическую колею. Именно эта задача — демократизация, разработка Устава — и была поставлена перед первым съездом Сионистского Форума.

Съезд, на котором присутствовало более 1000 делегатов, проходил в вольной, раскованной, тусовочной обстановке. Половина делегатов — в зале, половина пьет кофе и болтает в фойе. Локальные минискандалы: кого-то не пускают в зал, кого-то выводят из зала. С «Отчетным докладом» выступил председатель Президиума Сионистского Форума Щаранский. Потом выступали почетные гости. Мне дали слово после американского посла. К счастью для читателей, текст очередной речи не сохранился. Помню один свой тезис: между Америкой и Россией существует разделение труда; Америка дает Израилю деньги, а Россия — людей.

Сложилось странное впечатление. За всем, что говорилось с трибуны, угадывались невысказанные обиды, раздражение, столкновение различных групп и группочек, борение страстей и амбиций. Через несколько дней после съезда один из его участников Леонид Финкель писал: «Право, не думал, что будет скучно. Тем более все время было больно. Больно и тогда, до съезда Сионистского форума, когда эту организацию хотели изничтожить уже потому, что ни одному из лидеров не удалось создать ничего лучшего. Больно и сейчас, когда Сионистский форум устоял, и теперь, точно в отместку за это, со всей возможной злостью и злобой травят Форум и его лидера, вровень с которым так и не удалось подняться никому».

Да, страсти вокруг Щаранского кипели нешуточные. Доставалось ему и до съезда и после. И все же, что бы там ни говорили, Щаранский много, очень много сделал для утверждения «русской» алии, для роста ее самосознания, самоуважения. Мне трудно судить о сложных перипетиях внутри Форума, о нюансах взаимоотношений Щаранского со своими соратниками и конкурентами. Но одно, по-моему, бесспорно: Щаранский мог бы существовать без Форума, а Форум без Щаранского — нет.

Мне много раз приходилось встречаться со Щаранским. Отношения были ровные, доброжелательные, деловые. Но особой симпатии, «химии», как говорят в Израиле, не было. Мы были очень разные. В одном были похожи. «Всего несколько раз в жизни, — признался Щаранский вопрошавшей его Полине Капшеевой, — в особо торжественных случаях надевал галстук. В Израиле, слава Богу, это не требуется на любом уровне. Но в последние годы вновь, к сожалению, стали носить галстуки. Единственная моя отрада и поддержка в этом смысле — Бовин. Каким бы официальным ни был прием, если там окажутся два человека без галстуков, — то это будем мы с Бовиным. Так что я не одинок».

В январе в Иерусалиме встречали двух президентов из нашего «ближнего зарубежья»: Л. М. Кравчука (Украина) и А. Акаева (Киргизия). Кравчук произносил предельно независимые речи с явным «антимоскальским» подтекстом. Занятно, что после каждой такой речи ко мне подходил кто-нибудь из сопровождающих лиц и извиняющимся тоном говорил: «Да уж вы не принимайте близко к сердцу, так нынче положено и т. п….»

С Акаевым приходилось работать плотнее, так как я по совместительству тогда представлял в Израиле Киргизию.

Не все шло гладко.

«Я обращаюсь к Всевышнему, — заявил Акаев на приеме в «Саду роз», — с молитвою о прекращении продолжительного палестино-израильского конфликта. Я молюсь, чтобы многострадальный палестинский народ достиг, наконец-то, столь долгожданной независимости». Деликатные хозяева были шокированы, но промолчали…

На другом приеме Акаев пообещал, что посольство Киргизии будет расположено в Иерусалиме. Евреи ликовали. Я недоумевал. Арабы возмущались. 21 января в аэропорту (провожали гостя) мне пришлось вручить Акаеву протест Арафата. «Что-то теряем, что-то находим», — невозмутимо заметил президент. По поводу «находим» люди из президентской свиты тут же разъяснили мне, что израильтяне обещали Акаеву чуть ли не 500 миллионов долларов. Правда, израильтяне тут же это опровергли. Не знаю, что уж там происходило на самом деле. Знаю только, что через некоторое время президент Киргизии фактически открестился (прошу прощения у мусульманина!) от своего заявления, окружив его облаком туманных интерпретаций. Знаю также, что до моего отъезда посольство Киргизии так и не было открыто.

Нанесли с Леной Петровной дружеский двухдневный визит в братское иорданское посольство. Проезжаем Иерихон, потом — мост Алленби через реку Иордан, и вот уже Иордания. Сразу все победнее. Настоящий, не левантийский, дышащий не морем, пустыней Восток.

Земли, которые ныне занимает Иордания, несколько веков принадлежали Османской империи. После первой мировой войны мандат на управление Трансиорданией (так ее тогда называли) получила Великобритания. В марте 1946 года Лондон признал независимость Трансиордании, оставив за собой собственно Палестину. Трансиордания участвовала в войне против Израиля в 1948–1949 годах. По перемирию, заключенному 3 апреля 1949 года, к Трансиордании отошли Самария, Иудея (нынешний Западный берег) и восточная часть Иерусалима. Через год король Абдалла ибн Хусейн переименовал Трансиорданию в Иорданию. Одновременно он объявил оккупированные в 1948 году земли территорией Иордании, а живших там людей — своими подданными. Этот акт был признан только Великобританией и Пакистаном.

В 1967 году Иордания приняла участие в Шестидневной войне и была разгромлена. Самария, Иудея и Восточный Иерусалим были захвачены Израилем, но, с точки зрения международного права, до сих пор не признаются интегральной частью Израиля, а остаются «оккупированными территориями».

После войны руководство ООП, ее вооруженные формирования осели в Иордании. Образовалось своего рода «государство в государстве», где царили свои порядки. Арафат не очень считался с королем Хусейном. Тем более, что палестинские арабы составляли более половины населения Иордании. Нарыв прорвался в сентябре 1970 года («черный сентябрь»). Королевская армия, состоящая в основном из бедуинов, разгромила палестинцев. Арафат и вся его команда были выставлены из страны. К лету 1971 года с военным присутствием палестинцев было покончено.

В 1972 году король Хусейн выдвинул идею конфедерации Иордании и будущего палестинского государства. Идея не понравилась ни Израилю, ни ООП. Понадобилось более 10 лет, чтобы стабилизировать отношения между Хусейном и Арафатом. 11 февраля 1985 года они подписывают соглашение. Вопрос ставится так: сначала независимое палестинское государство, потом — разговоры о конфедерации.

В июле 1988 года король Хусейн отказывается от всех претензий на Западный берег в пользу, естественно, Арафата. В придворных кругах начинают говорить о возможности сделки: Израиль соглашается на создание палестинского государства — Иордания признает Израиль. Однако эта мысль встречает ожесточенное сопротивление. «Я говорю нет — Израилю! — восклицает писатель Равда ал-Фарх ал-Худхуд. — Нет — признанию, нет — отчаянию, нет — поражению, нет — сдаче». Программе «Нет» соответствует и программа «Да». Я один из тех, пишет Бадр Абд ал-Хак, — «кто верит, что если будет создано независимое палестинское государство, его территория должна простираться от Средиземного моря до реки Иордан… Я пошел бы еще дальше, переступил бы через нетерпимое и хотел бы сбросить евреев в море, чтобы их пожрали голодные рыбы». Так думали и чувствовали очень многие. И все-таки король переступил через ненависть и после Мадрида начал переговоры с Израилем.

Работники посольства (посол Александр Владимирович Салтанов был в отъезде) окружили нас вниманием и заботой. Возили, показывали и рассказывали. А показать и рассказать есть что и есть о чем.

Первые впечатления — просто больше места. Едешь-едешь, а границы все нет. И солдат — непременный элемент израильского ландшафта — не видно. Амман разительно отличается от Иерусалима или Тель-Авива. Почти Европа и почти совсем Азия. Арабская Азия. Замысловатое переплетение улиц и улочек, где и таксистам, и почтальонам надо доплачивать за вредность. Камни без деревьев. И всюду лики любимого короля. Явный культ. Но, кажется, без особо вредных последствий.

Хлеб с маслом для туристов — греческие и римские развалины, а также — каменные следы крестоносцев. Заметало следы и разваливало время. Плюс — завоеватели, включая даже монголов. К счастью, не все замело и не все развалили. Греческие храмы и римские амфитеатры поражают до сих под. Есть в Иордании и восьмое чудо света — Петра. Это — высеченный в неприступных скалах город, бывший когда-то столицей Набатейского царства. 500 лет долбили скалы. Снаружи — парадные, украшенные колоннами входы. Внутри — дворцы, храмы, монастыри, жилища. Описывать не берусь — таланта не хватает.

Жизнь — это детали. По дороге из Петры в Амман заехали в придорожный отель выпить кофе. Выпили, даже с кексом. Цены, само собой, гостиничные. Шофер наш, Павел Николаевич, сокрушался: так это же 4 курицы и 2 бутылки джина. Советского Союза уже не было, а советские комплексы действовали…

Запомнились посиделки в ресторане «Максим». Гафт, Кваша, Козаков, Каневский, который Леонид. Запомнились, потому что пришлось сочинить эпиграмму на Гафта. Он читал свои эпиграммы и шумел, что его нельзя зарифмовать. Я рискнул, и вот, что получилось:

Жил в Древнем Риме поэт Плавт.

Но Плавт не знал, что будет Гафт.

И поэтому у Плавта

Нет ни х… про Гафта.