2. Азор

Осенью 1904 года командующий войсками Киевского военного округа и генерал-губернатор Юго-Западного края, известный русский ветеран генерал М. И. Драгомиров был уволен на почетный покой. Место командующего 23 октября 1904 года занял его помощник, пятидесятишестилетний генерал-лейтенант Владимир Александрович Сухомлинов. Он вступил на этот пост накануне 1905 года, ставшего суровым испытанием для Российской державы.

Казалось бы, все ответственные лица, административные и военные деятели, должны были бы быть на местах в это тяжелое время. Но почему-то новый командующий войсками предпочел взять заграничный отпуск и уехал, если не ошибаюсь, в фешенебельный курорт на юго-западе Франции, в департаменте Нижние Пиренеи, Биаррицу.

Там, конечно, была туча иностранцев, хотя русских не так много. Однако через некоторое время генерал узнал, что одна его соотечественница и даже киевлянка тоже находится на курорте. Он познакомился с нею. Это была Екатерина Викторовна Бутович, урожденная Гошкевич.

Она была одна, без мужа. Здесь произошло то, что Бунин изобразил в своем рассказе «Солнечный удар». Генерал с места влюбился в прекрасную киевлянку. Потом он рассказывал своим друзьям, что это произошло потому, что она до удивительности напоминала ему его первую жену, урожденную баронессу Корф.

Хотя я и упомянул о бунинском «Солнечном ударе», но это был удар односторонний, то есть ударило генерала, а Екатерину Викторовну на ту пору пощадило. Она была слишком гордая дама, чтобы идти на сомнительную авантюру без достаточных оснований.

Первые известия о беспорядках в Киеве застали Сухомлинова во Франции. В апреле 1905 года он получил уведомление о назначении его киевским генерал-губернатором. Таким образом, снова произошло слияние ведомств — военного и гражданского, разделившихся с уходом Драгомирова.

«Мой въезд в Киев, в роли генерал-губернатора, происходил вне обычных рамок, — рассказывает Сухомлинов. — То, что я увидел, было ужасно: разбитые окна магазинов, заколоченные двери и ворота, на мостовой — остатки товаров, там и сям — лужи крови. Я понял всю серьезность выпавшей на мою долю задачи… и то личное одиночество, в котором находился».

В ноябре 1905 года в Киеве разразился так называемый «саперный бунт». Это происшествие только бегло, в нескольких словах, изложено в фильме «Перед судом истории», в котором мне пришлось участвовать.

Там, в последней сцене, я встречаюсь с одним из старейших большевиков Ф. Н. Петровым, который и был «устроителем» этого бунта. Однако в диалоге со мной он называл его не бунтом, а «революцией 1905 года». Подробно все эти происшедшие в Киеве события описаны мною тогда же под свежим впечатлением в очерке «Саперный бунт», который вошел в мою книжку под заглавием «Недавние дни», изданную в 1913 году в Харькове.

Поэтому здесь я на этом не останавливаюсь и перехожу к изложению дальнейшего.

Так или иначе, Владимир Александрович продолжал сидеть в Киеве на своем посту, и жизнь начала приходить в норму. Тогда это называли «глубокой реакцией». Мы называли это несколько иначе. Во всяком случае, наступил относительный покой.

А поскольку наступил покой, то Владимир Александрович мог заняться и своими личными делами. Он нанес визит Екатерине Викторовне и ее супругу, приехав в их имение на Полтавщине. Таким образом, завязались отношения. Он стал ездить к Бутовичам довольно часто.

Екатерина Викторовна, конечно, видела, что генерал влюблен, но, быть может, тогда у нее еще не было никаких планов, как отнестись к этому чувству человека уже в летах. Владимир Александрович родился в 1848 году. Нельзя сказать, чтобы он был красив. Впрочем, в гусарском мундире он был представителен. Но этого еще недостаточно для того, чтобы молодая, красивая женщина воспылала к нему чувствами.

А Владимир Николаевич Бутович, ее супруг, пока что смотрел на эти частые визиты благосклонно, не видя в них ничего дурного. Может быть, он даже был польщен, что такой видный сановник к нему зачастил. Но далее дело пошло серьезнее. Владимир Александрович стал вести себя не так, как надо было в его все-таки ответственном положении. Правда, это была совершенно интимная жизнь, но у людей, стоящих высоко, интимной жизни нет. Все становится известным.

Например, стал известен и случай, который очень повредил генерал-губернатору в глазах его подчиненных. Побывав у Бутовичей, он ехал домой, то есть в Киев, полный мыслей о прекрасной даме и даже о ее собаке. Это была обыкновенная собака, хорошая собака. Хозяйка ее любила больше, чем мужа. А называлась собака Азор.

Вообще в этом имени, Азор, есть нечто странное. Если прочесть это слово с конца, то выходит роза. Но этого мало. Напишите фразу: «А роза упала на лапу Азора». Прочтите ее справа налево, и выйдет то же самое.

Едучи в вагоне, генерал-губернатор и командующий войсками Киевского военного округа, быть может, повторял, улыбаясь: «А роза упала на лапу Азора».

Кончилось же это тем, что на одной станции генерал приказал своему адъютанту отправить телеграмму на имя Екатерины Викторовны. И не нашел ничего лучшего, как подписать эту нежную телеграмму для вящей конспирации собачьей кличкой — Азор. Разумеется, на следующий день все стало известно, сначала в военных кругах, а затем во всем городе.

С другой стороны, Владимир Николаевич, супруг Екатерины Викторовны, начал уже понимать, куда клонится дело. Он нахмурил брови. В конце концов ему сказали все прямо, и Екатерина Викторовна потребовала у мужа развода.

Позже, значительно позже, я сблизился с Владимиром Николаевичем. Он говорил мне так:

— Я бы дал развод, пусть уходит, куда хочет. Но когда Владимир Александрович Сухомлинов, генерал-губернатор и командующий войсками, пробовал мне угрожать, требуя развода, я вспомнил, что мой предок Бутович подписал решение Переяславской Рады. Бу-то-ви-ча-ми не командуют, хотя бы Сухомлиновы, и им не угрожают. И я ответил отказом: не дам развода!

Эти слова Владимира Николаевича подтверждает по «личным впечатлениям» биограф Сухомлинова В. А. Апушкин:

«Сухомлинову шел уже шестой десяток лет, когда он увлекся женой киевского помещика В. Н. Бутовича. Она была вдвое моложе Сухомлинова и стала добиваться от мужа развода. Последний всячески противился. Он хотел вызвать Сухомлинова на поединок, но «не нашел секундантов»…

При личном объяснении с Сухомлиновым хотел его ударить, но «не попал». Сухомлинов угрожал Бутовичу высылкой из Киева на основании правил об усиленной охране, грозил сумасшедшим домом…

«Роман» генерал-губернатора и все его перипетии получили широкую огласку в киевском обществе и компрометировали Сухомлинова».

6 декабря 1906 года командующий войсками Киевского военного округа был произведен в генералы от инфантерии, а через десять дней зачислен по армейской кавалерии, с переименованием в генералы от кавалерии и получил звание «почетного старика» Богоявленской станицы области Войска Донского.

Екатерина Викторовна покинула дом супруга, переехав к генерал-губернатору.

Вот как он сам описывает свою резиденцию в Киеве: «В нижнем этаже находились — большая зала, гостиные, столовая, приемная, кабинет и гардеробная комната с ванной. На верхнем — жилые комнаты, спальни.

Вся усадьба обнимала семь десятин, большую часть фруктового сада. В последнем было огромное дерево грецкого ореха, дававшее несколько пудов крупных плодов. Две кухни, зимняя и летняя, прачешная, конюшня, сараи, парники, оранжерея и вся совокупность хозяйственных построек среди зелени превращали дом в настоящую загородную усадьбу.

На окраине ее находился овраг, в котором было несколько ключей. Это дало мне мысль запрудить его. Возведена была прочная плотина, и получился глубокий пруд, в целую десятину, с двумя островками. Купальня, пристань для двух лодок, домик с двумя черными лебедями на пруде, в который пущено было много рыбы, павильон для трапез в саду и фонтан перед ним, — дополняли воображение о жизни вне города.

Действительно, никакой дачи не требовалось, ибо в обычные летом жаркие дни в Киеве в усадьбе дышалось хорошо. Рыбное население пруда так расплодилось, что завелись даже хищные, желтые крысы, охотившиеся на карпов. Жили они в норках по берегу и свободно плавали, имея перепонки на лапках, как у плавающих птиц.

Для меня получалась двойная охота: из монтекристо на крыс и на удочку — на карпов, отдельные экземпляры которых доходили уже до десяти фунтов веса».

Вот в эту-то приготовленную для нее усадьбу и вошла новой хозяйкой бывшая скромная машинистка киевского нотариуса. Собака Азор, вероятно, последовала за нею, а может быть, осталась у оскорбленного мужа.

«А роза упала на лапу Азора».