ОСВОБОЖДЕНИЕ «МУШКИ»
ОСВОБОЖДЕНИЕ «МУШКИ»
Собрав девять человек из Домбровского бассейна, мы приступили к строительству бункера в лесу над самой Пжемшей в Высоком Бжеге. Бункер был отстроен за сутки. Кроме известных уже мне товарищей: «Кропки» — Юзефа Бартоша и «Вацека» — Яна Хахола, в бункере оказалось и несколько других аловцев из бассейна, в том числе «Сковронек» — Станислав Клосовский, «Трок» — Эдмунд Марцеля, «Малы» — Эдвард Хмелевский, «Зимны» — Юзеф Гах, «Габрысь» — Юзеф Карковский. Группа из Высоки Бжега вошла в состав отряда имени Я. Домбровского и была третьей самостоятельной партизанской единицей на территории Хжановского подокруга.
Несколько позднее в рядах группы Высоки Бжега оказался также и главный герой знаменитого побега из острогорской тюрьмы «Мушка». Меня все время мучила мысль, что, может, я не все сделал для того, чтобы облегчить и ему бегство. Поэтому я особенно обрадовался, когда узнал, что его удалось отбить. Он был благодарен, что я не воспользовался тогда оружием, поэтому немцы не придали большого значения его аресту. Ему было разрешено даже выходить на работы за стены тюрьмы. Это было очень выгодно для нашего плана. Интересно рассказал об этом побеге «Сковронек» — Станислав Клосовский:
«Арест «Мушки», всеобщего любимца и товарища по борьбе, явился для нас тяжелым ударом. Стефаниковой-Баранской и «Крысе» — Аделе Моравец удалось установить, где содержится «Мушка». И даже получить с ним свидание. Из их рассказа следовало, что его посадили в острогорскую тюрьму и, что более важно, еще не «обрабатывали». Работает на постройке стены вокруг тюрьмы, но, к счастью, не переодет пока в арестантскую форму. Они передали «Мушке», что 1 апреля будет предпринята попытка вырвать его из тюрьмы. Требовались два добровольца. Первым вызвался я, вторым был «Рысек» — Адам Тондус. Мы в общих чертах составили план операции. На следующий день мы с «Рысеком» отправились в Сосновец, чтобы на месте ознакомиться с положением дел и окончательно решить, как нам действовать.
С рассветом мы были уже на ногах. «Малы» — Эдвард Хмелевский, у которого мы ночевали, проводил нас к тюрьме. В городе мы были в 7 ч. 30 мин. На улицах царило оживленное движение — женщины шли за покупками, дети — в школы, мужчины — на работу. Скоро мы были рядом с тюрьмой и тут же увидели работавшего «Мушку», который пристально посмотрел на нас. Нужно было спешить. Я спрятался поблизости от тюремных ворот. Через минуту мимо меня прошел «Рысек», демонстративно держа в руках завернутый в бумагу хлеб. Он направился к стражникам. Показывая хлеб, он униженно попросил разрешения передать его «брату». Почти в то же самое мгновение на строительной площадке появился начальник стражи, который, тут же поняв, в чем дело, велел оставить пакет, а «Рысеку» убираться. «Мушка» сообразил, что к чему, кинулся якобы за хлебом и вдруг оказался рядом с «Рысеком». Тот молниеносно передал ему оружие. Я тем временем подбежал к «Рысеку» и «Мушке», и мы все трое направили на стражников пистолеты. Стражники остолбенели от изумления.
Дальнейшие события развивались в молниеносном темпе. Не успели стражники прийти в себя, как мы уже мчались по улицам Сосновца. Через несколько минут из ворот тюрьмы высыпала группа стражников, однако они не решались открывать огонь, так как на улице было большое движение. Только когда мы оказались на Ренардовских лугах, раздались первые выстрелы.
К погоне тут же подключились находившиеся поблизости гитлеровцы. Чтобы иметь большую свободу движений, мы сбросили пальто. Но вскоре уже кляли себя за глупость, так как в пальто остались запасные обоймы к пистолетам. Тем временем преследователи остановились у наших пальто, отказавшись от дальнейшей погони. Они, по-видимому, решили, что заполучили достаточные вещественные доказательства, чтобы установить наши личности.
Мы мчались дальше. Вскоре мы пробежали по железнодорожному мосту над Черной Пжемшей, а затем пробрались садами в направлении Дебовой Гуры. На поле возле школы неожиданно наткнулись на взвод немцев, проводивших здесь занятия. У солдат были не менее глупые лица, чем у нас. «Мушка» хриплым голосом приказал бежать дальше.
— Не прячьте оружие! — услышали мы его крик. — Они и так его заметили!
Еще несколько сот метров, и мы приостанавливаемся. Солдаты не стали нас преследовать. «Что за черт? — дивимся мы. — Может, они приняли нас за гестаповцев, преследующих «польнише бандитен»?
— Пся крев, — вырывается внезапно у «Рысека». — Смотрите!
Мы видим, как со стороны Дебовой Гуры бежит по направлению к нам рассыпанная цепью другая группа солдат. Мы со всех ног бросаемся к шоссе.
— Машины! — кричит «Мушка». — Из Даньдувки!
Это машины с полицией. Обстановка накаляется. Мы вбегаем в ближайший лесок, и не проходит минуты, как оказываемся на противоположной его стороне. Теперь — в Боброк. Еще немного. Из груди вырывается свистящее дыхание. Ноги у нас как из теста, перед глазами мелькают огненные круги.
Делаем небольшую передышку и тут же то бегом, то шагом двигаемся к знакомой «Мушки», которая жила в Боброке. Наспех перекусив там и чуточку обогревшись, направляемся в Ензорские леса. Тут мы уже в безопасности. У костра сушим одежду, чистим оружие.
Поздним вечером идем через Ензор в Нивку. Здесь нас с нетерпением дожидаются сестры «Мушки» «Вильга» и «Крыся». После теплых приветствий появилось и угощение — свежие булки и колбаса. Только теперь мы почувствовали, как мы голодны»[23].
За несколько дней до пасхи вместе с «Вицеком» я направился из бункера в Высоки Бжеге в бункер в либёнжском лесу. Надвигались пасхальные праздники, и солдаты вермахта ехали с востока к своим семьям в отпуска. Мы решили, что оружию и ключам для развинчивания рельсов не имеет смысла ржаветь в бездействии.
Мы вышли ночью 8 апреля. Около будки обходчика сразу же за Хжановом «Куна» и «Валек» двинулись вперед на разведку. Они обследовали местность и заняли позицию, удобную для наблюдений. «Куна» первым подал сигнал, и тут точно таким же сигналом отозвался «Валек». Это означало, что путь свободен и можно приступать к развинчиванию рельсов. Быстро и бесшумно мы поднялись на насыпь. Принялись развинчивать стыки. Управились с этим быстро, так как у нас уже была большая практика.
Отойдя на безопасное расстояние, мы терпеливо ждали поезда. Наконец, со стороны Тжебини подошел поезд, набитый отпускниками с награбленным добром. События развивались в уже знакомой нам последовательности — грохот, сноп искр из паровозной топки, крики и хаотическая стрельба немцев. Не успели остыть от этого впечатления, как снова грохот. На свалившийся поезд налетел шедший с противоположной стороны товарняк со свиньями. Крики офицеров и визг свиней слились в одни согласный хор.
В немецком донесении говорилось о большом материальном ущербе, о потере двух человек убитыми и семерых тяжело раненными.
Уже после освобождения я узнал, что жители восточных окраин Хжановского района воспользовались случаем и переловили разбежавшихся свиней. Таким образом, в праздники на польских столах появилось мясо. Такого результата нашей диверсии мы никак не ожидали!