ЛЕСНИЧЕСТВО В ПЖЕЦИШУВЕ

ЛЕСНИЧЕСТВО В ПЖЕЦИШУВЕ

Наше вооружение требовало постоянного пополнения. Вот почему мы решили совершить нападение на немецкое лесничество в Пжецишуве. По имевшимся у меня сведениям в лесничестве было несколько охотничьих ружей и довольно значительный запас патронов к ним. Лесничий устраивал для местных немецких чинов тетеревиную охоту. Сюда же часто приезжали отдохнуть «от трудов праведных» гитлеровские палачи из лежащего в 15 километрах Освенцима.

4 мая в лесном бункере под Ментковом мы обсудили несколько вариантов нападения. Товарищи считали, что риск очень велик. Мы могли натолкнуться там на немецких полицейских или на участников охоты. Было решено, что на следующий день перед полуднем мы с «Казеком» отправимся за Вислу в хутор Ловички, проверим имевшиеся у нас сведения и ознакомимся с положением на месте. Под вечер мы все должны были встретиться в условленном пункте на другом берегу возле Пжецишува.

В зависимости от результатов разведки мне предстояло решить, приступать ли немедленно к выполнению задания или отложить его.

Через Вислу мы с «Казеком» переправились паромом в Менткове.

Перед полуднем мы были уже рядом с лесничеством. Крепкий каменный дом мог с равным успехом служить и помещением для полицейского участка. Собак нигде не было видно.

Мы обошли лесничество вокруг, прикидывая, как расколоть этот орешек.

Осмотром я остался доволен. Лесничество не производило впечатления, что в нем полно гостей. Кругом было тихо и спокойно. Остаток дня мы с «Казеком» провели в Пжецишуве, обсуждая предстоящую операцию.

Под вечер мы пришли на условленное место в прибрежных зарослях на берегу Вислы. Прождали час, а возможно и дольше. Никто не являлся. У меня возникло подозрение, что партизаны утратили веру в успех нашей экспедиции. Сомневаться в собственных силах? С этим я никак не мог согласиться. У нас за плечами было уже несколько удачных операций. Каждая из них была опасной, а ведь результаты бывали отличными. И эта операция должна пройти удачно.

Вспоминая прежние успехи, я приободрился. Мы пойдем — хотя бы и вдвоем! Мне казалось, что как командир я обязан подать личный пример.

Мои невеселые размышления прервал «Казек».

— «Здих», мы их уже не дождемся. Может, случилось что-нибудь?..

Отказавшись от возвращения в бункер, решили провести ночь на противоположном берегу Вислы. «Казек» предложил переночевать на хуторе Пжецишув-Ляс у одного из наших людей, Аугустина Дзивака. Он охотно предоставил нам убежище, а сам всю ночь охранял наш покой. Он не знал, с какой целью мы перешли через Вислу, и даже не спросил об этом. Отсутствие любопытства было одним из основных требований подполья.

Днем мы покинули дом Дзивака, сытые и отдохнувшие.

В зарослях на берегу просидели до начала сумерек. Когда же солнце начало прятаться за лес, двинулись к лесничеству. Во двор вошли через калитку в ограде. Тихо. Я осторожно нажал ручку двери. Двери заперты. «Казек» вопросительно поглядел на меня. Жестом руки я показал, что следует отходить. Мы отступили в сад к какому-то сараю.

— Что будем делать? — шепотом спросил «Казек».

— Подождем, — ответил я.

Можно было попытаться проникнуть в дом через чердак. Это ошеломило бы немцев, а элемент внезапности был всегда нашим главным союзником. Проект понравился «Казеку». Мы пошли искать лестницу. Обошли вокруг дома, но так и не нашли ее. Мы снова вернулись к сараю. Как же проникнуть внутрь?

Но тут дверь лесничества отворилась, и в проеме появился рослый тридцатилетний сын лесничего. Он окинул взглядом подсобные постройки и двинулся к клозету.

Я чуть не расхохотался. Глянув на меня, «Казек» двинулся было вслед за немцем. Я придержал его.

Мы неподвижно застыли у стены сарая. Немец нас не заметил. И тогда мне в голову пришла идея. Теперь я уже знал, как мы попадем в лесничество. В ту минуту, когда немец пошел обратно, я потащил за собой «Казека», и мы тоже направились к крыльцу. Мы шли неуверенно, как люди, которые понимают, что явились не вовремя.

Он заметил нас и растерянно остановился, когда мы почти вплотную подошли к нему. Беспокойный взгляд на мгновение остановился на цветах, которые мы воткнули в петлицы пиджаков. Весною так обычно украшали себя деревенские парни. Я почувствовал, что он все еще колеблется, звать на помощь, бежать или разговаривать с нами.

— Гутен абенд, пан старший лесничий, — заговорил я покорным и заискивающим тоном.

Это его немного успокоило.

— Вы к кому? — резко спросил он. — Что вам нужно?

— Мы к пану старшему лесничему пришли по поводу дров, о которых мы уже с паном старшим лесничим говорили. Мы хотели узнать, когда пан старший лесничий велит приехать за этими дровами.

— Ах, зо, это к фатеру. Битте, битте, входите.

Немец пошел первым, а мы покорно двинулись за ним. В сенях он открыл дверь, ведущую в канцелярию. Мы вошли.

— Вартен зи. Ждать здесь. Их позвать фатера.

Мы остались одни. Наши взгляды приковала новехонькая двустволка, висевшая на степе. Нервы были напряжены, руки дрожали. Хотелось тут же схватить ружье. Однако разум приказывал ждать.

Минуту спустя в канцелярию уверенно вошел лесничий, а за ним и его сын.

Мы принялись просить старшего лесничего, чтобы он продал нам дрова, обещали хорошо заплатить. Услышав разговор, видимо из любопытства, пришла и жена лесничего.

Теперь в канцелярии собрались, насколько мне было известно, все обитатели дома. Я подал «Казеку» знак. В наших руках молниеносно появились пистолеты.

— Руки вверх! Ни слова, иначе — пуля в лоб! Не кричать! Лесничество окружено партизанами. Ложитесь на пол, вытянув руки перед собой.

Угроза применения оружия и известие о том, что дом окружен партизанами, сделали свое дело. Старший лесничий и женщина послушно растянулись на полу.

Женщина тихонько постанывала, лежащий рядом сын успокаивал ее. Перепуганные немцы вели себя послушно как овечки. Теперь нам предстояло самое главное — оружие.

«Казек» одним прыжком оказался у стены, сорвал двустволку и бросил ее мне. Я поймал ее на лету. Пока «Казек» ходил и осматривал остальные комнаты лесничества, я занялся разговором с его обитателями.

Не могу сказать уверенно, что все немцы понимали мои слова, но лесничий понимал наверняка.

— Я, я, — согласно кивал он головой, когда я говорил ему, что Гитлеру войну не выиграть, что партизан много и что если бы мы хотели, то могли бы спокойно перестрелять всех гитлеровцев. Я пригрозил самыми суровыми карами немцам, которые причинили или собираются причинять вред польскому населению.

— Запомни — у тебя были польские партизаны из Гвардии Людовой. Господству Гитлера приходит конец.

Подойдя к стене, на которой висел портрет фюрера, я снял его и бросил на пол.

— Таков будет конец вашего вождя, — сказал я им.

Пинком подбросил остатки портрета под нос старшему лесничему и приказал порвать его на куски. Он старательно исполнил приказание.

— Из-за него все наши беды, — плаксиво выкрикивал он. — Хорошо жилось нам в родном фатерлянде, зачем было сюда идти?

При этом он колотил кулаками по обломкам портрета, разбивая руки в кровь. Я наблюдал за этой картиной не без удовольствия.

Минуту спустя появился «Казек», неся две новенькие двустволки.

— Разрешите доложить, там еще полно патронов, но мне не во что их брать.

— Отдай ружья товарищам из охраны. Патроны заберем в мешок.

«Казек» моментально понял, чего я от него хочу.

— Двустволки я отдал товарищам, — доложил он, вернувшись из сеней. Затем, стащив с подушки белую наволочку, ссыпал в нее сотен пять патронов.

— Где еще оружие? — строго спросил я у старшего лесничего.

Он клялся всем на свете, что больше ничего нет. Обыск подтверждает его слова.

Покидая лесничество, я приказал немцам не вставать с пола до трех часов утра. О времени им должен был напоминать будильник, который я поставил на стул перед ними.

Мы заперли канцелярию и сени на все запоры. На всякий случай под окнами я громко назвал несколько имен и отдал несколько приказаний несуществующему отряду.

В Ментков мы возвращались в приподнятом настроении. У меня за спиной висели три двустволки. «Казек» тащил наволочку с патронами.

До переправы через Вислу оставалось каких-нибудь пятьсот метров.

Удача притупила бдительность. Мы и не думали, что здесь, на берегу Вислы, в столь поздний час можно на кого-то наткнуться.

И вдруг прямо перед нами выросли три фигуры. Мы поставили оружие на боевой взвод. Через несколько шагов фигуры виднелись уже совершенно отчетливо.

— Полиция, — шепнул я «Казеку».

Первая мысль — бежать! Но бросить оружие? Слишком дорого оно нам досталось. Да в конечном счете мне и не удалось бы так быстро сбросить оружие. Немцы успели бы за это время открыть огонь. Я решил идти на риск.

— Хэнде хох! — выкрикнул я и выпалил из пистолета.

Немцы моментально открыли огонь. Я выстрелил еще раз. Один из жандармов заорал и пошатнулся. Я приник к земле. Двустволки страшно мешали мне. «Казек» бросил узел с патронами и кинулся к берегу Вислы.

Свет ручного фонарика прорезал тьму. В его круге я увидел лежащего на земле полицейского. Второй стоял в каких-нибудь двух шагах от него. Я прицелился. Сухой щелчок бойка вместо выстрела. Осечка. Одновременно погас свет фонаря, как будто мой пистолет был связан с его выключателем. Я выбросил патрон и поставил пистолет на боевой взвод. Снова осечка. Тут я услышал выстрелы «Казека» и побежал к нему.

В карманах у нас было по нескольку пачек патронов, захваченных в лесничестве. Мы бросились к Висле. Прячась под берегом и стоя в воде, мы открыли огонь из двустволок.

Со стороны дамбы нам отвечали выстрелы полицейских. Положение наше было отчаянным. За спиной глубокая река, впереди — немцы. Пули со свистом проносились над нашими головами, шлепались в воду. И тогда страх толкнул меня на хитрость. Я принялся криком сзывать несуществующих товарищей и отдавать им приказы.

— «Войтек», «Франек», «Валек» — влево! «Казек», «Тадек», «Антек» заходите справа!

В ивовые кусты я швырнул несколько камней, имитируя перебежки партизан. Мы с «Казеком» сделали еще несколько одиночных выстрелов. Нападение — лучший вид обороны. Договорившись с «Казеком» о пароле и отзыве, чтобы случайно не обстрелять друг друга, я подался вправо, «Казек» — влево. Двигаясь по дуге, я добрался до подножья дамбы примерно в том месте, откуда вели огонь немцы.

То же самое, только с другой стороны, сделал «Казек». С криками «Ура! Гранаты к бою! Огонь!» — мы выбежали на вал, ведя огонь из ружей. Я продолжал выкрикивать первые пришедшие в голову имена.

Однако атаку нашу никто не отражал. Жандармов и след простыл.

— Конар, — услышал я голос «Казека».

— Кора, — отозвался я.

Мы побежали к тому месту, где «Казек» бросил наволочку с патронами. Она лежала нетронутая.

Схватив ее, бегом пустились вниз по реке к броду у Малы Менткова. По пути наткнулись на шлюз в дамбе. Открыв его запор и подложив камни, примостили на них наволочку с патронами. Затем спустились ниже по реке. Наконец «Казек» немного сбавил темп.

— Здесь, — сказал он и полез в воду.

Ружья и шапки с патронами мы держали высоко над головой.

Мой товарищ, более высокий, чем я, шел легко, мне же вода была по шею, и сильным течением меня начало сносить. Я крикнул «Казеку». Тот подал мне двустволку и, держась за ее ствол, я кое-как добрался до другого берега. Выйдя из воды, мы стучали зубами от холода, мокрая одежда сковывала движения, но скоро на бегу разогрелись.

Наконец и Ментковский лес. Здесь мы себя чувствовали как дома. Пробираясь лесом, вышли к околице Жарок. Намеренно обошли стороной ментковский бункер, чтобы сбить со следа возможную погоню. Здесь я оставил «Казека», а сам отправился домой. Радость матери и сестер, посвященных в наши дела, была недолгой. В двух словах я рассказал им события сегодняшней ночи. Быстро переодевшись и взяв с собой сухое белье и еду для «Казека», я покинул родной дом.

Муж сестры, Станислав Гардзина, только что вернувшийся со смены, вышел вместе со мной. От шахтеров, которые работали в третьей смене на шахте «Янина», он уже слышал о «сражении». Говорили об ожесточенной перестрелке над Вислой и утверждали, что там действовал какой-то крупный отряд.

В лесу возле Жарок мы с «Казеком» просидели до вечера, а потом направились к партизанам либёнжского отряда, в их бункер за железнодорожной станцией.

У них мы застали «Игнаца» из окружного руководства бассейна. Известие о нападении на лесничество и о столкновении с полицией докатилось уже и до «Болека». Никогда не забыть мне той сердечной встречи и теплых слов, сказанных товарищем «Игнацем».

— Спасибо, «Здих», от имени партии и от моего собственного, сердечное спасибо. Побольше бы таких дел.

Я испытывал одновременно и гордость и нежность. Столь же сердечно приветствовал он и «Казека». Нам пришлось со всеми подробностями рассказывать о событиях. Добытые двустволки переходили из рук в руки, вызывая всеобщее восхищение.

Я не зря опасался, что после нападения на лесничество немцы предпримут контрудар большими силами. Здравый смысл и опыт партизана подсказывали, что на некоторое время нужно убрать людей из района Менткова. Я предложил «Болеку» перебросить ментковских партизан на территорию Либёнжа и действовать пока объединенными силами. Он охотно согласился. О том, что я ни на йоту не ошибался, мне пришлось узнать только после войны из донесения немецкой жандармерии, в котором описывалось наше нападение на лесничество и предлагались меры, необходимые для предотвращения подобных нападений.

В ту же самую ночь мы с «Казеком» вернулись в бункер своего отряда. Мы видели, что товарищи испытывают неловкость и смущение при встрече. Однако оказалось, что и мои подозрения были несправедливыми.

Ребята не явились на берег Вислы просто потому, что им из-за столкновения с группой незнакомых пришлось долго идти окружным путем. Опоздав, они вернулись в расположение. Издалека слышали стрельбу и предполагали самое худшее.

Через четыре дня я отправился с ними за спрятанными в шлюзе патронами. Учитывая возможность засады, мы сначала послали на разведку «Зосю» — Зофью Ликус из Менткова. Она вернулась с хорошими известиями. Вечером «Винцент» снова переправил нас на другой берег Вислы. Не вполне уверенные, что немцы не устроили засаду, мы почти целую ночь подбирались к шлюзу. Однако все кончилось благополучно, и долгожданная наволочка снова оказалась в наших руках.

Как я и предвидел, гитлеровцы не теряли времени зря. В Пжецишув и Ментков было собрано более двухсот жандармов. Пошли обыски и аресты, днем и ночью жандармы рыскали по всему району. Из освенцимского лагеря были присланы ищейки. Когда все эти поиски не дали результатов, был применен агентурный метод. На территорию Пжецишува, как выяснилось позднее, была заслана агентка гестапо, которая шесть недель кружила по околице, выдавая себя за торговку. Это была молодая 18-летняя девушка. Она ходила по деревням, вызывая людей на разговоры, расспрашивая детей.

Уже на следующий день после нашего нападения Либера появился у моей матери, пытаясь что-либо выведать. Он заявил ей, что я убит над Вислой. Она, дескать, может идти на дамбу и посмотреть на сына. К счастью, я уже успел повидаться с матерью, поэтому известие это она восприняла спокойно, и хитрость Либеры не удалась.

Среди местного населения ходили слухи, что в деле участвовали партизаны из Генерального Губернаторства. В рассказах людей известные факты разрастались до невероятных размеров. Перешептывались, будто несколько десятков партизан окружило лесничество, что старшего лесничего выпороли в наказание, что после этого произошло сражение с полицией. Один из полицейских, Мизера, был ранен в лицо. Находились и такие, которые утверждали, что вечером того же дня встретились они с прекрасно вооруженным отрядом партизан на марше.

Кое-что из этой болтовни дошло, видимо, до гитлеровцев. После четырех дней бесплодных поисков они отозвали дополнительный отряд полиции, придя, вероятно, к выводу, что на «чисто немецкой» территории, какой они считали наш район, не могут быть сосредоточены многочисленные силы партизан.

Захваченное в лесничестве оружие серьезно усилило нашу огневую мощь и позволило нашему отряду приступить к более серьезным заданиям.