КАТЯ

КАТЯ

На побывку едет молодой моряк,

грудь его в медалях, ленты в якорях.

Из советской песни

Это был последний каникульный отпуск перед окончанием мореходного училища. После отпуска — четырехмесячная стажировка на кораблях ВМФ, и свежеиспеченные штурмана стайкой покинут стены альма-матер. Бескозырка с надписью «Клайпедское мор. училище» и с двумя золотыми якорями на ленточках будет заменена на мичманку с крабом.

Хорошо гостить у мамы: ты всегда сыт и чувствуешь в родном доме любовь и уют. Хорошо гостить в родном селе, где знаешь всех односельчан, людей добрых и гостеприимных, всегда улыбающихся при встрече. Для разминки иногда неплохо было сходить на колхозную косовицу, дабы не забыть трудовые навыки и заработать сена для буренки. Десна-красавица с богатыми сенокосными поймами была гордостью пушкаревцев; живописный вид реки всегда поднимал настроение, как прекрасное творение природы.

Все было хорошо. Но двадцатилетнему парню нужна была девушка, с которой в теплые летние вечера можно было прогуляться по берегу речки, отливающей лунной дорожкой на тихой водной глади, с которой можно было поговорить и пошутить, рассказать, немного хвастаясь, о морских плаваниях, которую можно было обнять и даже попытаться поцеловать. Отпуск заканчивался, а в селе трудно было найти девчонку: одноклассницы повыходили замуж или разъехались учиться, а молодое «поколение», младше меня на 3–4 года, было вроде бы недоступно из-за своей молодости. Да и непросто в селе дружить с девушкой. Если пройдешься вечером с кем-то, назавтра все село будет судачить, и ты тут же становишься почти женихом.

Мне повезло на короткое время встретиться с красивой, удивительно красивой девушкой Лидой. После окончания медучилища она работала фельдшером в селе под Новгород-Северским. Я был просто заворожен ее украинской красотой — большие глаза, красивый рот с чуточку вздернутой верхней губой, придающей необычную прелесть всему лицу, черные густые волосы, уложенные на пробор по украинской моде (на фото у нее стрижка), — такой Лида осталась в моей памяти. Вроде бы и она провела с удовольствием несколько часов со мной. Три раза я приезжал к ней (а это 20 километров от Пушкарей!), но когда подошло время целоваться, она сказала, что скоро выходит замуж за Довженко, парня из Кавпинки, соседнего с Пушкарями села. Я чуть не сел, где стоял. Я знал, конечно, этого Довженко (невысокого роста, чуть старше меня), и мне казалось, что невозможно такой красивой Лиде выходить замуж за ординарного, по моему мнению, парня. «Все уже решено», — сказала Лида, и мы распрощались. Не будь я моряком, я бы плакал из-за этого, наверно.

Через много лет, а вернее, в прошлом, 2010 году, Галина Халиман, редактор газеты «Оверский край» (Новгород-Северский), талантливая журналистка и женщина с большой доброй душой сказала мне, что Лида до сих пор хранит мое фото и помнит меня. И память вернула мне очаровательный облик красивой Лиды, которую мне не удалось поцеловать. Я позвонил ей из Лондона, услышал не изменившийся за годы голос, и мы радостно говорили, вспоминая нашу короткую встречу, нашу молодость. (С Довженко она все-таки разошлась давным-давно.)

Хочу сказать пару хороших слов о Галине Петровне Халиман. В своей статье о моей первой книге «Капитан, родившийся в рубашке» она пишет: «Не всi полiтичнi поглядi i оцiнки подiляючи, схиляюсь перед усiм, зробленним цiею людиною i капiтаном. Нам так важливо залишатись самим собой».

Я так благодарен Галине Петровне за эти слова, они так помогли мне понять самого себя, это высокая оценка моей жизни: в последний мой день мне не будет мучительно больно за прожитые годы, выражаясь словами Николая Островского. Я безмерно рад, что познакомился с этой чудесной женщиной, рад не только из-за ее хороших статей о моих книгах, нет, рад потому, что у нее добрая душа.

Когда я набирал экипаж на судно (а я капитанил тридцать лет), то, беседуя с каждым новичком, чувствовал: ему буду говорить «ты» не потому, что он моложе меня и по рангу ниже, а просто инстинкт подсказывал, что он — хороший человек, ему можно доверять и быть с ним ближе; у некоторых же просвечивалась недобрая душа, и независимо от должности, лучше держаться на дистанции и быть на «вы».

С Галиной Петровной, будь она членом моего экипажа, я был бы на «ты».

До отъезда оставалось провести дома две ночи. Кто-то подсказал, что моя соседка, лет 16-ти девушка Катя, работает ночным сторожем в школе. И я, чуть выпив для смелости, зашел вечером туда. Слово за словом, и два юных создания стали обниматься и целоваться, а когда я стал ее раздевать, то «ты что, я даже дома никогда не была голой», — но, тем не менее, платье и все остальное было снято. Мы теряем искусственно взращенную религией стыдливость постепенно, маленьким шажками, но каждый раз получаем затаенное до этого момента наслаждение, вступая в мир новых отношений девочка-мальчик, женщина-мужчина. Свет мы не включали — недайбог, кто-то подсмотрит, — но через широкое школьное окно щедро светила луна, и я любовался красивым телом молодой нимфы.

На следующий вечер — уже в другом классе, подальше от центра села — она произнесла: «Ой, еще больнее, чем вчера». Я, безусловно, был не ухарь-купец, не был осторожным и терпеливым, все приходит с опытом. До сих пор не уверен, что сделал все перфектно и аккуратно.

Утром возле нашей хаты стояла подвода, меня должны были отвезти на железнодорожную станцию Витемля. Я умащивал получше солому для сидения и боялся поднять голову: напротив, за соседским плетнем, стояли Катя и ее сестра и смотрели, как морячок в бескозырке покидает село. Мне было до боли стыдно, я хотел подойти к Кате, хотел прикоснуться к ней рукой, но знал, что после этого она будет ждать меня, а я, такой молодой, никак не мог обещать ей жениться — это слово тогда для меня было равносильно слову «тюрьма».

Лошадь пошла, подвода тронулась, а я даже не обернулся. Мне до сих пор стыдно за это, и тогда было мучительно стыдно. Через год моя сестра Валя написала мне, что Катя после окончания школы вышла замуж за парня из другого, лежащего за Десной, села. Я вздохнул с радостью и сказал в душе: «Будь счастлива, Катя».

В прошлом году я побывал в родном селе (через 50 лет после описываемого события). В хате, где я когда-то родился, сейчас живет Катина сестра, красивая яркая женщина (думаю, что Катя тоже очень красивая!), приехавшая недавно из Донбасса. Она сказала, что Катя живет в Донбассе и иногда вспоминает меня. Надеюсь, не злым словом. Я хочу сказать ей: «Прости, Катя, что я не попрощался с тобой тогда. Всю жизнь мне от этого стыдно».