«ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО...»
«ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО...»
Когда после трудного и суматошного дня мне порою сейчас не спится, я начинаю вспоминать лучшие минуты своей жизни, и моя память, как на автопилоте, обычно приводит меня в горы... Мысленно я иду по тропам Домбая, через лесок к «Матильде», затем через ручей по старым «Бараньим Лбам» к Алибекской хижине... Или в Птыши, через Русскую поляну, к стенам Главного Домбая... Или еще я люблю «ходить» в ночном полусне по учебным плитам по дороге к Медвежьим ночевкам... А бывает, я вижу Баксан: тропу выше альплагеря Джантуган или направо к Шхельде, под Ужбинский ледопад.
По какому принципу наша память отбирает и хранит годами те или иные эпизоды, картинки, лица, отдельные фразы, горные тропы? Бог весть...
Но в ущельях моих воспоминаний – всегда солнце... И почему-то мы всегда идем вверх, на восхождение, и почти никогда вниз домой, так сказать «с победой...» Я с удовольствием вспоминаю наши утренние лагерные построения на линейке, читку распоряжении, трепещущий в голубом небе спортивный флаг...
Я, человек, ни дня не служивший ни в Советской, ни в какой другой армии и, казалось бы, обязанный на дух не переваривать любую дисциплину, работая в альплагерях быстро усвоил справедливость фразы о том, что «дисциплина – это способ управления большими коллективами людей, что двести человек не должны идти «толпой», а непременно строем, ибо на узкой тропе надо дать дорогу встречным, а при движении по осыпи – не бросать друг на друга камней, не говоря уже о том, что на закрытом леднике, да еще в тумане, «шаг вправо, шаг влево» бывает смерти подобен! Залетишь в трещину, даже если привязан, – давай, доставай потом тебя, тени всеми силами, налаживая «полиспаст», бей ледовые крючья. Работы на полдня – и хорошо еще, если достанешь не очень «битого». Впрочем, серьезные спасработы вспоминаются редко. Чаще что-нибудь веселое и комедийное...
Впервые я попал в горы в далеком 1955 году... Пройдя традиционным путем через перевалы Алибек и 73-х и покорив грозную вершину Софруджу, первой «Б» категории трудности, мы собрались совершить бросок через перевал Клухор – в далекий таинственный и прекрасный город Сухуми, эту тогдашнюю Мекку всех альпинистов...
Накануне одному из наших ребят (до сих пор зачем-то помню, что его звали Паша Беленький) неожиданно предложили на несколько дней остаться в лагере – поработать вспомогателем в группе, идущей на первенство Советского Союза: траверс вершин массива Аманауз... Для наших юных сердец это звучало сказкой. Мы считали, что Пашке жутко повезло, и с чувством глубокой зависти и несколько ущемленного самолюбия смотрели на него. Пашка был среди нас и не самый сильный, и не самый выносливый, и не самый техничный (так считали мы), а может быть, и не самый умный (что со всей полнотой обнаружилось в дальнейшем). Но судьба есть судьба, и Паша, взвалив огромнейший рюкзак, направился в зону вечных снегов, а мы – в сторону верного теплого моря...
Прошло несколько дней. Все, что было в горах, отодвинулось на второй план, а на передний – выплыл сухумский базар, ночные купания, маленькие подвальчики с прекрасным сухим вином, черный кофе многочисленных кофеен на набережной. И лишь иногда мужественная фигура нашего друга, оставшегося гам, в суровых горах, для выполнения ответственнейшего поручения Центрального Совета ДСО (для молодого поколения расшифрую: ДСО – это добровольное спортивноеобщество) «Буревестник», всплывала в нашем сознании. И вдруг... Глазам своим не верим: по сухумскому раскаленному полуденным солнцем пляжу идет лично он – Павел Беленький – наш боевой товарищ, наш герой!.. Но почему же это вид у него такой смущенный и обескураженный?! А случилось следующее...
Штурмовая группа траверсантов или, как их тогда именовали «траверсунов», столкнулась с несколькими непредвиденными трудностями и стала выбиваться из графика. При этом у группы вспомогателей, для связи и подстраховки наблюдавшей за ними с ледника, кончился бензин и послать за ним вниз в лагерь молодого «вспомогана», как говорится, сам Бог велел – как сейчас за пивом «Клинским». Паша бодро сбежал вниз, набрал полные канистры бензина и, даже не пообедав и не взяв с собой ни пачки печенья, ни куска сахара, чтобы показать свою спортивную форму, «двинул» наверх, на ледник где-то уже в середине светового дня. В хорошую погоду по знакомому пути он и в среднем темпе успевал дойти до палаток вспомогателей, но тут в дело вмешался Его Величество Случай... Уже где-то в районе Алибекского перевала Паша заметил тура. А тур, этот хитрый рогатый горный козел, наверное, тоже заметил Пашу. Но Паша даже не предполагал, какой этот тур на самом деле козел, и решил догнать его... Зачем догнать, с какой целью и что он потом собирался делать с этим гордым животным весом в сто пятьдесят килограммов, Паша не знал. Но в нем проснулся охотник. К тому же, Паша помнил, что он уже имеет значок «Альпинист СССР первой ступени», а значит, вроде как он в горах уже и царь, и Бог, и без малого заслуженный мастер спорта. И он, как был: голодный, в меру уставший, с тридцатью литрами бензина за спиной, смело ринулся за горным козлом по скальным полкам, которые с каждым шагом становились все круче и круче... Козел прыгал. Паша лез. Козел уходил. Паша поддавал темпа... В итоге козлу это надоело, он совершил какой-то головокружительный скачок и скрылся за скальным гребнем, а Паша огляделся... И сел. И понял, что он –влип. Двигаться вниз по крутым скалам всегда не столько труднее, сколько страшнее психологически. А тут ещё стало садиться солнце, и Пашину стенку накрыла тень. И вспомнил Паша, что у него кроме промокшей от пота «ковбойки», рваной штурмовки и 30 литров бензина – ничего нет. А окружающая температура такая, что вода замерзает... Так наш грозный значкист, что называется, «схватил» первую в своей жизни «сидячую голодную ночевку».
Позже вечером между альплагерем и основной группой вспомогателей возник интенсивный радиообмен на тему: «Где значкист Беленький? Где вспомогатель? Да черт с ним, с вспомогателем, где же бензин?!» А утром на поиски «бензовоза» вышел настоящий спас-отряд. Тогда, при большевиках, в этом деле был порядок...
Как далее развивались события, Паша Беленький рассказывал так:
«Сижу это я на полке – на скальной полке шириной с бутерброд, и чувствую: «даю дуба»! Жрать хочется, пить хочется, спать хочется, а этот козел, сволочь такая, еще камни на меня сверху сыпет! Стало светать. Думаю: ну, сейчас искать меня начнут. Жду. Очень жду. И вправду, часов в 10 утра вижу: движется по леднику цепочка людей с рюкзаками. Я, конечно, орать во всю глотку, а голоса нет, одни хрипы... Наконец, внизу услышали что-то, повернулись к моей стене, бинокли вытащили, ищут. Я руками машу: «Родные! Снимите! Век не забуду!» А они?.. Спасители мои... Зачем-то собрались в кружок, распаковали рюкзаки. Вижу – примус разводят... Я, понимаете ли, там, на стене, «дуба даю», а они... Они, понимаете ли, казенный спасфондовский продукт жрут! Потому что по правилам он обратно в спас-фонд не возвращается: его всегда сами едят или отдают знакомым девушкам!..»
Сняли Пашу со стены часа через два. Отобрали бензин. Дали радиограмму в лагерь, и – пинка под зад так, чтобы катился вниз и до самого Сухуми не останавливался, что наш друг и сделал.
И зачем я все это уже почти 50 лет храню в своей памяти? Наверное, для чего-то это все-таки надо?..