5
5
Жуковский впоследствии вспоминал о своей сводной сестре Варваре Афанасьевне Юшковой: «В ней было много поэтического. Всё, выходящее из низшего порядка жизни, ее интересовало. В ней таилось много неразвитых талантов. Это меня поражало тогда при всей моей необразованности».
Петр Николаевич Юшков служил в Тульской Казенной палате советником. Он знал языки, изучал русскую историю, интересовался философией. В его московском доме бывали известные деятели русского просвещения Н. И. Новиков, И. П. Тургенев, М. М. Херасков. В своем тульском доме он стал устраивать музыкальные и литературные вечера — тут читались новые произведения руссдих писателей, в особенности Карамзина и Дмитриева. Юшковы получали несколько русских и иностранных журналов.
Варвара Афанасьевна по просьбе дирекции Тульского общественного театра выбирала пьесы для постановки, руководила репетициями, которые нередко проходили в ее доме: она выбрала и поставила «Цинну» Корнеля, «Британика» Расина и «Магомета» Вольтера.
Когда приходили актеры, Вася пробирался в гостиную и затаивался в уголке: ничего не было интереснее этих репетиций. Актеры ходили взад-вперед, декламацию начинали с шепота и доходили в некоторых местах до громогласных воплей: они хватались за голову, воздевали руки к потолку, протягивали их с мольбой к партнеру, рыдали и хохотали как безумные… А Варвара Афанасьевна нет-нет да и прервет актеров и сделает замечание.
Детей брали в театр. Они сидели в ложе совсем близко от сцены. Играл оркестр. Взвивался занавес, и появлялись те же актеры, которых они видели дома, но их трудно было узнать: они были одеты в туники и шлемы с перьями, за плечами у них развевались плащи, а в руках было оружие — мечи, копья… Декорации изображали горы, белый храм с колоннами, синее небо… И снова актеры хватались за головы и воздевали руки, яростно выхватывали мечи и произносили клятвы.
ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ РУССКОГО ПЕРЕВОДА «СРАВНИТЕЛЬНЫХ ЖИЗНЕОПИСАНИИ» ПЛУТАРХА.
…Однажды Петр Николаевич Юшков читал в гостиной вслух драматические сцены Августа Мейснера[27] «Публий Сципион после сражения при Каннах», напечатанные в журнале, Вася сидел в уголке.
«Сципион. …называйте Канны Аллиею, именуйте Ганнибала Бренном! Пусть он свирепствует до стен римских… Но разве нет у отечества нашего Камиллов? Разве мы не внуки оных героев? Не равны с ними в мужестве, добродетели и патриотизме?
Все. Равны, равны!
Один голос. Будь ты Камиллом.
Все. Будь нашим Камиллом! Повелевай! Веди нас куда угодно!»
— Камилл! — воскликнул Вася, к удивлению взрослых, и выбежал из гостиной.
В библиотеке он достал из шкафа большую квадратную книгу: «Житие славных в древности мужей, писанное Плутархом. С французского на российский язык перевел Сергей Глебов. В Санкт-Петербурге. 1765 года», — два тома в одном переплете. Во втором томе нашел недавно прочитанную им главу «Фурий Камилл».
Погрузился в чтение, понес книгу на стол: там всегда были бумага и перья. Вася взял перо и лист бумаги.
Его захватила мысль написать пьесу о Камилле и разыграть ее в день приезда Марьи Григорьевны и Елизаветы Дементьевны. Это было как взрыв: ему захотелось написать пьесу немедленно, в один присест…
Но оказалось, что и самые первые слова вывести нелегко. Вася вчитывался б строки Плутарха, вспоминал виденные в театре трагедии, сжимал голову обеими руками и вздыхал. Наконец — начал писать.
БЕРНАРДЕН ДЕ СЕН-ПЬЕР.
Гравюра.
В пятом веке до нашей эры Рим воевал с этрусским городом Вейями. Вдруг из-за Альп нагрянула третья сила — галлы, которые покорили этрусков и, разбив римлян на реке Аллии, двинулись к Риму. Они захватили его ночью, врасплох, но самая важная часть города — Капитолий — была спасена: «священные» гуси, жившие в храме Юноны, услышали шорох, закричали и разбудили римских воинов… О захвате Рима узнал полководец Марк Фурий Камилл, бывший в изгнании. Он попросил у царицы рутулов Олимпии помощи для освобождения родного города. И пока римляне совещались — заплатить или не заплатить дань вождю галлов, Камилл разбил врага. Олимпия, тоже принявшая участие в битве, была ранена и скончалась у него на руках.
Вася уже видел себя в роли Камилла — в золотом шлеме, в красном плаще, с мечом в руках, с луком и стрелами за спиной… Он писал до самого вечера и на другой день снова прибежал в библиотеку. Все уже знали, что он пишет пьесу. Феофилакт Гаврилович Покровский, которому об этом сказала Варвара Афанасьевна, удивленно поднял брови, потом смутился: он вероятно, понял, что в чем-то ошибся, составляя себе мнение об этом мальчике.
Наконец пьеса была закончена. Девочки переписали ее, и Варвара Афанасьевна стала помогать им ставить ее. Это была трагедия «Камилл, или Освобожденный Рим».
Вася склеил себе из золотой бумаги шлем, а Варвара Афанасьевна дала ему для украшения этого шлема два страусовых пера. Остальной его наряд составляли плащ, панцирь из серебряной бумаги, деревянный меч, пика, обвитая цветной лентой, лук и колчан со стрелами. Варвара Афанасьевна, одевавшая его к выходу на сцену, никак не хотела прятать под шлем его длинные черные кудри, которые ей очень нравились, и Камилл вышел на сцену длинноволосым.
Анюта Юшкова была консулом Люцием Мнестором, ее сестра Маша — вестником Лентулом, семнадцатилетняя — очень полная — девица Бунина играла ардейскую царицу Олимпию, остальные девочки — сенаторов, совещающихся в Капитолии, воинов и слуг.
Сцена была устроена в большой гостиной при помощи ширм и стульев. Из настоящих восковых свечей была сделана рампа. С каждого зрителя, исключая прислугу, которая допускалась свободно, взималось по десять копеек на устройство следующей постановки. Занавеса не было.
Когда все собрались, прозвенел колокольчик, и спектакль начался. Сенаторы, ноги которых не доставали до полу, совещались, сидя в креслах, — платить или не платить дань Бренну… Люций Мнестор тонким голосом произнес речь. Не успел он ее закончить, как на сцену влетел в сиянии доспехов Фурий Камилл… Зрители дружно захлопали. Камилл поднял меч и сказал, что не соглашается ни на какие постыдные для Рима условия и сейчас же идет сражаться с галлами. Едва он ушел, явился вестник Лентул и объявил, что галлы разбиты и бегут, а Рим спасен. Камилл тотчас вернулся и красноречиво описал побоище, которое устроил врагам. Сенаторы, одетые в бумажные шапочки, длинные белые рубахи и разноцветные шали, собрались было радоваться, но тут две прислужницы, которых играли девицы Рикка и Сергеева, привели ардейскую царицу, наряженную поверх розового платья в белую рубаху с перевязью через плечо, распущенной красной шалью вместо мантии и с золотой бумажной короной на растрепанных волосах.
— Познай во мне Олимпию, ардейскую царицу, принесшую жизнь в жертву Риму! — произнесла она слабым голосом и стала медленно падать.
Камилл, который был почти вдвое меньше нее, бросился ее поддерживать и вскричал:
— О боги! Олимпия, что сделала ты?!
— За Рим! — простонала царица и рухнула на пол. По белой ее рубахе расплылся клюквенный сок.
Пьеса имела такой большой успех у зрителей, что Вася немедленно принялся за сочинение второй. Новая драма называлась «Госпожа де ла Тур» — сюжет ее был взят из романа Бернардена де Сен-Пьера «Поль и Виргиния»,[28] о котором в доме Юшковых тогда много говорили. Это была одна из любимейших книг поклонников сентименталистского направления в литературе. Сен-Пьер, один из главных последователей Руссо, был сторонником «естественной» жизни людей среди природы и противником предрассудков цивилизованного общества.
ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ РУССКОГО ПЕРЕВОДА ПОВЕСТИ Б. ДЕ-СЕН-ПЬЕРА «ПОЛЬ И ВИРГИНИЯ»
На этот раз сцена должна была представить экзотический остров Иль-де-Франс, где одна молодая француженка, у которой умер муж, вынуждена была сама взяться за работу, так как ей нельзя было вернуться во Францию к богатым родственникам, осуждавшим ее замужество. Это-то и была госпожа де ла Тур. Она встретила на острове другую несчастную женщину, госпожу Маргариту, которая была примерно в таком же положении, как она. Они поселились рядом на берегу океана, где поставили две хижины. У них были черные слуги: у госпожи де ла Тур женщина, у Маргариты — мужчина. У госпожи де ла Тур была дочь Виргиния, а у Маргариты — сын Поль. Дети росли среди пышной и дикой природы тропиков, не зная никакой цивилизации. Незаметно они полюбили друг друга.
«Они считали, что весь свет оканчивается их островом, и думали, что ничего нет приятного там, где их нет», — пишет автор романа. Поль сажал деревья — бананы, груши, алоэ, кокосы. Виргиния пасла коз, делала сыр и стирала белье в источнике.
Эта история заканчивалась трагически: Виргиния, которую тайно от Поля увезли в Париж, наконец возвратилась, но корабль не смог пристать к берегу из-за поднявшегося шторма и разбился об утесы. Виргиния погибла на глазах у Поля. Через два месяца умер и одичавший от горя Поль, который бесцельно бродил по острову. Еще через месяц скончалась одинокая госпожа де ла Тур.
В первой сцене Васиной пьесы обитатели хижин завтракали, и в это время к ним пришел из городка Порт-Луи губернатор острова господин де ла Бурдоне. Он удивился чистоте, которая царила в хижинах. Его пригласили к столу. Виргиния подала кофе, молоко в калебасах, сделанных из тыкв, и пшенные пироги на банановых листьях.
— У вас, сударыня, — сказал губернатор госпоже де ла Тур, — есть в Париже богатая и знатная тетка, которая вас ожидает, чтобы отдать вам свое имение.
— Слабость здоровья не позволяет мне предпринять столь далекое путешествие, — уклончиво ответила та.
— В таком случае вы обязаны послать свою дочь. Я имею власть и силой отправить ее в Париж, но будьте благоразумны.
Он положил на стол мешок с пиастрами:
— Вот деньги, данные тетушкой на путь.
Жуковский назвал свою пьесу не «Поль и Виргиния», как Сен-Пьер назвал свой роман, а «Госпожа де ла Тур»: его привлекла не трагическая история Поля и Виргинии, а жизнь матери, отвергнутой «цивилизованным» обществом. Поэтому он поручил роль Поля сыну домашнего доктора Юшковых, а сам решил играть губернатора, доброго и справедливого, но запутавшегося в условностях все той же цивилизации.
Новую пьесу решили поставить в столовой. Зеленые листья пальм, вырезанные из толстой бумаги, качались над ширмами. Сцену уставили цветами, снесенными сюда со всего дома. Госпожа де ла Тур, мадам Маргарита, Поль, Виргиния и черные слуги — Доминго и Мария — собрались скромно позавтракать. И тут Варвара Афанасьевна сделала досадную оплошность: когда надо было подать актерам завтрак, она послала на сцену большой торт и мороженое.
Случилось непредвиденное: все актеры, которые в завтраке не должны были участвовать, высыпали из-за кулис и бросились на угощение. Обитатели хижины тоже не желали упустить своего, — начались толкотня, визг, все ели и не слушали губернатора, который сначала пытался их урезонить, а потом сам принялся за мороженое. Так, на первой сцене, представление и закончилось. Но зрители были в восторге от нечаянно разыгравшейся комедии.
Вася, разочарованный в своей труппе, решил бросить сочинение пьес, хотя еще не был осуществлен самый главный его замысел — драма о царе волшебников Обероне и рыцаре Гюоне.
В этом же году судьба мальчика чуть-чуть не переменилась, и довольно круто. Некто Дмитрий Гаврилович Постников, майор, служивший когда-то вместе с Буниным в Нарвском полку, собирался ехать к месту своей службы в Кексгольм,[29] где этот полк стоял. Он убедил Марью Григорьевну, что для Васи ничего не будет лучше, как начать военную службу своим чином прапорщика в месте, где помнят его отца и где он быстро двинется вперед и приобретет себе блестящее положение. А пока он молод, ему будут давать длительные отпуска и он сможет учиться. Марья Григорьевна сочла совет разумным. Вася, когда ему это объявили, пришел в восторг. Ему сшили мундир по форме полка. В ожидании отъезда двенадцатилетний прапорщик не расставался с треуголкой, сапогами и шпагой, расхаживая по дому во всем параде. Длинные волосы ему пришлось остричь, о чем больше всех сокрушалась Варвара Афанасьевна.
В ноябре 1795 года Жуковский оказался в Петербурге, где Постников возил его по городу, показывая ему великолепные дворцы и особняки, широчайшие улицы, мосты и каналы. Они побывали в Летнем саду, в Петропавловской крепости, у Адмиралтейства, которое было тогда окружено каналом, на верфи, на стрелке Васильевского острова, где тогда еще не стояла Томоновская Биржа и лучшими зданиями на огромной и грязной площади были Кунсткамера и Двенадцать коллегий.
В Кексгольме, маленьком городе, расположенном на плоском острове в устье реки Вокши, Вася, в ожидании разрешения вступить в полк на действительную службу, прожил почти два месяца. Он бывал в крепости, занимавшей скалистый островок: много раз она в прошлом переходила от русских к шведам, а теперь окончательно стала русской. Из крепости деревянный мост вел через протоку в шлот — круглое укрепление с башней, находящееся на каменном островке. Ворота крепости со стороны моста и ворота шлота были обиты старинными шведскими латами. В шлоте содержались крупные государственные преступники. Майор Постников рассказал Васе, что здесь вот уже скоро двадцать пять лет сидит некто Безымянный, имя которого тщательно скрывается властями, но ходят слухи, что это кто-то из рода русских царей. Однажды на улице Кексгольма Постников указал Васе на двух пожилых крестьянок — это были сестры Емельяна Пугачева, недавно выпущенные из шлота на безвыездное житье в городе.
Ладожское озеро постепенно замерзало. Шел мокрый снег. Запахнувшись в шубу, Вася смотрел, как под звуки барабанов и флейт на плацу происходит развод караульных. Вечером в каком-нибудь из русских домов города освещались окна: там давали бал или даже бал-маскарад — офицеры не хотели скучать. Основная же часть жителей — финны — жила тихо и без всяких развлечений.
Вася писал домой: «Милостивая государыня матушка Елизавета Дементьевна!.. Здесь я со многими офицерами свел знакомство и много обязан их ласкам. Всякую субботу я смотрю развод, за которым следую в крепость. В прошедшую субботу, шодши таким образом за разводом, на подъемном мосту ветром сорвало с меня шляпу и снесло прямо в воду, потому что крепость окружена водою, однако по дружбе одного из офицеров ее достали. Еще скажу вам, что я перевожу с немецкого и учусь ружьем».
И уже перед Новым годом: «Милостивая государыня матушка Елизавета Дементьевна! Имею честь вас поздравить с праздником… О себе имею честь донести, что я слава богу здоров. Недавно у нас был граф Суворов, которого встречали пушечною пальбою со всех бастионов крепости».
Но вступить в полк молодому прапорщику не удалось: Екатерина Вторая скончалась и на российский трон сел Павел Первый, который запретил прием малолетних на военную службу.
Вася возвратился в Тулу, снял мундир и еще целый год прожил у Юшковых.