РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА 1877–1878 ГОДОВ

РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА 1877–1878 ГОДОВ

Если вся Европа была охвачена негодованием по поводу турецких зверств на Балканах, то наивысшей степени возмущение достигло в России. Широкие общественные круги высказывались за оказание славянским народам, страдавшим от турецкого гнета и репрессий, всяческой помощи, включая военную. В войска Сербии и Черногории, выступивших в поддержку болгар, стекались русские добровольцы. Один из них, генерал Черняев, возглавил сербскую армию. Однако сила была не на стороне восставших, и они терпели поражение.

Российское правительство занимало осторожную позицию. Оно стремилось помочь восставшим дипломатическими средствами, избежав войны. Это была вполне реальная возможность. Проблема отношений турецкого правительства с его славянскими подданными приобрела международный характер. Она активно обсуждалась правительствами ведущих европейских держав, и поэтому заинтересованность России в этой проблеме была естественной. И она, вероятно, решилась бы без войны, если бы Турция проявила желание кончить дело компромиссом. А Турция не заняла бы столь вызывающей позиции, если бы правительство Дизраэли тайно — а иногда и не совсем тайно — не подстрекало турецкое правительство к действиям, приведшим в конце концов к Восточной войне.

Вопреки существованию в общественном мнении и в правящих кругах различных позиций по восточной политике Англии Дизраэли готов был вовлечь страну в войну на стороне Турции. Именно поэтому его бесила развертывавшаяся в Англии агитация против турецких зверств, поскольку она давала предлог и моральное основание для военного выступления России в защиту угнетенных и подвергающихся издевательствам христиан. Вместе с тем правдивая информация о том, что творят турки в славянских районах своей империи, воздействовала на английское общественное мнение и мешала Великобритании вступить в войну на стороне Турции.

Вопрос о готовности Дизраэли ввергнуть страну в войну против России в 1877–1878 гг. изучался со всей серьезностью. Авторитетный английский историк, большой знаток «восточного вопроса» Р. Сетон-Уотсон, изучив обширный документальный материал, пришел к выводу, что Дизраэли стремился к войне с Россией и искал предлог для этого. Такое заключение разделяют и многие другие историки.

Какие цели при этом преследовались? Прежде всего, отбросить Россию, с тем чтобы она не препятствовала Англии по-своему решать «восточный вопрос»; во-вторых, помешать войне России против Турции в союзе с освободительным движением народов Балкан, которая была чревата непредсказуемыми последствиями для Англии. Дизраэли и вместе с ним королева Виктория очень опасались, что в ходе такой войны Константинополь и проливы могут оказаться в руках России и тем самым откроется для русских судов путь в Средиземное море. Наконец, война Англии во имя сохранения «целостности и независимости» Турции дала бы возможность Лондону приобрести в свое безраздельное владение некоторые турецкие территории и важные стратегические пункты. Казалось бы, одно с другим несовместимо, но не для гибкого ума Дизраэли.

Известны важные документы, раскрывающие образ мышления Дизраэли в это время. 23 октября 1876 г. он имел обстоятельную беседу по «восточному вопросу» со своим «политическим и личным другом» лордом Баррингтоном, который ее в тот же день подробно записал. Речь шла о войне и мире.

— А что, если русские войдут в Болгарию? — спросил Баррингтон. На это Дизраэли заявил, что полон решимости не допустить, чтобы русские прямо или косвенно стали обладателями Константинополя.

— Многие в Англии говорят: а почему нет? Ведь Англия может занять Египет и тем самым заполучить главную дорогу в Индию.

— Ответ очевиден… Ключом к Индии является Константинополь, а не Египет и не Суэцкий канал.

Дав такой ответ, Дизраэли рассказал, что между ним и российским канцлером Горчаковым уже «несколько месяцев идет великая политическая дуэль», русские уверяют: «Мы не собираемся завладеть Константинополем». И Дизраэли заметил: «Возможно, и нет…» Он так суммировал свою позицию: «Англия должна одержать победу в дипломатической сфере (что касается войны, то это дело само собой разумеющееся)…» И это явится блестящим завершением его великолепной карьеры.

Итак, Дизраэли допускает: заявление царского правительства о том, что оно не ставит целью захват Константинополя в данное время и при данных условиях, соответствует истине. Однако это не суть важно. Англия сама должна заполучить этот «ключ к Индии».

В беседе с Баррингтоном премьер-министр изложил лишь часть своих замыслов, связанных с кризисом 70-х годов. В разговоре с лордом Солсбери Дизраэли заметил, что если Англия будет действовать так, как он предлагает, и, «кроме того, оккупирует в Черном море нечто равноценное Мальте и Гибралтару, а именно Варну, Батум или Синоп, что вполне возможно, то положение может быть спасено». Взглянув на карту Ближнего Востока и Черного моря, нетрудно понять грандиозность замыслов Дизраэли.

Реализация этих планов мыслилась путем военного вмешательства Англии в Восточную войну. Дизраэли сам составлял планы военной операции. Он высчитал, что для «удержания Галлипольского полуострова в Дарданеллах и линии к северу от Константинополя» потребуется 46 тыс. английских войск. Однако разведка указала, что для задуманной операции потребуется минимум 75 тыс. В ответ Дизраэли назвал разведчиков невеждами. А задуманная операция означала не что иное, как захват Англией проливов и Константинополя.

В стране началась оголтелая шовинистическая кампания по обработке общественного мнения. Пышным цветом расцвел джингоизм. В популярной эстрадной песенке, выражавшей чувства тех, кто был готов воевать на стороне Турции, против России, были такие слова:

Нет, воевать мы не хотим,

Но коль придется в бой идти,

То прочь с пути,

О, джинго!

Мы снарядим свои суда,

Людей отыщем без труда

И денег соберем тогда,

О, джинго!

Для понимания антирусских настроений в Англии в то время представляет интерес переписка В. В. Стасова, русского искусствоведа и критика, почетного члена Петербургской Академии наук, с русским живописцем В. В. Верещагиным. Эта переписка дала Стасову основание опубликовать 23 июля 1879 г. в газете «Новое время» статью «Еще о выставке Верещагина в Лондоне». Стасов писал: «Прежде всего необходимо обратить внимание на любопытный факт, обнаружившийся по поводу этой самой выставки. Это необыкновенная ненависть к России и ко всему русскому, царствующая в настоящее время в целых слоях английского общества и в их выразительнице — английской печати». Такое отношение демонстрировали «все известные своим русофобством органы лондонской печати: „Глоб“, „Пэлл мэлл“, „Стандарт“, „Морнинг пост“. Но всех их превзошла „Таймс“, как известно стоящая нынче во главе русофобов».

Картины на сюжеты последней турецко-болгарской войны служили постоянной темой для комментаторов и множества являвшихся на выставку личностей. В их разговорах и прениях картины и художник оставались совершенно в стороне, но в то же время «высказывалась самая страстная, самая дикая ненависть к русскому походу и русским освободительным подвигам». «Итак, — заключает Стасов, — читатель видит: ни одного шага без политической ненависти и высокомерия, ни одного шага без „мороза“ и „самовара“, неудобств русской жизни и совершенств своей, без величия английских государственных людей и их глубокого зрения».

Такие эмоции помогали правительству Дизраэли делать все возможное, чтобы сорвать дипломатические усилия, направленные на урегулирование возникшего кризиса политическими средствами. В то же время, как убедительно показывает Сетон-Уотсон, «русская внешняя политика на протяжении кризиса преследовала в основном миролюбивые и ограниченные цели». Английские историки признают, что заверения российского посла в Лондоне графа Шувалова и канцлера Горчакова о желании найти мирный выход из кризиса были искренни.

В начале ноября 1876 г. Александр II был в Ливадии. Англичане просили, чтобы он срочно принял там английского посла лорда Лофтуса. Царь вместе с Горчаковым принял посла. Посол осведомился, не стремится ли Россия получить во владение Индию и Константинополь. Царь и его канцлер отвергли любые подозрения подобного рода. При этом они дали согласие на созыв международной конференции, которая урегулировала бы мирным путем проблему, возникающую в связи с восстанием славян в европейских владениях Турции. Россия соглашалась тем самым принять вердикт, выработанный ведущими европейскими державами, и лишь в случае срыва конференции оставляла за собой свободу действий. Была достигнута договоренность о том, что конференция состоится в декабре 1876 г. в Константинополе и ее участниками будут Россия, Англия, Германия, Австро-Венгрия и Франция. Казалось бы, дипломатические события развиваются в благоприятном направлении. Но 9 ноября на банкете у лорд-мэра Лондона Дизраэли выступил с речью, в которой угрожал России войной. Гладстон назвал это выступление «почти невероятной провокацией со стороны Дизраэли». Через два дня Александр II в Москве в ответ на выступление Дизраэли заявил, что если Турция не проведет реформ, улучшающих положение ее славянских подданных, то Россия объявит ей войну.

Заявление царя было свидетельством того, что в стране усилились позиции сторонников войны, и этому, безусловно, способствовало поведение английского правительства. В России была объявлена частичная мобилизация.

Дизраэли в пылу азарта, забыв о своих хворях, намеревался сам ехать в Константинополь. Дерби с трудом смог уговорить его не делать этого, ибо это выглядело бы странным: ведь русские назначили своим представителем на конференции всего лишь посла в Турции графа Игнатьева. В результате туда прибыл лорд Солсбери.

Солсбери был умным политиком и действовал сообразно объективным условиям. Дизраэли это возмущало. Позднее он писал Дерби: «У Солсбери, кажется, много предубеждений. И он не отдает себе отчета в том, что главная задача, с которой его послали в Константинополь, состоит в том, чтобы удержать русских подальше от Турции, а не создавать идеальные условия существования для турецких христиан. Он оказывается более русским, чем Игнатьев…» Принимая в расчет такую позицию английского правительства и ожесточенное сопротивление Турции проведению необходимых реформ, стоит ли удивляться, что конференция оказалась безуспешной?

В феврале 1877 г. граф Игнатьев направился в европейские столицы с целью добиться договоренности, которой не удалось достичь в Константинополе. В результате 31 марта был подписан Лондонский протокол, требовавший от Турции проведения реформ. Английское правительство протокол подписало, но одновременно поддержало Турцию, отклонившую протокол. Так провалилась последняя попытка предотвратить войну. В связи с приездом Игнатьева в Лондон для подписания протокола Дизраэли заметил, что русское правительство стремилось лишь построить «золотой мост» для отступления, сохранив достоинство.

В этом ему не только не помогли, но и помешали. И прежде всего Дизраэли. Отклонение Турцией при поддержке Англии Лондонского протокола привело к тому, что 24 апреля 1877 г. началась русско-турецкая война.

И все же Лондонский протокол сыграл известную положительную роль. Дизраэли и его единомышленники были лишены возможности принять участие в войне вместе с Турцией против России. Ведь Россия официально начала военные действия, чтобы заставить Турцию реализовать требования, содержавшиеся в протоколе, под которым стояла подпись английского правительства. Особенно трудно это было сделать в том морально-психологическом климате, который был создан в Англии агитацией против турецких зверств. К этому прибавлялись острые расхождения и в консервативной партии, и в оппозиции — одни выступали за войну, а другие — категорически против. Такой же раскол произошел и в самом правительстве.

Несогласные члены кабинета получили наименование «группа трех лордов». Это были Карнарвон, Солсбери и Дерби — авторитетные и политически сильные люди. Что касается самого Дизраэли, то лорд Карнарвон писал своему другу, тоже члену кабинета, лорду Солсбери: «Дизраэли, насколько это зависит от него, намерен добиваться, чтобы мы приняли участие в войне на стороне Турции». Когда в конце марта Карнарвон побывал в Виндзоре, его тревога усилилась. Он писал Солсбери: Дизраэли подготовил здесь почву, чтобы избавиться от несогласных с его политикой министров, и полностью склонил на свою сторону королеву. «Она готова к вступлению в войну и скорее сложит с себя корону, чем смирится с русским оскорблением» (подразумевалась возможная победа России в Восточной войне).

Дизраэли всячески пытался убедить российское правительство в том, что в британском кабинете царит совершенно единодушное настроение и все министры поддерживают воинственную позицию премьера. Но в Петербурге хорошо знали, что на самом деле происходит в Уайтхолле.

Здесь мы сталкиваемся с уникальным явлением в истории дипломатии. Министр иностранных дел лорд Дерби информировал русского посла в Лондоне графа Шувалова о спорах и столкновениях позиций в английском правительстве. Ценные сведения Шувалов получал и от жены Дерби. В конце концов Дизраэли и королева узнали о том, что сведения о секретах правительства Шувалову сообщают супруги Дерби.

Действия графа Дерби называли «неосторожной болтливостью». Но эта болтливость была умышленной. Историки объясняют ее «аристократической масонской солидарностью». Действительно два крупных аристократа сблизились и совместно действовали для достижения одной цели, ведь оба стремились предотвратить войну между Англией и Россией. Масонская солидарность вряд ли играла здесь какую-либо роль, просто оба деятеля хотели, чтобы в Петербурге знали истинное положение в английском правительстве и избегали шагов, которые были бы на руку партии сторонников войны. Естественно, что контакты Дерби с Шуваловым привели к охлаждению между Дизраэли и его министром иностранных дел.

Премьер-министр со своей стороны прибегал к необычному маневрированию. В апреле 1877 г. он назначил нового посла в Константинополь. Это был Генри Лейярд, племянник Сары Остин, опекавшей Дизраэли в годы его юности. В июне Дизраэли установил с ним личную секретную связь и передавал указания ему в обход Дерби и Форин Оффис.

Нечто похожее предпринял Дизраэли и в отношении России. 15 августа он пытался добиться от кабинета решения заявить русским, что Англия вступит в войну, если те предпримут очередное наступление против турок. Правительство не приняло этого предложения. Тогда, чтобы запугать российское правительство, Дизраэли строго секретно направил своего личного эмиссара к Александру II. Он должен был заявить царю, что английское правительство абсолютно едино в своей решимости вступить в войну при указанном выше условии. Только королева знала об этой акции Дизраэли.

Акция была весьма сомнительного свойства: Дизраэли действовал за спиной Дерби и министерства иностранных дел. Он тайно нарушал решение собственного правительства. Царь знал правду от Шувалова, и эта акция Дизраэли, вероятно, побуждала российское правительство к осторожности.

Война между Россией и Турцией шла на Балканском и Закавказском театрах военных действий. Борьба была трудной, войска несли неисчислимые потери: турецкая армия была сильным противником. Перелом в войне наступил после того, как 10 декабря 1877 г. русские войска взяли Плевну. 20 января 1878 г. они вошли в Адрианополь, а через месяц подошли к Константинополю. В это время Англия ввела свою эскадру в Мраморное море, и русское командование воздержалось от ввода войск в столицу Турции, хотя реально было в состоянии это сделать.

Турция потерпела в войне поражение. Результаты его были зафиксированы в прелиминарном мирном договоре, подписанном в Сан-Стефано, близ Константинополя. Договор предусматривал освобождение Болгарии от турецкого господства, восстановление болгарского национального государства. Устанавливалась полная независимость Сербии, Черногории и Румынии. Босния и Герцеговина получали автономию. Вопрос о проливах в договоре не ставился.

Сан-Стефанский договор прежде всего отвечал национальным устремлениям славянских народов Балкан. Получала по этому договору некоторые выгоды и Россия. Результаты войны не устраивали Англию, а также Австро-Венгрию. Поэтому обе эти державы в сотрудничестве с Германией, Турцией и Францией сразу же стали прилагать энергичные усилия с целью лишить, по крайней мере частично, балканские славянские народы и Россию плодов завоеванной победы.