ДИЗРАЭЛИ И ВИКТОРИЯ — СТАНОВЛЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ

ДИЗРАЭЛИ И ВИКТОРИЯ — СТАНОВЛЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ

Двадцатилетний период между временем, когда Дизраэли стал главой консерваторов в палате общин, и годом ухода в отставку Дерби, сделавшего Дизраэли полновластным лидером партии, был переломным в политической жизни Англии. Именно в это время в стране происходили весьма важные перемены. От первой парламентской реформы 1832 года до второй, проведенной в 1867 г., шел медленный, но радикальный процесс сокращения влияния короны на парламент и одновременного возрастания воздействия увеличившегося числа избирателей на решение политических проблем в стране.

Королева Виктория в этом не была повинна. Ее пребывание на престоле содействовало росту авторитета короны в народных массах. Молодая королева вела себя скромно, разумно, прислушивалась внимательно к мнениям министров (вначале ей очень полюбились беседы с лордом Мельбурном), серьезно интересовалась деятельностью парламента и правительства. Естественно, люди сравнивали ее с разнузданными, до предела безнравственными, глубоко порочными ее предшественниками на английском престоле, и это сравнение было в пользу юной Виктории. Но поступь истории неумолима, сознание народа росло, и возрастали его требования к правящим кругам. А в Англии эти круги были достаточно мудры и научены рядом революций, чтобы во имя сохранения основного, т. е. своей власти, идти на известные уступки массам. Так происходило перераспределение власти между короной и избираемыми в парламент. Если ранее протежирование, право назначения людей на важные и выгодные должности принадлежало преимущественно короне, то теперь это все больше и больше переходило к лидерам партий, чередовавшимся у власти. Монарху приходилось лишь штамповать предлагаемые премьер-министрами распределения благ, часто против собственного желания.

Наряду с закономерностями исторического развития действовал и субъективный фактор, на некоторый период сохранявший, а иногда и увеличивавший те остатки власти, которыми все еще располагала корона. Это прежде всего раздробленность партий на многие группировки, враждовавшие друг с другом, что ослабляло парламент и снижало его роль. Соответственно возрастали возможности короны, которая использовала внутрипартийные распри для проведения своей линии в ряде вопросов, и прежде всего, пользуясь современным языком, в кадровых. Когда после 1867 г. партийная система в Англии приняла завершенные организационные формы, эти возможности маневрирования для короны сократились.

Виктория держала себя таким образом, что ей нечего было опасаться суда истории. Она регулярно вела подробный дневник и куски из него опубликовала сама. Когда писалась биография ее супруга, Виктория передала автору ценнейшие, иногда даже интимные, документы, использованные впоследствии в вышедшей в свет книге. После ее смерти ее сын, король Эдуард VII, действуя в духе поведения матери, опубликовал ее переписку за первую половину жизни. В переписке нашла отражение (напомним, что в те времена любили писать частые и подробные письма даже монархи) вся английская, а частично и европейская история за 1837–1861 гг. в том виде, как она представлялась взорам королевы и ее министров. Если к этому прибавить государственные и частные архивы, то станет ясно, что историки не испытывали недостатка в источниках, когда у них появлялся интерес к Виктории или к взаимоотношениям Дизраэли с королевой.

Первые полтора года пребывания Виктории на престоле прошли довольно спокойно. Она настойчиво стремилась преодолеть психологическое наследство своих предшественников на престоле и продемонстрировать, что теперь монархия не прежняя, что для королевы главное — это обеспечить респектабельность престола и свою верность высокому долгу перед народом. В день вступления на престол, 20 июня 1837 г., Виктория записала в дневнике: «Раз Провидению угодно было поставить меня на это место, я все сделаю, чтобы исполнить свой долг в отношении моей страны; я очень молода и, может быть, во многих, но не во всех отношениях неопытна, но я уверена, что лишь немногие имеют больше действительной доброй воли и больше желания делать то, что полезно и справедливо, чем я». Этим принципам Виктория следовала всю свою жизнь. Если сегодня существуют хорошо отлаженные взаимоотношения между монархией и парламентом и английская монархия является прочным элементом английской парламентской системы, то в этом есть несомненная заслуга Виктории.

Однако рекордно долгое царствование далеко не всегда было безоблачным. Довольно часто оно омрачалось столкновениями королевы с ее министрами по различным как политическим, так и личным мотивам. Первое такое столкновение произошло в 1839 г.

К этому времени у нее установились добрые отношения с лордом Мельбурном, главой либерального министерства. Она любила беседовать с ним, многое узнавать от него, чувствовала, что симпатия была взаимной. Но вот в 1839 г. Роберт Пиль, лидер консерваторов, нанес поражение в парламенте либералам, и пожилой Мельбурн оказался вынужденным уйти в отставку. Королева была искренне огорчена, но ей пришлось призвать Пиля, т. е. поручить ему сформировать правительство.

Пиль и его коллеги согласились, но поставили условие, чтобы королева частично изменила свой двор, т. е. удалила из числа фрейлин жен ряда известных деятелей-вигов. Сказывалось наследие предков, когда придворная камарилья воздействовала на слабовольных и аморальных королей в интересах тех или иных политических группировок.

Вопрос был щекотливым. Обычно при перемене правительства состав двора изменялся, но изменения производились за счет мужчин. Теперь речь шла о дамах. Виктория сочла, что требование Пиля незаконно и задевает ее лично. Она всегда была очень честолюбива, и лишь налагаемые неписаной, но весьма жесткой конституцией ограничения на прерогативы монарха сдерживали проявление властолюбия Виктории. В 1839 г. она была еще очень молода, малоопытна и потому остро реагировала на уколы ее самолюбию. Она твердо заявила Пилю, что не принимает его требование об удалении ряда придворных дам. В ответ Пиль заявил, что в таком случае он отказывается от формирования правительства. Были у него и некоторые другие резоны, но о них он умолчал. Виги поддерживали королеву в вопросе о придворных дамах (еще бы! Ведь это были их дамы!), и лорд Мельбурн вернулся к власти. Казалось бы, победа была за Викторией: она и дам своих сохранила, и вернула желанного Мельбурна. Приход Пиля к власти отодвинулся на два года.

Но вскоре Виктория осознала, что создавать подобные экстремальные ситуации нельзя. Она знала, что времена, когда английские короли могли вести борьбу за режим личной власти, ушли безвозвратно. Теперь она испортила отношения с одной из двух главных партий в парламенте — консерваторами. Но ведь с ними нужно и сосуществовать, и сотрудничать, особенно если они, получив большинство мест в палате, обретут право создать свое правительство. Здравый смысл говорил Виктории, что с тори нужно искать примирения, и она вняла ему. Через 60 лет после этого инцидента Виктория говорила: «Я была очень молода тогда, и возможно, что я поступила бы совершенно иначе, если бы все пришлось проделать вновь».

Важной проблемой, вставшей перед Викторией после восшествия на престол, было замужество. Вначале она будто бы не очень стремилась связать себя брачными узами. Жившая ранее в скромных условиях, она теперь в полной мере наслаждалась жизнью: веселилась, танцевала, устраивала веселые вечера, каталась верхом, и все это с азартом молодости. Замужество изменило бы этот образ жизни, да и мужское общество интересовало ее тогда лишь как составной элемент танцевальных вечеров. Лорду Мельбурну в апреле 1839 г. она говорила, что «ее чувства целиком против того, чтобы вообще когда-либо выходить замуж».

Возможно, в 20 лет она говорила это искренне. Но со всех сторон ей внушали, что ее королевский долг — дать престолу наследника и поэтому тянуть с замужеством нельзя. Особенно усердствовали ее немецкие родственники и вывезенные из Германии приближенные — компаньонка Луиза Лехцен и барон Штокмар. Старался и ее дядя — король Бельгии Леопольд, стремившийся влиять на Викторию в политических вопросах через регулярные и подробные письма-наставления. Этой группе очень хотелось сделать супругом королевы Великобритании кого-либо из немецких князей. Ни одна страна не могла соперничать с Германией по числу таких кадров, поставляемых ко всем дворам Европы. Был и конкретный кандидат — князь Альберт Кобург — ровесник Виктории.

Виктория знала Альберта и вначале относилась к нему без особого интереса. Заботливые люди устроили так, что 10 октября 1839 г. Альберт с братом прибыли погостить в Виндзор. И в этот момент в душе Виктории произошел перелом. В ней пробудилась, и довольно бурно, женщина. Она вдруг увидела Альберта другими глазами; он для нее был красив, строен, в высшей степени привлекателен как мужчина. И она решила выйти за него замуж. При этом Виктория не заметила, что Альберт к ней совершенно равнодушен. Виктория сообщает Мельбурну, что она «радикально изменила свое мнение о замужестве и намерена выйти замуж за Альберта». Королева твердо берет дело в свои руки. Она тут же вызывает Альберта и, как свидетельствует ее запись, прямо заявляет, что, «вероятно, он должен знать, почему она пожелала, чтобы он явился сюда». «Я была бы счастлива, если бы он согласился на то, чего я желаю (жениться на мне)». Затем «мы обнялись…» Когда вскоре Альберт возвращался в Англию уже в качестве официального жениха Виктории, собравшаяся в порту толпа приветствовала его. В подобных случаях всегда откуда-то собирается много зевак. Были среди них и недоброжелатели, развернувшие плакаты с такими стихами:

Избранник королевы обвенчан будет с ней.

Вульгарной компаньонкой подсказан выбор сей.

Получит худо-бедно он толстую жену,

А с ней намного толще английскую мошну.

В 1987 г. в Англии широко отмечалось 150-летие восшествия на престол Виктории. Телевидение демонстрировало сериал о жизни королевы, печать шумно и пространно отмечала юбилей, вышел в свет ряд книг биографического жанра. Учитывая щекотливость темы, будем дальше говорить цитатами из того, что в 1987 г. напечатали сами англичане в связи с официальным юбилеем Виктории. У Литтона Стречи в «Иллюстрированной биографии королевы Виктории» читаем: «Это был безусловно семейный брак», что означает существование родственных связей английской королевы с князьями Кобургами. Бракосочетание с князем Альбертом Сакс-Кобург-Готским состоялось в феврале 1840 г.

Королева Виктория и принц Альберт в 1847 году

Был ли брак счастливым? Виктория была счастлива, ее муж — нет. В предисловии к книге Стречи Майкл Холройд говорит, что в молодости «Виктория была охраняема от возможного отрицательного влияния мужчин», отсюда «глубоко спрятанная сексуальность». Когда Альберт появился в Англии (это был его не первый приезд), «он танцевал с ней, беседовал». Виктория неожиданно испытала «сильнейший сексуальный взрыв». «В глазах королевы принц вдруг предстал как образец мужской красоты», хотя он был слабого телосложения и то ли из-за особенностей воспитания, то ли по причине более фундаментальной идиосинкразии у него было явное отвращение к противоположному полу. Перспектива женитьбы на обожающей Виктории повергла его в состояние депрессии. Стречи подтвердил Хаскету Пирсону, что он намерен выдвинуть предположение, что Альберт был гомосексуалистом. Это следует воспринять как объяснение ряда фраз Альберта, рисующих его меланхолию и чувство одиночества. Холройд соглашается со Стречи, что «муж не был так счастлив, как его жена». Виктория «обожала Альберта», он был «ее идолом». Но Альберт «испытывал одиночество». Таковы английские оценки семейных дел Виктории. Несмотря на все это, для Виктории ее семейная жизнь сложилась хорошо. У нее было девять детей, и среди них ее преемник на престоле под именем Эдуарда VII.

Супругу королевы надлежало получить цивильный лист — денежное содержание, предоставляемое парламентом члену королевской семьи. Премьер-министр Мельбурн внес предложение об ассигновании 50000 фунтов в год. Вот тут-то тори и взяли реванш за недавнюю несговорчивость Виктории относительно ее фрейлин. Консерваторы объединились с радикалами и урезали содержание ее супругу. Прения, как заметил король Леопольд, «были вульгарны и непочтительны». Действительно, кое-кто говорил, что 30000 более чем достаточно — эта сумма не меньше, чем весь годовой бюджет княжества Кобург, откуда явился принц Альберт. Виктория была в бешенстве. Она заявила, что ни один тори не получит приглашения на церемонию бракосочетания. Даже престарелому «национальному герою» Веллингтону она не хотела посылать приглашение. Трезвые, спокойные люди объяснили ожесточившейся королеве, что это будет равнозначно общенациональному скандалу.

Дизраэли был не только тори, но и лидер консерваторов, и это означало, что пути его и Виктории неминуемо пересекутся. Что это будет означать для него? Первые симптомы были безусловно неблагоприятны для Дизраэли. Виктория и Альберт, с которым она, естественно, обсуждала государственные дела, обратили серьезное внимание на Дизраэли в период его открытой борьбы против Пиля. Причин для этого было несколько. Дизраэли свергал Пиля, выступая глашатаем сохранения протекционизма, тогда как королева и ее супруг определенно пришли к убеждению, что свобода торговли предпочтительнее. Был при этом и личный момент. Королева, демонстративно культивировавшая респектабельность, с возмущением следила, как малоизвестный политик Дизраэли саркастически и зло разделывал почтенного деятеля, премьер-министра Пиля, с которым она систематически встречалась и обсуждала государственные дела. Она считала, что при этом были нарушены элементарные приличия и нормы вежливости. Именно поэтому принц писал, что «в Дизраэли нет ни одной мельчайшей частички джентльмена». Когда в 1851 г. в палате общин дебатировался вопрос о создании вместо либерального правительства Рассела консервативного правительства Дерби, естественно, зашла речь о переговорах Дерби с королевой по этому вопросу. Дизраэли тоже выступал и не совсем точно сослался на какую-то деталь этих переговоров. Дело было пустяковое, но оно наложилось на существовавшую предвзятость королевы в отношении Дизраэли, и в результате недоброжелательство к нему усилилось. Для Дизраэли было малым утешением, что и Дерби не был в фаворе у Виктории.

Когда в 1852 г. королеве все же пришлось призвать Дерби, встал вопрос о Дизраэли. Она очень хотела бы не иметь его своим министром, но авторитет и положение Дизраэли в партии тори были таковы, что Дерби не мог не включить его в состав кабинета. Он готов был дать Дизраэли министерство внутренних дел или даже Форин оффис, но королева была категорически против, особенно против министерства иностранных дел, ибо практика была такова, что она часто обсуждала с его главой проблемы внешней политики. С Дизраэли же ей встречаться не хотелось. Наконец вопрос решился двойным компромиссом. Во-первых, Дизраэли стал министром финансов, в роли которого он мог иметь лишь минимальные контакты с королевой. Во-вторых, его включили в состав кабинета под личное поручительство Дерби.

Через десять лет Дизраэли так излагал этот важный эпизод в своей политической жизни: «Он, Стэнли, сказал мне, что ее величество поинтересовалась у него, кому он предполагает поручить пост лидера палаты общин, и он назвал мою фамилию». Королева сказала: «Я всегда чувствовала, что если будет создаваться протекционистское правительство, то Дизраэли должен будет стать лидером палаты общин. Но я не одобряю Дизраэли, я не одобряю его поведение в отношении сэра Роберта Пиля».

Лорд Дерби ответил: «Мадам, Дизраэли приходится завоевывать себе положение, а людям, которые должны его завоевывать, приходится говорить и делать такие вещи, которые нет необходимости говорить или делать тем, у кого такое положение уже обеспечено».

«Это верно, — сказала королева. — Но я теперь хотела бы надеяться, что, завоевав себе положение, он будет вести себя сдержанно. Я принимаю назначение Дизраэли министром под вашу гарантию».

Так Дизраэли все же стал министром финансов и лидером палаты общин. Состав правительства двору не нравился. Принц Альберт в связи с этим замечал: «Материал безусловно печальный». Люди в основном были новые: только три министра входили ранее в состав кабинета. Остальные не были даже членами Тайного совета. И вот дюжина министров, не имеющих ни малейшего опыта в государственном управлении, и среди них Дизраэли, предстали перед подчеркнуто спокойной, с непроницаемым лицом королевой и принесли присягу в качестве новых членов Тайного совета.

Одной из обязанностей Дизраэли по должности лидера палаты общин было написание королеве регулярных и частых писем, в которых суммировался ход дебатов в парламенте, — норма функционирования государственного механизма, сохранившаяся и поныне. Чтение таких писем для королевы было всегда скучным. В них излагалась жизнь парламента официальным, суконным, канцелярским языком, да к тому же все это ей было уже известно из газет. Но письма Дизраэли были другими. Поначалу королева, читая их, удивилась, а затем они ей понравились, и она знакомилась с ними с нарастающим интересом. Дело было в том, что Дизраэли — талантливый литератор и неплохой психолог — верно угадал, что может понравиться королеве, и сообщал ей о деятельности палаты общин в живой, образной, литературной форме. Свободный стиль изложения был предусмотрительно пронизан тонким, ненавязчивым, но в то же время доходчивым выражением должного смирения и уважения молодого министра перед царствующей особой. Вскоре Дизраэли произвел благоприятное впечатление и на Альберта, который не считал его джентльменом. Встречи с принцем свидетельствовали, что его мнение о Дизраэли постепенно менялось в лучшую сторону. А это было крайне важно: Виктория очень считалась с тем, что ей говорил Альберт.

И все же краткое пребывание в правительстве в 1852 г. не привело к налаживанию добрых отношений Дизраэли с двором. Второе пребывание в правительстве (1858–1859) позволило Дизраэли продвинуться дальше в желаемом направлении. Наконец в 60-х годах разумные последовательность и настойчивость дали свои плоды. Отношения с двором стали действительно сердечными. Но какого труда, воли и ума это потребовало!

В январе 1861 г. королева впервые пригласила Дизраэли с женой погостить пару дней в Виндзоре. Это было и проявление доброжелательности Виктории к Дизраэли, и свидетельство его возросшего веса как политического деятеля. Дизраэли был не только властолюбив, но и очень тщеславен, что присуще многим крупным государственным деятелям. По поводу своего первого пребывания в Виндзоре он писал одной из своих почитательниц: «Это первый визит госпожи Дизраэли в Виндзор. Его считают весьма замечательным событием, необычным проявлением внимания ее величества к лидеру оппозиции. Ведь многие министры — члены кабинета были приглашены без жен». Дизраэли особенно подчеркивал это обстоятельство насчет жен.

В конце 1861 г. принц Альберт, будучи далеко не старым, скончался. Он мог бы еще жить, если бы доктора лечили его должным образом, даже на уровне тогдашней медицинской науки. Для Виктории это был и неожиданный удар, и страшная трагедия. Она его страстно любила и носила по нему траур до конца дней своих.

К этому времени Дизраэли был в хороших отношениях с Альбертом и имел о нем высокое мнение. Свое мнение о принце и глубокую симпатию к нему Дизраэли публично выразил после его кончины. Вероятно, это было искреннее соболезнование. Королева была очень благодарна Дизраэли за добрые слова о ее покойном супруге и выразила ему сердечную признательность. Этот эпизод способствовал установлению хорошего мнения о Дизраэли у Виктории.

В 1863 г. состоялось бракосочетание наследника престола принца Уэльского. Оно принесло Дизраэли новое свидетельство увеличивавшегося к нему расположения Виктории. Он с восторгом писал одному из друзей: «Я приглашен на церемонию и, что еще более знаменательно, госпожа Дизраэли тоже. И это по личному указанию королевы». Были и другие знаки внимания к Дизраэли со стороны королевы. В конце концов она стала благосклонно относиться к экстравагантному политическому деятелю, что было крайне важно для дальнейшей карьеры Дизраэли.

Дизраэли это прекрасно понимал и делал все, чтобы завоевать благорасположение двора. Но его поведение объяснялось не только соображениями карьеры. Всю жизнь Дизраэли испытывал восхищение и преклонялся перед знатью, аристократией. У него было своеобразное романтическое, исполненное идеализма чувство в отношении первого аристократа страны — монарха. Он не только идеализировал Викторию, но и испытывал к ней искреннюю симпатию. В его письмах друзьям, когда речь идет о Виктории, он не говорит, что она входит в комнату или выходит из нее, нет, для Дизраэли она появляется или исчезает. Так рождалось у Дизраэли то восприятие королевы, которое он выразил словами: «Это фея, волшебница». В дальнейшем, когда они подружились, Дизраэли позволял себе употреблять это выражение и в письмах, обращенных к королеве. В этом находили свое выражение сентиментальные черты характера Дизраэли, великолепно уживавшиеся в век крайнего практицизма и эгоизма с присущим ему цинизмом, карьеризмом и жаждой власти.

В период пребывания тори в оппозиции после 1852 г. происходили крупнейшие события: во внешней политике — Крымская война против России, а в Британской колониальной империи — общенародное восстание в Индии против английского колониального господства. Позицию официальной Англии в этих делах определяло правительство. Оппозиция и, следовательно, Дизраэли прямой ответственности за эти события не несли, но они не могли не занимать в большей или меньшей мере определенную позицию по этим проблемам.