ВИКТОРИЯ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЕВОЙ

ВИКТОРИЯ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЕВОЙ

Английская монархия в первой трети XIX в. находилась в состоянии крайнего упадка. Корона — символ государства — была втоптана в грязь царствовавшей ганноверской династией, многочисленные представители которой достигли крайней степени разложения. Поведение царствующих особ и принцев королевской крови было известно не только узкому кругу сильных мира сего, но и практически всей сознательной части общества.

Царствовавшая с 1714 г. ганноверская династия, когда она сменила династию Стюартов, отличалась тем, что некоторые ее представители были психически ненормальными в точном значении этого слова и все они женились на принцессах из германских княжеств. Английские короли, начиная с Георга I, одновременно являлись и курфюрстами, а затем королями Ганновера — области, расположенной на северо-западе Германии, и монархами Англии.

В начале века положение в королевском доме сложилось особенно трудное. Король Георг III имел семерых сыновей, но никто из них и из их детей не являлся законным претендентом на трон: их поведение и образ жизни не согласовывались с требованиями закона о престолонаследии. Старший сын, принц Уэльский, ставший в 1811 г. регентом при безумном отце, находился в связи с женщиной неподходящего происхождения и положения. Отец относился к нему (когда был во вменяемом состоянии) из-за его экстравагантного и распущенного поведения с явным неприятием. Когда встал вопрос о престолонаследии, принц бросил свою многолетнюю подругу и жену и женился на германской принцессе из княжества Брунсвик. Но и эта женитьба закончилась скандалом.

Герцог Йоркский был в долговременной связи с некоей г-жой Кларк и, по свидетельству историка, «единственный из королевского семейства обладал чувствами джентльмена». Джентльмен в стремлении к трону женился на принцессе из Пруссии, но у них не было детей. Герцог Кларенский много лет жил с актрисой, запутался в долгах, хотел жениться на богатом приданом, но дело окончилось неприятностями. Герцог Кумберлендский был, вероятно, самым непопулярным в стране. «Отвратительно безобразный», с «дурным и мстительным характером», «ожесточенно реакционным в политике», он подозревался в убийстве своего лакея и «имел любовную связь крайне скандального характера». И он, желая произвести на свет законного престолонаследника, женился на немецкой принцессе, но брак оказался бездетным. Герцог Сассекский был более приличным, имел склонность к литературе, собирал книги, но обе его женитьбы были признаны незаконными по закону о королевских бракосочетаниях. Герцог Кэмбриджский не был женат и жил в Ганновере. Кроме сыновей у Георга III было пять дочерей, но они по закону корону наследовать не могли.

Четвертым сыном Георга III был Эдвард, герцог Кентский. Молодые годы он провел на службе в армии, бывал в Гибралтаре, Канаде, Вест-Индии. В 1802 г. когда восстал гарнизон Гибралтара, герцог Кентский был послан на усмирение восставших. В английских традициях было суровое подавление подобных возмущений, но королевский сын проявил такую жестокость, что его поведение вызвало широкое возмущение в стране, и на этом военная карьера герцога Кентского закончилась.

Содержания, выделяемого парламентом для принцев королевской крови, при разгульной жизни, которую они вели, им не хватало, и они залезали в долги к ростовщикам, отгоняя неприятные мысли о том, когда и как кредит будет погашен. Таково было положение всех, включая и герцога Кентского. Он был в долгу как в шелку, хотя имел доход в 42 тыс. фунтов стерлингов в год.

Когда началась «погоня за невестами» и принцы, оставив уютные и приятные дома, где они жили в свое удовольствие с милыми им женщинами, бросились искать высокородных немецких принцесс, в этой гонке, призом в которой был английский трон для себя или своего отпрыска, принял активнейшее участие и четвертый сын Георга III. В семье его не любили, поэтому, когда он уехал в Германию, все были рады.

В 1817 г. надежды на наследника трона концентрировались вокруг принцессы Шарлотты, дочери регента, бывшей замужем за принцем Леопольдом из дома немецких князей Кобургов. Принцесса ожидала ребенка, который и мог наследовать английский престол. Герцог Кентский предусмотрительно культивировал добрые отношения с Шарлоттой. Ее отец был против брака с Леопольдом, а герцог помогал молодым людям, переправлял их письма, и, когда брак все же состоялся, он мог рассчитывать на доброжелательное отношение к себе.

6 ноября 1817 г. принцесса Шарлотта скончалась от родов, умер и ребенок. Вопрос наследования стал еще более актуальным. Герцог Кентский, заручившись горячими рекомендациями Леопольда, повел атаку на старшую сестру его — Викторию, дочь герцога Сакс-Кобургского. Правда, она уже побывала замужем, но муж умер, оставив ее с сыном и дочерью. Поначалу Виктория отказала герцогу, но он не стушевался и продолжал добиваться ее руки.

Вопрос престолонаследия, конечно, играл роль, но у герцога Кентского был и более неотложный побудительный мотив: его душили долги. Принцесса-немка сама была бедна как церковная мышь. Надежда была на благодарность парламента. Герцог рассуждал так: он женится на Виктории Кобургской, исполняя свой общественный долг, с тем чтобы обеспечить должное престолонаследие, и, следовательно, его поступок заслуживает определенного признания со стороны всей страны, которая не может не испытывать к нему благодарности. Его, конечно, не интересовала моральная признательность. У него перед глазами был пример брата, герцога Йоркского, который тоже женился с целью произвести на свет законного наследника. За этот «подвиг» брат получил от парламента материальное вознаграждение в виде ежегодных 25 тыс. фунтов. Чем он, герцог Кентский, хуже брата, почему парламент будет непоследователен в отношении его? Тем более что у него есть дополнительное основание рассчитывать на «признательность страны». Бракосочетаясь с немецкой принцессой, он идет на большую жертву — разрывает отношения с любимой женщиной. 27 лет он прожил с некоей мадам Сен-Лорен, которая «никогда не была актрисой, происходила из хорошей семьи», хотя и не настолько хорошей, чтобы ее отпрыск мог стать законным наследником английского трона. Парламент по английской традиции не может не следовать прецеденту, установленному в подобном случае с герцогом Йоркским. «Я соглашусь с аналогичным решением, — говорил герцог, — и даже не буду предъявлять претензий по поводу того, что реальная стоимость фунта стерлингов за время, прошедшее после решения по делу Йорка, значительно упала».

По этой же схеме размышлял и его брат, герцог Кларенский. Как жены немецкие принцессы не привлекали членов английской королевской семьи: они явно не обещали особых удовольствий семейной жизни и, конечно, не шли ни в какое сравнение с теми незнатными женщинами, в объятиях которых герцоги счастливо жили много лет. Но обстоятельства вынуждали сделать «патриотический выбор», и герцог Кентский 29 мая 1818 г. сочетался браком с Викторией, принцессой Сакс-Кобургской. Не желая отставать в гонке за невестами-принцессами, герцог Кларенский 11 июня женился на дочери герцога Сакс-Мейнингена.

В 1987 г. по случаю 150-летия восшествия на престол английской королевы Виктории в Англии был поднят большой рекламно-пропагандистский шум. Вышло много книг. Би-би-си провела серию специальных радиопередач, через телевизионные экраны прошли телевизионные сериалы, выступали политики и публицисты. Материалы радиопередач и телевизионных серий опубликованы в виде отдельных книг, представляющих современную, более свободную, чем ранее, точку зрения на королеву Викторию.

В книге, изданной Би-би-си, речь идет и о женитьбе герцога Кентского на матери будущей английской королевы. Авторы Ричард Маллин и Джеймс Мэнсон со свойственной им публицистической остротой замечают, что «королевская семья неожиданно продемонстрировала полезный талант — способность организовывать блестящие бракосочетания». Это сказано в связи с женитьбой герцогов Кентского и Кларенского. И далее авторы продолжают: «Германский канцлер Бисмарк с характерной для него вульгарностью называл немецкие княжеские дома „племенной фермой Европы“. В результате такого положения невесты и женихи из своих крохотных герцогств внедрялись в большинство королевских домов Европы». Авторы передач Би-би-си не оспаривают смысла характеристики, данной Бисмарком, расценивая лишь ее форму как несколько вульгарную. Форма формой, а суть Бисмарк изложил точно, что подтверждает история Европы, и прежде всего таких стран, как Англия и Россия.

Поначалу обоих английских герцогов, женившихся «по государственным соображениям» в 1818 г., ожидало горькое разочарование. Парламент нарушил английскую традицию и пренебрег своим же собственным прецедентом. Правительство предложило увеличить выплачивавшееся им содержание, но палата общин отклонила это предложение. Причину объяснил герцог Веллингтон, бывший в это время членом правительства. Эти герцоги — проклятые тяжкие камни на шее правительства. «Они оскорбили — лично оскорбили — две трети джентльменов Англии. И стоит ли удивляться, что джентльмены отомстили им в палате общин? Это была их единственная возможность, и я думаю, что они поступили правильно, воспользовавшись ею».

Герцог Кентский жил в немецком княжестве вместе с женой (так было дешевле) и здесь же вскоре узнал, что у них будет ребенок. Новость и долгожданная, и весьма приятная. Сразу же возникла необходимость перебраться всем семейством в Англию. Родиться должны были наследник или наследница английского престола, и было крайне необходимо, чтобы само рождение произошло на английской земле. Младший брат, герцог Сассекс, торопил брата: «Что касается юридической необходимости для герцогини приехать в Лондон и рожать здесь, то мнения на этот счет могут быть разные, но что касается чувства, то в этом не может быть сомнений. Джон Буль (собственное имя, являющееся воплощением Англии. — В. Т.) — очень странное животное, и его нужно обхаживать. Ты увидишь, как трудно вдолбить ему в голову, что его монарх, хотя и родился в другой стране, не является чужеземцем. Это ты должен любой ценой предотвратить».

Вопрос цены встал в самой примитивной форме. У герцога не было денег, а расходы по переезду через Западную Европу в Англию на лошадях, со всеми домочадцами и придворными были значительными. Герцог был полон решимости добыть денег, залез в новые долги, нанял карету, набил ее до отказа родственниками, прислугой, собачками, канарейками и всем прочим, сам взгромоздился на козлы и через Германию, Францию по плохим дорогам, с ночевками в дрянных гостиницах направился в Англию. Перебрались через Ла-Манш и благополучно добрались до Лондона. Их поместили в апартаментах во второклассном, обветшалом Кенсингтонском дворце, где семья жила весьма скромно. Здесь 24 мая 1819 г. у герцога Кентского и его жены благополучно родилась девочка.

Вокруг новорожденной сразу же стала складываться сложная обстановка. Уже выбор имени для нее оказался не простым делом. Одна часть дворцовых кругов предпочитала обычные немецко-ганноверские имена, как Шарлотта и Августа, другая высказывалась за Елизавету, как более подходящее имя для потенциальной королевы. Одним из крестных отцов должен был быть российский царь Александр I, и, следовательно, надлежало взять женский вариант его имени — Александрина. Но регенту хотелось, чтобы было также имя Георгиана, производное от его имени, и в то же время существовавшая неприязнь между русским царем и регентом влекла за собой возражения последнего против такого сочетания имен. В конце концов фамильный совет принял решение крестить девочку под именами Александрина-Виктория. Второе имя было взято по имени матери. В обиходе малышку называли Дрина, но вскоре привилось и осталось уже на всю жизнь имя Виктория.

Семья продолжала скромно (по королевским понятиям) жить, как и прежде, в Кенсингтонском дворце, что неудивительно: ведь Виктория не была первой в очереди на наследование трона. Но очередь ее была не очень отдаленной, она могла оказаться реальной претенденткой, и это обстоятельство определило как ее воспитание, так и закулисную возню вокруг ребенка, преследующую большие политические цели.

Особенно активно действовала более предприимчивая немецкая часть родственников. Примечательно, что даже акушерка, принимавшая роды, была специально доставлена из Германии. Герцогиня Кентская, довольная новорожденной, в первых письмах писала своей матери в Кобург, что Виктории, «вероятно, предназначено однажды сыграть великую роль, если не родится брат и не перехватит у нее из рук эту роль». У немецкой бабушки тут же заработала мысль в определенном направлении. Хотя это было дело дальнее, но следовало уже сейчас подумать, как бы подбросить наследнице — Виктории — в мужья немецкого принца. И бабушка многозначительно сообщает дочери в Лондон, что у ее невестки как раз только что благополучно появился на свет мальчик, который будет при крещении наречен именем Альберт. Запомним это имя.

Отец Виктории был физически крепким человеком. Он говаривал, что поскольку он ведет более нормальный образ жизни, чем его братья, то наверняка переживет их, будет царствовать и после него трон перейдет к Виктории. Но он неосторожно искушал судьбу. Дочери еще не исполнилось года, когда отец во время прогулки попал под дождь, простудился и схватил воспаление легких. Срочно приехал проживавший здесь же, в Англии, брат герцогини Леопольд, привез с собой своего личного секретаря, бывшего одновременно и врачом, барона Штокмара, но герцог 23 января 1820 г. скончался.

Мать Виктории в возрасте тридцати с небольшим лет оказалась второй раз вдовой, по существу в чужой стране, не зная языка этой страны и, главное, совершенно без денег. Но в это время скончался и дед Виктории, Георг III, и «только три пожилых дяди стояли между Викторией и короной». Денег не было, и вдова решила возвратиться в свое немецкое герцогство, где можно было как-то существовать. Но немецких родственников это явно не устраивало, ибо шансы Виктории наследовать английский престол, живя в Германии, были бы весьма шаткими. Дядя Леопольд воспротивился отъезду сестры из Англии и, будучи состоятельным человеком, дал ей средства, чтобы она могла вырастить и воспитать дочь на английской земле, как английскую принцессу. Сам он пристально наблюдал за воспитанием Виктории, его доверенное лицо Штокмар остался в семье, а когда Виктории исполнилось пять лет, ее воспитательницей стала Луиза Лехцен, дочь немецкого пастора.

Между членами этой немецкой партии шла междоусобная борьба за влияние на вдовствующую герцогиню и малолетнюю Викторию. Ситуация осложнялась тем, что одновременно действовал большой мастер интриги, честолюбивый сэр Джон Конрой. В свое время он был конюшим у герцога Кентского, а после его смерти остался в доме и занял положение «доверенного служителя» вдовствующей герцогини. Вскоре он приобрел на нее огромное влияние, целиком подчинив своей воле. В передачах Би-би-си употреблялась фраза, гласившая, что «в свете были убеждены, что герцогиня стала любовницей Конроя». Сама по себе эта ситуация была заурядной для английского придворного круга. Однако Конрой был слишком амбициозным и дерзким типом и вынашивал план, как захватить в свои руки королевскую власть. Конрой намеревался сосредоточить в своих руках закулисное влияние на английскую королеву. Он рассчитывал, что Виктория может унаследовать трон до достижения ею совершеннолетия, т. е. до 18 лет. В этом случае ее мать, находящаяся в полной власти Конроя, будет провозглашена регентшей, и Конрой станет хозяином положения. Имея власть над матерью, он рассчитывал так или иначе распространить ее и на дочь.

Доброжелатели просветили дочь относительно характера отношений ее матери с Конроем и его честолюбивых замыслов. По мере взросления у Виктории росло чувство упорного сопротивления Конрою и неприязни к нему. Когда она категорически возразила против его попытки стать ее личным секретарем, Конрой прибег к крайним мерам. Он начал распространять слухи, что Виктория психически ненормальна и не способна царствовать. Расчет был на то, чтобы повторить недавний прецедент, когда к сумасшедшему Георгу III был назначен регент. Назначение регентшей Виктории ее матери дало бы Конрою неограниченное влияние в делах английской короны.

А что же королевский двор? С июня 1830 г. после кончины Георга IV герцог Кларенский стал королем под именем Вильгельма IV. Детей — законных наследников короны у него не было. Виктория становилась первой и непосредственной наследницей. При дворе ее не любили, считая, что она вторглась со стороны и намерена заполучить не принадлежащие ей права.

При Георге IV двор был настоящим вертепом. В 1826 г. Викторию пригласили в Виндзор, где ее «дядя король» «открыто жил с последней в длинной цепи своих любовниц». Княгиня Ливен, «сверхинтриганка», жена русского посла при английском дворе, писала своему любовнику, князю Меттерниху, в Вену, что король — беспробудный пьяница, а двор — «это действительно сумасшедший дом». При Вильгельме IV буйная распущенность при дворе несколько поутихла. А добрая королева Аделаида любезно приветствовала и терпела при дворе «незаконных детей короля, всех этих Фитцкларенсов», В английском языке существует правило, по которому префикс «фитц», предшествующий имени отца, данному ему при крещении, составляет фамилию незаконнорожденного потомка короля или герцога королевской крови. В данном случае фамилия Фитцкларенс является как бы публичной декларацией того, что лицо, ее носящее, является прижитым на стороне сыном Кларенса, в свое время герцога Кларенского, ставшего затем королем Вильгельмом IV.

Мать Виктории была достаточно умной женщиной и посвятила свою вдовью жизнь воспитанию дочери. У Виктории не было даже собственной спальни — до 18 лет она спала в одной комнате с матерью. Считается, что это имело целью максимально парализовать и полностью подчинить матери волю дочери в предвидении ее возможного возвышения в будущем. Вероятно, для такой опеки была и другая причина: мать тем самым охраняла дочь от каких-либо могущих дискредитировать Викторию неожиданностей. Мать, конечно, знала о глубоком недовольстве в стране распущенностью королевской семьи и хотела, чтобы будущая наследница выглядела в глазах общества с точки зрения морали прямой противоположностью людям, обитавшим в Виндзорском замке.

Вспоминая детство, Виктория через много лет писала о том, как она жила в Кенсингтоне: «Меня растили с очень большой простотой. У меня никогда не было отдельной комнаты, пока я не стала почти совершенно взрослой. Я спала в комнате матери до того момента, когда взошла на трон». Как это часто бывает, Виктория сравнивала свое детство с роскошными условиями, в которых росли ее дети. Однажды она в порыве откровенности сказала Дизраэли: «Я знаю только, что меня растили совсем по-другому. У меня никогда не было своей отдельной комнаты. У меня никогда не было ни дивана, ни мягкого кресла, все ковры были изношены и вытерты».

Была ли Виктория образованным человеком? Интересно, что на этот счет мнения расходятся. Мать особенно настойчиво привлекала важных духовных особ, чтобы они воспитывали девочку в строгом религиозном духе, устраивала серьезные экзамены по закону божьему, через которые Виктория проходила успешно. Сама девочка время от времени читала книги, особенно по истории. Романы ей не давали, чтобы не «прививать фривольность нравов». Л. Стречи замечает, что она «все-таки читала не очень много. Это не было занятие, которое ее особенно интересовало». У Виктории были способности к изучению иностранных языков, и она впоследствии говорила и читала не только на английском и немецком, но и на французском и итальянском. Ничего похожего при дворе не наблюдалось. Виктория неплохо, правда по-любительски, рисовала, пела и очень любила танцевать. О чем же спор у историков? «Королева Виктория часто изображалась, — говорилось в сериале Би-би-си, — как в некоторой степени неинтеллигентная женщина. Это мнение возникло на основании утверждений тех, для кого сама мысль об интеллигентной и культурной королевской особе являлась почти личным оскорблением. Ряд академических историков, например, обладающих весьма ограниченными знаниями за пределами своих узких тем, продолжают невысоко оценивать женщину, которая бегло говорила на нескольких иностранных языках, была способной музыкантшей и художницей и хорошо литературно излагала свои мысли, о чем свидетельствуют ее письма и дневники».

Виктория, в силу принадлежности к женскому полу, избежала модного тогда досконального изучения древнегреческого и латинского языков и вместо этого приобретала знания, более полезные в ее будущей деятельности. Многие английские министры в то время в разговоре с иностранными дипломатами не могли и двух фраз произнести на их языке. Рассказывают, что министр колоний, имевший репутацию знатока древнегреческого, явившись к себе в министерство, не мог найти на карте Новую Зеландию. В этих вопросах Виктория была сильнее многих своих министров. Конечно, высокоинтеллектуальной женщиной она не была, но обладала хорошим здравым смыслом, тактом и основными знаниями в сферах, в той или иной степени относящихся к политологии.

Мать и ее советники стремились обеспечить определенную популярность скромной затворнице скромного Кенсингтонского дворца. В политическом отношении времена были бурные, в ходе борьбы за избирательную реформу позиции партии вигов укреплялись, и поэтому те, кто связывал свое будущее с судьбой Виктории, делали ставки на развитие отношений с влиятельными вигами. Это было тем более логично, что двор по своим склонностям и симпатиям ориентировался на партию тори.

В 13-летнем возрасте мать повезла Викторию в длительную поездку по стране, чтобы она могла познакомиться со своими возможными будущими владениями. Посетили Бирмингем и его промышленный район. Виктория, пусть мельком, но все же увидела страшную нищету и ужасающие условия существования трудовой Англии, что произвело на нее очень сильное впечатление. Но герцогиня-мать стремилась показать дочь «великим аристократическим фамилиям», чтобы заручиться их сочувствием и, если потребуется, поддержкой в будущем. В графстве Чешир посетили «баснословно богатого» герцога Вестминстерского. На Викторию произвело сильнейшее впечатление богатство этой семьи, ее образ жизни. Ее принимали и здесь, и в других аналогичных домах внимательно, вежливо, присматриваясь к скромной и умненькой возможной наследнице английского престола. Дома, в которых останавливалась Виктория, принадлежали вигской знати. В ответ на официальные приветствия мать «по тексту, подготовленному Конроем», подчеркивала преданность ее дочери «делу народа».

В Виндзоре хорошо видели и прекрасно понимали смысл этой политической игры. Королю и его окружению многое не нравилось в действиях Кенсингтонского двора — и скромное, пуританское поведение Виктории, невыгодно контрастировавшее с нравами Виндзора, и заигрывание с вигами именно тогда, когда отношения у короля с министрами-вигами резко ухудшались, и действия Конроя, направленные в конечном счете на захват королевских прерогатив, и активизация в немецких княжествах при связях с Кенсингтоном молодых принцев, готовых сочетаться браком с наследницей английского престола. Совершенно обоснованно король видел, что все это происки матери Виктории и близких ей людей.

Министр иностранных дел лорд Пальмерстон, когда это ему удавалось, перехватывал секретные донесения аккредитованных при английском дворе послов. И в письме австрийского дипломата в Вену Пальмерстон прочел, что «Конрой хвастает, что скоро он будет управлять Англией». Герцогиня-мать срочно вызвала из Германии своего сына от первого брака Карла Мейнингенского, чтобы он убедил Викторию назначить Конроя своим постоянным советником, т. е. по существу регентом. Карл услышал, как Конрой говорил герцогине: «Если принцесса Виктория не прислушается к голосу здравого смысла, ее нужно будет заставить».

Поэтому и король и королева с симпатией относились к Виктории и ненавидели ее мать. В конце концов разразился открытый скандал. В августе 1836 г. Вильгельм IV отмечал свое 72-летие. В Виндзоре был устроен официальный обед, на который были приглашены и Виктория с матерью, бывавшие в Виндзоре очень редко. Мать сидела рядом с королем. В конце обеда король, обращаясь к гостям, — а их было не менее сотни, — демонстративно заявил, что, хотя его здоровье быстро ухудшается, он надеется дожить до того момента, когда «эта молодая леди» в мае 1837 г. достигнет совершеннолетия, что помешает его невестке («персоне, сидящей рядом со мной, которая окружила себя злобными советниками») стать регентшей. Секретные интриги, раздиравшие королевскую семью, тем самым были официально объявлены на всю страну. Мать-герцогиня была в неописуемом бешенстве, сцена произвела тяжелое впечатление и на 17-летнюю Викторию.

Высшие слои английского общества с лихорадочным вниманием следили за состоянием здоровья Вильгельма IV и старались вычислить, протянет ли он до совершеннолетия Виктории. 24 мая 1837 г. Лондон шумно отмечал 18-летие Виктории. Король был еще жив.

19 июня Виктория рано, еще не было 10 часов, легла спать. Перед сном прочла несколько страниц биографии сэра Вальтера Скотта, написанной Локартом, и спала хорошо, хотя было известно, что король при смерти. В последние часы при нем находились архиепископ Кентерберийский и управляющий двором короля (лорд-чемберлен), на этот раз им был лорд Кэнингхэм. Король Вильгельм IV скончался в ранние часы 20 июня 1837 г. Архиепископ и лорд-чемберлен сразу же выехали из Виндзора в Лондон, в Кенсингтонский дворец. Прибыли в 5 часов утра; все спали, и их долго не впускали. Лишь в 6 часов мать разбудила Викторию и сообщила, что ее ожидают внизу. Виктория вышла к ним в халате. Оба джентльмена, преклонив колени, сообщили о смерти короля и заявили, что с этого момента Виктория — королева Англии.

Теперь события развивались с большой быстротой. За завтраком верный Штокмар давал советы, что должна заявить Виктория премьер-министру при их первой встрече. Другие источники говорят, что умиравший король успел направить ей письмо, врученное в собственные руки, с аналогичным советом. Вскоре пришло уведомление от лорда Мельбурна, премьер-министра, что он едет до дворец. Мельбурн появился в 9 часов утра. Виктория приняла его одна и заявила, что «ее давним намерением было сохранить у власти Мельбурна и его министров». Советы были исполнены, и ход был правильным. Этим путем Виктория сразу же делала своими союзниками премьер-министра и членов правительства. «Затем лорд Мельбурн прочел мне текст декларации, которую я должна была огласить перед Тайным советом», — записала Виктория в дневнике.

Тайный совет собрался в 11 часов 30 минут здесь же, в столовой Кенсингтонского дворца. Королевский тайный совет — важный и весьма древний орган в системе государственной власти страны.

В годы, последовавшие за норманнским завоеванием Англии, бароны и крупные деятели образовали совет при короле. Впоследствии совет превратился в парламент, однако одновременно существовал как бы неофициальный совет, приобретавший все большее значение и известный с XIV в. как Тайный совет. По мере развития государственной системы, появления политических партий и возникновения кабинетного правительства влияние совета сокращалось. Он, однако, сохранил важные административные функции, право утверждения «указов монарха в совете», имеющих силу закона. Ряд прерогатив короны осуществляется таким образом, например созыв или роспуск парламента и др. В состав совета пожизненно входят действующие и бывшие министры и другие выдающиеся лица государства, назначаемые монархом по рекомендации премьер-министра. Полный состав совета насчитывает свыше 300 членов, но он собирается редко (чаще действуют его различные комитеты), а именно по таким случаям, как смерть монарха или его намерение сочетаться браком.

20 июня совет собрался в полном составе. Это было весьма живописное зрелище — высшие деятели государства явились в ярких мундирах, украшенных перьями и орденами со сверкающими бриллиантами. Атмосфера была торжественно-приподнятая. Дизраэли, конечно, не присутствовал, но там были некоторые его друзья и знакомые, и он с жадностью и завистью впитывал малейшие детали торжественной церемонии, которую затем описал в романе «Сибил».

Церемония была недолгой. Виктория появилась в зале в сопровождении двух герцогов королевской крови, села в приготовленное для нее кресло и прочла написанную Мельбурном речь. Она произнесла традиционную присягу вступающего на трон монарха в том, что будет соблюдать права, которые были дарованы ее предшественниками своим подданным. Затем легкая заминка. Мельбурн быстро набрасывает на клочке бумаги записку, передает ее Виктории, и она твердым голосом читает ее: «Я назначаю Генри, маркиза Лэнсдоуна, президентом моего совета». Так Виктория стала королевой Англии.

Одновременно произошло разделение династических связей между Англией и Ганновером. По конституции женщина не могла наследовать ганноверский трон, и его получил герцог Кумберлендский, став королем Ганновера под именем Эрнст. В этот день Виктории было всего 18 лет. Это была совсем юная девушка, «очень небольшого роста, стройная», с «лицом, которое нельзя назвать красивым, но оно располагало к себе — белокурые волосы, яркие голубые глаза, нос с горбинкой; когда рот открывался, обнажались верхние зубы; маленький подбородок, чистый цвет лица». С самого начала она вела себя спокойно, сдержанно, достойно, с большим тактом.

20 июня Виктория начала утверждать свою независимость дома. Она распорядилась, чтобы ее кровать была перенесена из спальни матери в отдельную комнату. Вечером она пожелала обедать одна — случай чуть ли не единственный до сих пор в ее жизни. Она хотела избежать, хотя бы на время, неприятных разговоров с матерью. Стало ясно, что впредь она не намерена терпеть материнский руководящий гнет и будет действовать самостоятельно.

В истории английской монархии начинался новый период. Именно тогда Бенджамин Дизраэли делал политическую карьеру, последние годы которой отмечены тесными отношениями между ним, уже крупным государственным деятелем, и королевой Викторией. Однако до большого успеха Дизраэли было еще очень далеко. Пока же, в 1837 г., когда Виктория стала королевой, Дизраэли все еще предстояло преодолеть первый этап дистанции, т. е. добиться избрания в члены палаты общин.