6. Последняя борьба
6. Последняя борьба
А в состоянии Сунь Вэня наступило резкое ухудшение. Страдания становились непереносимыми.
Но он и не думал сдаваться.
Во-первых, надо разбить и добить второго Чэня.
Во-вторых, круто изменилось положение на Севере. Один из генералов У Пей-фу, Фэн Юй-сян, порвал с У и ударил по его тылам. Дивизия Фэна заняла Пекин. Армия У потерпела страшное поражение и бросилась наутек. Сам У бежал. Режим Цао Куня рухнул. «Президент» угодил в тюрьму. В столицу вернулся старый знакомый — Дуань Ци-жуй. Войск у него не было, был лишь маршальский жезл. Дуаня сделали «временным правителем государства».
Фэн высказался за поддержку Сунь Вэня, за сотрудничество с Коммунистической партией Китая и сближение с СССР. Свои войска он стал именовать «Народной армией». Фэн считал необходимым пригласить Сунь Вэня в Пекин и обсудить с ним вопрос о созыве Национального собрания для объединения страны. Дуаню пришлось подчиниться, хотя он был настроен против плана, выдвинутого Фэном.
Фэн направил Сунь Вэню дружественное послание и приглашение. Дуань послал в Кантон своего секретаря с приветом от «временного правителя» и приглашением прибыть в столицу.
Сунь Вэнь решил ехать. Северный поход отпал сам собой.
3 ноября, за несколько дней до отъезда в Пекин, Сунь Вэнь выступил с речью перед слушателями школы Вампу. Исполнилась и эта мечта. Создается революционная армия. Перед ним сотни лиц. Новая молодежь. Будущее Китая.
Он обращается к ним. О чем говорит? О необходимости изучать опыт Октябрьской революции. С этой мыслью он не расставался до последних минут жизни. Был верен своему убеждению, что нужно идти «путем Ленина». Курсанты затаив дыхание слушали.
Сунь Вэнь бледен. Говорит медленно, как бы обдумывая каждое слово:
— Успехи русской революции гораздо глубже, чем успехи революций во Франции или в Америке, происходивших более ста лет назад. Это произошло потому, что в России появился революционный мыслитель, всем известный Ленин. Он создал революционную партию с железной дисциплиной. Эта партия стала огромной силой, и успех революции в России сказался очень быстро. Эти русские революционные методы должны служить для нас прекрасным образцом…
Говорил об успехах школы, благодарил преподавателей и советских товарищей, упомянул о роли курсантов академии в разгроме «тигров» и о предстоящих операциях против Чэнь Цзюн-мина. Сделал паузу. Как-то странно посмотрел на слушателей и неожиданно сказал тихо, но внятно:
— Теперь, когда у нас есть Вампу, я могу умереть спокойно…
Слова потрясли всех, кто был в зале. Почему он сказал про смерть?
Сунь Вэнь простился с курсантами, начальниками и наставниками. Он очень устал. Вообще в последнее время быстро уставал.
Перед отъездом из Кантона состоялся ряд совещаний: о подготовке и проведении операции для разгрома и изгнания из Гуандуна шаек предателя Чэнь Цзюн-мина; об организации революционной власти; о борьбе с правыми в партии и о беспощадном пресечении заговоров и интриг.
Руководство правительственной и партийной деятельностью на Юге Сунь Ят-сен возложил на своих верных соратников. Заместителем генералиссимуса назначил Ху Хань-миня. Пригласил Ван Цзин-вэя сопровождать его.
11 ноября Сунь Вэнь опубликовал «Обращение к народу в связи с поездкой на Север». Объяснил, что главная задача — покончить с господством милитаристов и с засильем иностранного империализма, от которого зависят милитаристы. Необходимо объединить страну и для этого созвать полномочное Национальное собрание.
«Я получил, — говорилось в обращении, — еще одно доказательство того, что любые военные силы, связанные с империализмом, неизбежно обречены на провалы, наоборот, силы, связанные с народом и ускоряющие национальную революцию, непременно одержат победу. С сегодняшнего дня наступает новая эпоха национальной революции, и она навсегда положит в нашей стране конец такому явлению, как союз армии с империализмом. На смену ему придет новое явление — сперва будет установлен союз армии с нацией, а затем сама армия станет национальной. И тогда дело национальной революции обязательно увенчается успехом».
Китайская революция имеет могущественного друга — Советский Союз.
«Не забывайте, — писал Сунь Вэнь в обращении к народу, — что там, в свободной России, раздался призыв: «Руки прочь от Китая!» Быть может, европейские капиталисты иронически относятся к этому лозунгу, думая, что он ничего не сделает, ибо Советский Союз далек от Китая. Но в том-то и дело, что для лозунгов, раздающихся из Москвы, расстояния не существует. Молниеносно они облетают всю землю и находят отклик в сердце каждого труженика. Мы знаем, какую роль сыграло сочувствие Советов в победе освобожденной Турции над ее врагами. Это сочувствие надежнее пушек… Мы знаем, что Советы никогда не становятся на сторону неправого дела. Если они за нас, значит истина за нас, а истица не может не победить, право не может не восторжествовать над насилием».
Глубока была вера Сунь Вэня в силу и значение советско-китайской дружбы!
За два дня до выезда из Кантона Сунь Вэнь присутствовал на торжественном открытии Гуандунского университета, созданного по его инициативе. Произнес краткую речь о просвещении народа.
13 ноября навсегда покинул город, с которым связана вся его революционная борьба. Знал, что не вернется сюда никогда. Сунь Вэнь был врач. Он понимал, что с ним…
Выехали пароходом в Шанхай. Над морем дули злые ветры, холодные, колючие. В Шанхае его встретили злобным воем газетные шакалы империалистов. Но Сунь Вэнь был спокоен и тверд в решении поднять народ-гигант против империализма. В своем доме в Шанхае он провел 19 ноября 1924 года последнюю пресс-конференцию. Сказал журналистам: «Корнем всех бедствий и смут в Китае является произвол милитаристов и империализм, на котором они держатся. Чтобы избавить Китай от терзающих его бедствий и смут, в настоящее время необходимо: во-первых, разбить милитаристов и, во-вторых, разбить империалистов, помогающих милитаристам. Только покончив с этими злодеями, Китай сможет добиться мирного объединения, благополучия и спокойствия на долгие годы». Добавил, что едет в Пекин как «глашатай мирного объединения страны», но с милитаристами ни на какие компромиссы не пойдет. Он едет на Север для участия в подготовке созыва Национального собрания, целью которого должно быть: аннулирование неравноправных договоров и мирное объединение страны.
За это время в Пекине произошли важные перемены. Дуань столковался с маньчжурским диктатором Чжан Цзо-линем (в конце концов оба служили одному хозяину — японскому империализму!) о том, чтобы отложить переговоры о созыве Национального собрания. Войска Фэна стали уходить из Пекина, туда вступали войска Чжан Цзо-линя. Стоит ли сейчас ехать в Пекин? Не лучше ли подождать, пока обстановка не выяснится полностью? Нет, время не терпит. Весть о подготовке созыва Национального собрания была с огромным энтузиазмом встречена всей страной. Принял решение выехать в Тяньцзинь, но по несколько необычному маршруту: Шанхай — Нагасаки — Тяньцзинь: на прямые рейсы свободных билетов не было.
В Японии власти встретили его холодно. Нетрудно было понять, что это результат махинаций Дуаня. В Токио Сунь Вэнь даже не заглянул. Побыл в Нагасаки, Модзи, Осака, где разгружался пароход, на котором он следовал в Тяньцзинь.
Конечно, как только он высадился в Нагасаки, его обступили журналисты. Был ему задан вопрос: верно ли, что гуандунское правительство находится в близких отношениях с Россией? Ответил: «Цели китайской революции совпадают с целями русской революции, как цели русской революции совпадают с целями китайской революции. Китайская и русская революции идут по одному пути. Поэтому Китай и Россия не только находятся в близких отношениях, но по своим революционным связям воистину составляют одну семью». Спрашивали еще, что, по его мнению, нужно для того, чтобы между Японией и Китаем установились отношения дружбы. Ответил: «Пусть Япония вернет Китаю все, что она отняла у него, как это сделала Россия!»
Не в бровь, а в глаз!..
Из Нагасаки выехали в Тяньцзинь. Переход показался Сунь Вэню долгим и мучительным. Ужасно качало. Было очень холодно, особенно для него, южанина. Простудился. Поднялась температура. Не мог глотать. Ослаб. И снова появились адские боли в правом боку. Но когда в Тяньцзине, куда прибыли 4 декабря, на пристани собралась несметная толпа, чтобы приветствовать его, он вышел на перрон с высоко поднятой головой, с глазами, полными блеска жизни. Но все заметили, что он очень бледен.
В Тяньцзине его уложили в постель. Врачи прописали полный покой. Покой! Он работал лежа. Составил проект созыва Национального собрания, рассылал заявления, принимал общественных деятелей, писал в Кантон, вызывал оттуда людей. Он еще жив, черт побери!
На его имя приходили ежедневно в Тяньцзинь сотни телеграмм, еще больше писем. Газеты были полны сообщений о состоянии его здоровья. Приводились его слова. Китай прислушивался к тому, что говорил великий Сунь. С трепетом читали вести о том, какой у него пульс, какая температура, какое самочувствие. Страна жила тем, что делалось в доме, где лежал прикованный к постели Сунь Вэнь. Вот в эти дни весь мир мог понять, как сильно китайский народ — 400–500 миллионов сердец — привязан к этому скромному человеку с большой душой и одухотворенным лицом.
Когда состояние несколько улучшилось, выехали поездом в Пекин. Было это в последний день 1924 года — 31 декабря. В Пекине пришлось сразу же лечь в постель. Болезнь усиливалась. Но он еще боролся с недугом, боролся с неослабным мужеством — как с новым врагом.
В Пекине понял, что все надежды на созыв Национального собрания в ближайшее время рухнули. Дуань планировал «конференцию по восстановлению», в которой должны были принять участие генералы-милитаристы и «уважаемые деятели», то есть старые бюрократы времен империи. Сунь наотрез отказался участвовать в обмане народа и в специальном заявлении разоблачил затею Дуаня. С этим было покончено.
Снова усилились боли.
Родные и товарищи советовали ему согласиться на операцию. Согласился. Что он терял? Хуже не будет. Лучше? Едва ли. Операцию сделал известный хирург 26 января. Что она показала? Подтвердила, что Сунь Вэнь болен страшной, неизлечимой болезнью: рак печени. Спасти его нельзя. Болезнь вступила в последнюю стадию. Сунь Вэнь был спокоен. Позерство было ему чуждо. Сказал товарищам:
— Я приехал в Пекин с целью достижения объединения страны и построения нового государства. Теперь я нахожусь в когтях неизлечимой болезни. Я не боюсь смерти. Мне только жаль, что не удалось увидеть полного осуществления идей, которых я твердо держался на протяжении десятилетий. Я надеюсь, что товарищи приложат все свои силы в борьбе за достижение цели нашей революции.
В эти дни вспоминал первых своих боевых товарищей — Лу Хао-дуна, Чэнь Ши-ляна, беседы с ними. Особенно одна беседа была памятна: о том, что настоящий революционер не ждет награды, что революционер отдает себя всего революции, которая вправе распорядиться его жизнью. И что его жизнь принадлежит революции. До последнего вздоха.
Потянулись скорбные дни февраля — марта. Уходила жизнь великого борца. Уходили последние дни, часы, минуты, мгновения. Он слабел, но сознание оставалось ясным и светлым. С ним были друзья, товарищи. В Пекин приехал из Кантона Бородин. Больного навещал Л. Карахан.
Сунь Вэнь знал, что ему предстоит выполнить некоторые обязательства перед тем, как навсегда покинет свой пост. Сказать друзьям в стране и советским товарищам то, что у него на душе в эти самые последние, самые искренние минуты в жизни. И надо было спешить. 24 февраля врач объявил, что положение больного быстро ухудшается и жизнь его продлится всего еще несколько дней.
В бессонные ночи, когда оставался один и боли не мучали, он продумывал всю прошедшую жизнь и старался найти слова, которые наиболее полно выразили бы то, что считал важным завещать своим последователям и друзьям. Надо было еще оставить завещание семье. Сыну, Сунь Фо, от которого был далеко не в восторге, он сказал, что, умирая, не оставляет никакой личной собственности и что, если бы после него остался хотя бы один цент, считал бы себя негодяем, для которого революция — одна забава. «Я оставляю после себя свое дело, — сказал Сунь Вэнь, — которое является общей собственностью партии». В завещании написал, что, посвятив всю жизнь исключительно службе народу, он не имел возможности создать себе личное состояние. Детям, уже взрослым и способным позаботиться о себе, он завещает продолжать то дело, которое вынужден оставить неоконченным.
Утром 11 марта он внимательно прочитал продиктованный им накануне текст завещания Гоминьдану и подписал его. Каждое слово этого завещания — частица души бессмертного Суня.
«Сорок лет жизни отдал я делу национальной революции, имеющей целью принести Китаю свободу и равенство. Накопив сорокалетний опыт, я глубоко осознал, что для достижения этой цели необходимо пробудить массы и вести борьбу в союзе с народами мира, строящими отношения с нами на основе равенства.
Революция и теперь еще не завершена. Чтобы довести ее до конца, мои единомышленники должны и впредь энергично действовать, руководствуясь написанными мной «Планом строительства государства», «Общей программой строительства государства», «Тремя народными принципами», а также «Манифестом I Всекитайского съезда». Особенно же необходимо в минимально кратчайший срок добиться осуществления выдвинутых мной совсем недавно требований о созыве Национального собрания и аннулирования неравноправных договоров.
Такова моя последняя воля.
Сунь Вэнь.
11 марта 1925 года».
В последние часы жизни мысль великого Суня была обращена к Москве, к братскому советскому народу, верному другу Китая. Ему он адресовал строки, полные непоколебимой веры в нерушимость боевого союза двух великих народов. И эти чувства его и мысли он выразил в последнем обращении к Советскому Союзу:
«Дорогие товарищи члены Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик!
Меня одолел неизлечимый недуг. Мысли мои обращены и сейчас к вам, обращены к моей партии и к будущему моей страны.
Вы возглавляете Союз свободных республик. Этот Союз свободных республик есть то подлинное наследие, которое бессмертный Ленин оставил миру угнетенных народов. Опираясь на это наследие, народы, изнывающие под гнетом империализма, отстоят свою свободу и добьются освобождения от существующего в мире строя, издревле основанного на рабстве, войнах и своекорыстии.
Я оставляю после себя партию и надеюсь, что Гоминьдан, завершая свою историческую работу по освобождению Китая и других павших жертвой агрессии государств от империалистического строя, объединит свои усилия с вами.
Волей судьбы я вынужден оставить дело своей жизни незавершенным и передать его тем, кто свято соблюдает принципы нашей партии, наставляет и организует моих истинных единомышленников. Поэтому я завещаю Гоминьдану продолжать работу в области национально-революционного движения, чтобы Китай смог сбросить с себя ярмо, навязав которое империалисты низвели его до положения полуколониальной страны. Ради этой цели я повелел партии и впредь укреплять сотрудничество с вами. Я глубоко убежден, что и ваше правительство будет, как прежде, помогать моему государству.
Дорогие товарищи! Прощаясь с вами, я хочу выразить мою пламенную надежду — надежду на то, что скоро наступит рассвет. Настанет время, когда Советский Союз, как лучший друг и союзник, будет приветствовать могучий и свободный Китай, когда в великой битве за свободу угнетенных наций мира обе страны рука об руку пойдут вперед и добьются победы.
С братскими пожеланиями вам всего наилучшего Сунь И-сянь.
11 марта 1925 года».
Он подписал послание и отдал его товарищам. Все земные дела были закончены. Свой долг он исполнил до конца.
Уже пахло весной. Всюду зеленели молодые побеги. Жизнь совершала свой вечный круговорот.
С каждым днем становилось теплей. Солнце стояло высоко над древним городом. Века прошумели над ним. Века китайской истории.
Для Сунь Вэня, для всего того, что было в нем смертного, день жизни угасал. Но дело великого Суня восходило над Китаем подобно могучему светилу, озаряющему бесконечными, немеркнущими лучами будущее, которое вечно.
Он умер 12 марта 1925 года в 9 часов 30 минут утра. И последние произнесенные им слова были: «Мир… Борьба… Спасти Китай…»
Вот годы и дни его жизни: 58 лет б месяцев и 12 дней.
Имя его и борьба не будут забыты никогда.